Похороны ЕС как аргумент в предвыборной борьбе

Максим Соколов, для РИА Новости

В воскресенье, 26 марта, выступая перед своими сторонниками в Лилле, на севере Франции, кандидат от "Национального фронта" Марин Ле Пен загодя похоронила Евросоюз, назвав его распад неминуемым: "Евросоюз погибнет, потому что людям он больше не нужен. Надменным гегемониям суждено исчезнуть с лица земли".

Так один из двух ведущих претендентов на пост президента Франции, второй по значимости после Германии страны ЕС, охарактеризовала будущее ЕС. Точнее — отсутствие такового.

Конечно, подобные смелые речи могут быть объяснены предвыборными соображениями. Градус риторики по мере приближения ко дню голосования (осталось меньше месяца) всегда нарастает, к тому же главный соперник Ле Пен — Эммануэль Макрон — известен своей горячей приверженностью ко всевозрастающей евроинтеграции. Логика "Выслушай Макрона и сделай наоборот" очень даже применима в предвыборной борьбе. Тем более что разумея Макрона и Фийона, Ле Пен прямо объявила: "Пришло время разгромить глобалистов", поскольку они предают интересы Франции ради ЕС и глобального рынка. Тут под раздачу попал не только Макрон, чья преданность Брюсселю несомненна, но и Фийон, относящийся к ЕС весьма сдержанно, если не сказать — скептически.

С другой стороны, не все можно объяснить одной предвыборной риторикой. Еще десять лет назад НФ расклеивал в Париже листовки и проводил митинги (весьма, впрочем, малочисленные) с требованием отказаться от евро и вернуться к старому доброму франку. Особой любви к ЕС у этой партии не было никогда.

Другие новости о выборах президента во Франции >>

© Инфографика

Но здесь примечательна не верность принципам, а то, что сегодня разговоры о скорой кончине ЕС ведутся на самом высоком уровне. Ле Пен, делящая с Макроном первое-второе место в предвыборной гонке, — это по статусу вполне серьезно.

С двумя-тремя процентами поддержки (есть и такие кандидаты) можно нести все, что заблагорассудится, но с 25 процентами и отнюдь не нулевыми шансами на победу (или самое малое — на прорыв НФ в состав французских политических грандов) такие речи приобретают серьезное значение.

Здесь позволительно вспомнить распад СССР. Собственно, первый звоночек прозвучал даже не во времена прибалтийских народных фронтов (1989 год) и даже не во времена Карабаха (1988 год), а вообще в 1986-м, когда народные волнения сотрясли тишайшую Алма-Ату. Тем не менее еще в 1990 году о распаде СССР как близкой политической реальности всерьез очень мало кто говорил, хотя Советскому Союзу осталось жить год с небольшим. Зато с января 1991 года только ленивый не говорил о грядущем распаде, и это оказалось самосбывающимся прогнозом.

Использование аргумента о грядущем распаде ЕС как довода уже привычного и обиходного — плохой знак для Брюсселя. Ибо снято табу с таких возмутительных речей, а доводы в защиту ЕС в основном сводятся к рассуждениям о неостановимой поступи истории.

Примерно так во времена СССР рассуждали о новом этапе кризиса империализма и расширении мировой системы социализма. К новой постановке вопроса — "А почему бы и нет?" — СССР оказался не готов. Со старой системой рассуждения даже вполне здравые доводы в пользу сохранения единого государства оказывались недоходны для общества, с известным финальным результатом.

© РИА Новости / Кристина Афанасьева

Перейти в медиабанк

Возможно, Ле Пен (как до нее и Трамп) оказывается кошмаром и жупелом для нынешнего истеблишмента, готового в борьбе против таких опасных смутьянов забыть про всякий политес, поскольку они меняют сам дискурс общественной дискуссии.

Трамп в общем-то еще ничего не совершил, и неизвестно, совершит ли. Победа Ле Пен и вовсе вилами по воде писана, но умственный прорыв они уже совершили. Прежний аргумент нынешнего истеблишмента — "Этого не может быть, потому что не может быть никогда" — больше не работает.

Именно эта перемена, сокрушающая запреты на суждения — пока всего лишь суждения, — и вызывает трепет, потому что почва явственно уходит из-под ног. Глобальный истеблишмент, собиравшийся властвовать вечно, вдруг ощущает, что с таким обетованием он, возможно, сильно погорячился.