Межнациональная обстановка в России может быть искусственно обострена к президентским выборам, считает глава Федерального агентства по делам национальностей Игорь Баринов. В интервью РИА Новости он также рассказал о разработке и согласовании плана адаптации цыган, о статусе законопроекта о социокультурной адаптации мигрантов и о том, почему в моноэтнических регионах сильны националистические идеи. Беседовала Марина Луковцева.
— Игорь Вячеславович, недавно завершились выборы. Вы прогнозировали накручивание ситуации вокруг межнациональной обстановки. Насколько оправдались ваши прогнозы?
— Эта тема всегда актуализируется в предвыборный период, мы это знаем, поэтому стараемся во многом работать на опережение. На основании анализа мы прогнозируем заранее возможные очаги напряжения и темы, которые могут быть использованы в нечестной борьбе за голоса избирателей. Считаю, что в период этих выборов нам удалось удержать эту тему на периферии общественного внимания благодаря четкой и скоординированной работе всех ответственных. Тема, связанная с национальностью и верой, на самом деле очень серьезная, сложная и чувствительная для любого из нас, поэтому соблазн использовать такой эмоциональный козырь всегда будет у нечестных политиков, у которых нет иных аргументов, кроме манипуляции национальными и религиозными чувствам. Конечно, такие попытки нужно пресекать. Но мы много работаем с нашими гражданами, проводим просветительскую работу, в том числе и с молодежью, чтобы они могли отличить зерна от плевел.
— В эту кампанию действительно было относительно тихо. К президентским выборам ситуация может обостриться?
— Конечно, эта тема будет присутствовать в повестке. Но, повторюсь, нельзя сидеть сложа руки, надо обязательно проводить профилактическую работу и жестко пресекать любые возможности политтехнологов, политиков, всех участников предвыборной гонки разыграть национальную карту в том или ином варианте.
— В ООН вы сообщали про комплексный план адаптации цыган. Такой план необходим?
— Вне всякого сомнения, необходим. Хочу подчеркнуть, что наше государство уделяет этому вопросу значительное внимание. Большинство цыган ведут оседлый образ жизни, они в большей или меньшей степени интегрированы в наше социально-культурное пространство. В нашей стране находится единственный в мире постоянно действующий и широко известный театр цыганской культуры "Ромэн". Многие представители цыган являются не только гордостью своего народа, но и всей нашей страны. Николай Сличенко, например, легендарный артист цыганской национальности, удостоенный звания Народного артиста Советского Союза.
В 2015 году мы впервые провели серьезное, а во многом и просто уникальное социологическое исследование в среде цыган. Данные, с одной стороны, только подтвердили наше понимание тяжелой ситуации, которая сложилась в образовании цыган. Только 4% цыган имеет высшее образование, чуть больше представителей — со средним образованием. С другой стороны, то, что вызвало общественный резонанс, 81% опрошенных заявили, что вполне довольны своей жизнью и могут считать себя счастливыми людьми.
И тут не надо подвергать критике и скептицизму данные исследования, нужно просто учитывать ментальные особенности тех, на кого это исследование было направлено. У цыган иная система ценностей, основанная на их самобытной культуре, традициях, быте, истории этого народа. Это и не хорошо, и не плохо, но это то, что нужно учитывать, выстраивая эффективную работу с представителями этой национальности, что мы и делаем.
Когда я выступал на площадке ООН при защите российского доклада на комиссии по искоренению всех форм расовой дискриминации, я привел некоторые данные из этого исследования. Цифры вызвали недоумение у экспертов комиссии ООН. Что это значит? Только то, что даже у столь высокого уровня экспертов нет полного представления о внутреннем мире и менталитете цыганского сообщества, об их ценностных ориентирах. Все их представления сводятся к стандартам, то есть они всех меряют одной линейкой, а к каждому народу, помимо стандартных общественных установок, должен быть особый подход, сформированный на глубинных знаниях.
— Каковы механизмы: нужно цыган морально перенастроить или создавать кочевые школы вроде тех, что работают для детей жителей народов Севера?
