Дмитрий Косырев, политический обозреватель МИА "Россия сегодня"
Представьте такую ситуацию: перед вами мужчина, который считает себя женщиной (трансгендер), вы про него говорите "он" и попадаете за это в тюрьму. Если повезет, лишь платите штраф. Таков принятый канадским сенатом закон. И, кстати, в самой Канаде я уже бы этот закон трижды нарушил, поскольку только что сказал, что он — "мужчина", что он — "он" и вы говорите "про него". Нет, не трижды, даже шесть раз: я же все это еще и повторил.
Ненависть — это любовь
Про любовь мы еще поговорим, а пока что посмотрим — кто-то этому закону из известных людей сопротивлялся, кроме 11 членов сената? Да, например, профессор Университета Торонто Джордан Петерсен. Он сказал, по сути, что в стране людям не дают говорить на своем родном языке, предписывая выражаться так, а не иначе. В ответ против профессора восстали его студенты.
И вы еще удивляетесь, что в странах Балтии или на Украине ограничивают употребление родного для части населения русского языка. Но там хотя бы есть другое население и другие языки. А вот в Канаде английский — родной для всех (кроме франкоязычных жителей Квебека), и ЛГБТ-движение добилось того, что никто не может своим языком пользоваться так, как хочет.
Давно замечено, что вовсе не Америка является гнездом самых лютых и беспощадных либералов. И не Великобритания. А прочие англосаксы, "доминионы британской короны" — Канада, Австралия и Новая Зеландия. В США, где победа Дональда Трампа дала отдышаться нормальной на голову (то есть консервативной) части населения, над канадским законом многие смеются. А в доминионах смеяться, наверное, тоже запрещено.
То есть дело не в законах. Закон — последняя точка. Сначала агрессивное меньшинство терроризирует всех прочих на местном уровне.
Борется эта злобная публика, как уже сказано, за добро и всеобщую любовь. А тех, кто пытается такой любви сопротивляться, она обвиняет — в чем? Правильно, в ненависти. Недавно всего-то агрегатор информации по благотворительным организациям США записал в "группы ненависти" множество таких организаций (видимо, республиканских) — от Американской семейной ассоциации до Колледжа педиатров. И ведь не запретишь записывать.
Что получается: когда наказываешь тюрьмой за неправильное употребление слов "он" или "она" (а уж тем более "оно"), то это любовь. Когда кто-то призывает дать людям самим разобраться, как им разговаривать или кого пускать в мужскую раздевалку, то это ненависть.
Что такое экстремизм?
На днях я в этом споре поучаствовал и получил, как положено, порцию ненависти. Речь идет о материале насчет того, что, если везде развешать камеры и микрофоны и действительно всерьез насаждать запреты, будет какой-то непредсказуемый взрыв. Или камеры, или запреты — вместе эта смесь смертельна. Половина откликавшихся назвала меня гопником, только и желающим пить, курить и выражаться в общественных местах. Спасибо за отклики, друзья.
Кстати, по поводу выражений. Вскоре после моей публикации возникла не канадская, а российская законодательная инициатива насчет того, чтобы запретить русский язык (в его экстремальной форме) не только с трибун или в театре, а даже дома — то есть "в многоквартирных домах". Отклик публики был соответствующий: они там что, совсем офонарели?
Хорошо, что здесь не Канада, где активисты сначала делают невыносимым человеческое существование на повседневном уровне — через отработанные технологии, путем разжигания ненависти и страха в обществе, — а потом уже закрепляют это законодательно.
Ненавистники первым делом обвиняют оппонентов в том, что они принадлежат к "группе ненависти", что часто влечет вполне юридические последствия. Нам это явление знакомо, просто здесь оно называется обвинением в экстремизме. Экстремизм — по сути, и есть возбуждение ненависти.
Посмотрите, как это происходит в англо-саксонских странах — посмотрите для того, чтобы у нас такого не произошло. Сначала появляется небольшая группировка, которой очень хочется распространить повсюду любовь и прочее добро. Но ей мешает большинство, которое имеет свои идеи о добре или о том, как можно и нужно говорить на своем языке.
И вот — все боятся, а вы проводите через парламент свой закон. И не надо никаких революций и выстрелов "Авроры".
Так это происходит у англосаксов. И пусть только там и происходит.