— Есть разные инструменты и предложения, разные форматы. Мы анализируем опыт других стран, разрабатываем свои механизмы, имея успешный опыт работы с другими народами. Но любой метод, как правило, имеет и плюсы, и минусы. Уникальных, исключительно положительных практик фактически не существует, поэтому надо искать оптимальный выход из ситуации. Например, неплохо показал себя формат, когда для детей цыган создавали отдельные классы, где они не чувствовали себя некомфортно среди других детей, которые лучше владеют русским языком и необходимым объемом первоначальных образовательных навыков. После того, как они догоняют своих сверстников, такие классы расформировывались и дети цыган спокойно интегрировались в общеобразовательную среду со всеми остальными. Отмечу, что мнение экспертов ООН именно по такому формату было негативным, они считают, что это мягкая, но все же сегрегация детей цыган. По их мнению, дети цыган должны обучаться на общих основаниях. А мы видим, что общие основания приводят к социальному напряжению, конфликтам, к полному или частичному отторжению образовательного процесса у детей. Использовался и другой опыт, положительно себя зарекомендовавший, когда представитель цыганской общины присутствовал на уроках и был посредником между преподавателем, детьми и цыганским сообществом, но и тут есть свои минусы. Был положительный экспериментальный опыт использования полилингвального подхода к образовательному процессу на Северном Кавказе Минобрнауки России. Дети, слабо владеющие русским языком, в начальных классах изучали предметы на родном и на русском языках одновременно. Параграф на одном, и тот же параграф — на другом. К сожалению, из-за отсутствия финансирования в 2014 году эта программа была прекращена. Мы сейчас ведем переговоры о том, чтобы ее возобновить, потому что она может быть использована и для детей мигрантов, и для цыганских детей. И такие интересные и эффективные образовательные методы, конечно, необходимо адаптировать под конкретные задачи и применять там, где есть в них потребность.
— План по адаптации цыган утвержден уже?
— Он в установленном порядке проходит все необходимые согласования в правительстве Российской Федерации.
— ФАДН давало рекомендации по включению этнокультурного компонента в новый образовательный стандарт. Вы опираетесь на положительный опыт советского периода или это новые наработки?
— К сожалению, не все мы можем перенести из советской системы образования на современные реалии, что-то неприемлемо, что-то устарело. В советский период во многом сложности в восприятии многонациональности просто нивелировались общей идеологией, идеологией интернационализма.
Сейчас мы совместно с Минобрнауки России формируем этнокультурный компонент, думаем над тем, как его можно встроить в образовательный процесс. У нас есть полное взаимопонимание с министром образования и науки Ольгой Юрьевной Васильевой, которая, как и мы, считает, что важно именно в детском возрасте, даже с дошкольного периода, формировать у детей представление о многонациональности нашей страны, о культурах, традициях и обычаях наших народов. Там, где нет знаний, нет и единства, нет взаимопонимания. Понятно, что этот компонент должен быть ненавязчивым, очень деликатным, полностью адаптированным под возрастные особенности. Какие это могут быть форматы в дошкольный период и в начальных классах? В простой игровой форме: в раскрасках, в стихах, в мультиках, в каких-то наглядных пособиях. В этом случае это будет работать, и работать эффективно.
В ближайшее время между ФАДН России и Минобрнауки России будет подписано соглашение о взаимодействии, которое учитывает и совместную работу по этому важнейшему направлению. ФАДН России уже разработана и предложена Минобрнауки России дорожная карта решения указанного вопроса. Будем совместно двигаться в этом направлении. Если наши граждане будут с детства правильно воспринимать национальное многообразие нашей страны, это не замедлит положительно сказаться и на образовательном процессе в целом.
— Безусловно, интерес вызывает законопроект по социокультурной адаптации мигрантов. Когда ждете его утверждения?
— Мы внесли законопроект в правительство, сейчас есть технические нюансы, которые мы дорабатываем. Но хочу подчеркнуть, мы сегодня имеем абсолютную поддержку среди регионов и нам удалось в ходе работы над законопроектом снять все разногласия с другими федеральными органами исполнительной власти, все они согласовали законопроект без замечаний. Естественно, мы бы хотели как можно быстрее принять этот закон, его актуальность сохраняется на протяжении нескольких лет, кроме того, было соответствующее поручение президента, сейчас вопрос только в финансовом его обеспечении. В нем заложены финансовые ресурсы в качестве субсидий регионам на формирование их региональных программ.
Принимая во внимание бюджетные ограничения, мы прорабатываем вопрос о принятии законопроекта в этом году, со вступлением в силу с 1 января 2019 года. За это время мы должны будем детально отработать методологию, выстроить коммуникации с регионами, подготовить их региональные программы и так далее.
А в том, что законопроект необходим, ни у кого нет сомнений. К нам приезжают люди из более чем 150 стран. И, к сожалению, очень многие из них не интегрируются в наше социокультурное пространство. Чувствуют себя здесь отчужденными, не понимают наши обычаи, традиции и культуру. Мы отмечаем в связи с этим очень неприятную тенденцию. Молодые люди, в первую очередь это характерно для выходцев из Средней Азии, не будучи у себя на родине приверженцами радикальных идей, даже не будучи сильно религиозными, но имея низкий уровень образования, крайне плохо владеющие языком, попадают сюда, в чуждую среду, испытывают сильный стресс, начинают искать поддержку и, к сожалению, часто находят ее не там, где должны. В каких-то молельных домах сомнительного толка. И являются легкой добычей для проповедников радикальных идей и приверженцев экстремистской идеологии. Последствия все мы с вами знаем. Конечно, эту ситуацию надо менять и делать это уже сейчас. Надо начинать работу со стран исхода. К сожалению, до сегодняшнего времени мы все об этом только говорили, а сейчас у нас появился реальный инструмент, который позволит перейти от разговоров к делу.
Подчеркну, что наш законопроект первый в России, опыт других стран тоже весьма минимальный в этой сфере. В законе мы постарались минимизировать затраты федерального бюджета, отказались от той модели социальной и культурной адаптации и интеграции мигрантов, которая была предложена в 2014 году ФМС и не была принята из-за избыточной затратности на строительство адаптационных центров.
— За счет чего планируете минимизировать расходы?
— Мы не будем строить новые центры, а будем задействовать ту инфраструктуру, которая есть в распоряжении общественных организаций, ведущих в том числе и внешнеэкономическую деятельность. Например, у ТПП РФ есть разветвленная инфраструктура как в нашей стране, так и за рубежом, в странах исхода мигрантов. Мы полагаем привлечь к участию в социальной и культурной адаптации и интеграции мигрантов некоммерческий сектор, потому что в результате анализа выяснили, что все-таки большая часть мигрантов с недоверием относится к государственным структурам и неохотно отзывается даже на, казалось бы, правильные нужные мероприятия, которые организуется региональными и федеральными властями. А вот семинары, мероприятия, праздники, консультации, которые проводят общественные организации (во многом выходцы из мигрантской среды), пользуются успехом и показывают эффективность. И это мы тоже учли.
— Насколько страны исхода готовы обсуждать совместную работу в рамках закона об адаптации?
— Ситуация разная в разных странах. Если эта работа будет выстраиваться на основе диалога, естественно, мы должны слышать и ту сторону, взвешенно подходить к принятым решениям. Я не вижу здесь особых проблем. Тем более что частично эта работа уже проводится. Просто она не носит системного характера. Например, ТПП РФ работает в этом направлении, отбирая потенциальных сотрудников для своих предприятий. Сейчас надо всю эту работу систематизировать. ФАДН России готово этим заниматься.
— Получается, почти каждый иностранец, кроме туристов, подпадает под действие этого закона?
— Мы говорим о тех людях, которые не адаптированы и не интегрированы в нашу культурную и общественно-историческую среду, прежде всего это трудовые мигранты и члены их семей. Эти люди должны понимать, куда им пойти, где получить необходимый объем знаний, чтобы чувствовать в России себя комфортно. Не говорим, конечно, о нелегальных мигрантах, но их закон будет стимулировать выходить из серой зоны, в которой они оказались.
— Каковы недостатки существующей системы адаптации?
— Ее, по сути, нет, есть разрозненные механизмы, как-то работающие, но нет системной работы. Ведь только чуть более месяца назад ФАДН России было наделено полномочиями по социальной и культурной адаптации и интеграции иностранных граждан, до этого на федеральном уровне таких полномочий не было ни у кого. Но сейчас мы, принимая во внимание отсутствие в правовом поле понятийного аппарата по этой теме, находимся в сложной ситуации, фактически вне правового поля, с невозможностью реализовывать в полной мере указанные полномочия, поэтому нам нужен этот закон, так как он устранит правовые пробелы.
Есть и другие вопросы, например, нужно разбираться с формальным подходом к сдаче экзамена по русскому языку. И тут у нас есть единый взгляд на проблемы с Минобрнауки России, потому что ключевой фактор адаптации — это знание языка.
— Вы говорили, что вполне логично предложение в рамках проекта концепции миграционной политики на 2018-2020 годы, разработанного МВД РФ, направлять мигрантов на Дальний Восток, но для этого необходимы условия и механизмы регулирования миграционных потоков. Что вы имели в виду — социокультурную адаптацию или еще какие-то мероприятия необходимо проводить?
— Не только на Дальний Восток. Да, миграционные потоки должны быть направлены туда, где есть в них необходимость. Они не должны приезжать только в мегаполисы, где они представлены в избытке. Это ведет к созданию анклавов, к уходу в серую нелегальную миграцию, потому что количество легальных рабочих мест ограничено. Соответственно, это накаляет межнациональную ситуацию, ведет к большому количеству проблем и конфликтов. Мигранты должны прибывать туда, где есть в этом потребность, в том числе и на Дальний Восток. Вообще, регулирование миграционных потоков — очень важная составляющая успешной реализации государственной миграционной политики и социально-экономического развития нашей страны. Социальная и культурная адаптация и интеграция мигрантов — важнейшая составляющая этих процессов.
— ФАДН России рассылало в регионы рекомендации по работе в сфере госнацполитики, при этом вы неоднократно заявляли о том, что есть проблемы в этой сфере в субъектах — и разброс в количестве профильных чиновников, и в распределении функций, и в итоге в реализации госнацполитики. На выступлении в Госдуме вы просили и депутатов в своих регионах проинспектировать выполнение рекомендаций агентства. Есть ли какие-то подвижки?
— Надо признать, что большинство субъектов прислушивается, налажены хорошие коммуникации. Где-то даже создаются избыточные структуры, но это тоже отрегулируется со временем. Медленно, но понимание важности национальной политики для поддержания мира в нашей стране и следование нашим рекомендациям идет.
— А есть явные регионы-двоечники?
— Я бы не стал их называть так. Есть просто регионы, в большей степени моноэтнические, в ЦФО, где национальной политикой занимается один-два человека. Они считают, что у них все хорошо, никакие проблемы межнационального характера их не касаются. А это совсем не так. Проблемы могут до поры до времени не иметь явно выраженного характера. Но как показывает практика, жители именно моноэтнических регионов, не имея опыта межкультурного общения, подвержены настороженному восприятию людей других национальностей. И, кстати, именно в моноэтнических регионах наиболее сильны националистические идеи. Для радикалов они являются как раз удобной средой для работы, а задача региональной власти — защищать своих граждан от этих угроз.
— Вы говорили, что с 2018 года планируется запуск образовательной программы для подготовки специалистов, занятых в реализации государственной национальной политики. Насколько проработан вопрос запуска программы? Что в первую очередь необходимо для ее старта?
— Средства, благодаря выстроенному диалогу с Минфином России и поддержке Дмитрия Медведева, нам выделены, пока небольшие, но достаточные, чтобы начать работу, — 22,7 миллиона рублей. С 2018 года на базе МГУ мы начинаем эту образовательную программу для специалистов в межнациональной сфере. Методика, в принципе, отработана, ее нужно только несколько скорректировать, сделать более приближенной к практической работе, которой повседневно занимаются представители региональных органов исполнительной власти. Это будут семинары, которые мы проведем по всем федеральным округам.
— Выступая в ООН, вы говорили, что до 2025 года на реализацию мер поддержки коренных малочисленных народов выделят 17,8 миллиона долларов. Но при этом вы много раз заявляли, что финансирование недостаточное. На что не хватает?
— Деньги, которые мы выделяем в качестве субсидий, к примеру тому же ЯНАО, большой поддержкой, возможно, не являются. Регион ежегодно тратит 2 миллиарда на поддержку коренных малочисленных народов. Но ситуация разная — в зависимости от бюджетной обеспеченности региона.
Другие субъекты, где компактно проживают КМНС, не могут позволить себе такой роскоши. Даже небольшие средства, которые они получают в виде нашей субсидии, для них очень важны. На эти средства создаются передвижные школы или амбулатории, приобретаются снегоходы, которые в условиях Севера порой являются важнейшим средством выживания. И то, что мы уже несколько лет снижали суммы финансирования, конечно, воспринимается негативно.
Мы видели, что некоторые подходы показали свою неэффективность в предыдущие годы. Когда детей забирали в интернат, они на многие месяцы теряли связь с родственниками, очень переживали, теряли навыки традиционного образа жизни. А потом в тундре и тайге становились чужими, но и не адаптировались в полной мере в другое общественное пространство. Это для многих становилось трагедией. Избежать этого и предложить другие механизмы, например, в виде кочевых школ, которые сейчас активно используют на Ямале, в Якутии, в других регионах, вот это как раз, по-моему, тот новый подход, который и поможет КМНС получить этот выбор — как жить. И тут сокращать финансирование чревато.
