Мировая премьера фильма "Заложники" Резо Гигинеишвили (Россия-Грузия-Польша), основанного на реальных событиях, пройдет 15 февраля в рамках специальной программы Panorama Special 67-го Международного Берлинского кинофестиваля. Режиссер рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости Анне Горбашовой о трагических событиях, произошедших в Грузии в 1983 году, взаимоотношениях отцов и детей, искусственных ограничениях и их последствиях.
18 ноября 1983 года шестеро молодых людей и одна девушка (все они были детьми высокопоставленных родителей) захватили самолет, следовавший по маршруту Тбилиси — Ленинград, с целью бегства из СССР. В результате неудавшегося угона погибли семь человек: два члена экипажа, бортпроводница, двое пассажиров и двое угонщиков, десять человек получили ранения. Все захватчики, выжившие после штурма самолета, были осуждены и приговорены к смертной казни, девушка - к 15 годам колонии.
— Резо, что вас прежде всего интересовало в этой непростой истории?
Для меня в этой истории очень много слоев — она про отношение государства к своим гражданам, отношения в социуме, взаимоотношения родителей и детей и главное — она про попытку осознания свободы. Для меня было важно не навесить ярлыки, не объяснить, кто тут прав, а кто виноват, а попытаться проанализировать, как мы жили в это время, какова ответственность за произошедшее не только участников трагедии, но также страны и общества.
Наша картина — это попытка разобраться в истории, разобраться в том, что привело к этой трагедии. Каждый участник этой трагедии имеет право быть оплаканным.
— Вы хотите сказать, что вашим героям — захватчикам самолета — есть оправдание?
— Я хочу сказать другое. То, что произошло, — ужасно. И мы не ищем нашим героям оправдания. Мы пытаемся понять, что именно привело их к истории с тем самолетом.
Один из ребят — Гега Кобахидзе — сын потрясающего грузинского режиссера Михаила Кобахидзе, играл главную роль в фильме Тенгиза Абуладзе "Покаяние". Полкартины было уже снято, а он вдруг угоняет самолет… Почему? Считалось, что по сравнению с другими республиками Грузия жила в достатке. Но были люди, которым было недостаточно вкусных застолий с красивыми песнями. Этот фильм — наше размышление о том, что порождают искусственные ограничения, например отсутствие естественного для человека права на передвижение.
— Но все захватчики — дети из хороших семей с достатком, все у них было, они даже за границу отдыхать ездили… Чего им не хватало, с вашей точки зрения?
— "Все у них было" — это тоже часть советской пропаганды. А что было? Я знаю эти семьи, ходил к ним в дома — простые хрущевки, разведенные семьи, трудные отношения. Один из угонщиков вместе с отцом моего соавтора сценария Лаши Бугадзе прислуживал в храме патриарху. А родители этих парней врывались в храм, протестуя против того, чтобы дети были священниками.
Другой отец шантажировал сына собственным самоубийством. Родители не нашли нужные слова для своих детей, которые, по сути, еще находились в переходном возрасте.
Давайте посмотрим на эту жизнь из сегодняшнего дня. Библию они читали на английском языке — на родном ее просто не издавали. За посещение церкви выгоняли из институтов. В Академии художеств, где учились некоторые наши герои, фиолетовый цвет считался буржуазным и не рекомендовался к использованию. Привезенная из-за границы жвачка становилась огромной ценностью. А если удавалось достать журнал Playboy, то рассматривали не столько девушек, сколько то, что на фоне, второй план — дома, улицы, машины.
Безусловно, никакие из этих ограничений не дают человеку права угонять самолеты, подобные действия ничем нельзя оправдать. Но мне кажется важным размышлять о причинах, которые могли формировать сознание молодых людей того времени.
— Вы полагаете, что часть вины за произошедшее лежит на родителях ваших героев?
— Как можно осуждать людей, которые сами жили в страхе. Конечно, родители понимали, чем могут обернуться и для детей, и для них самих чрезмерное вольнодумство и мысли о свободе. И пытались оградить детей от беды — так, как умели. Другое дело, что они жили в условиях двойной морали, навязывая детям ценности, которых сами не придерживались. В фильме Михаэля Ханеке "Белая лента" прекрасно показано, к чему приводит родительское насилие над детьми. И какой чумой это может обернуться. Но было бы ошибкой снимать картину против системы — получилась бы агитка наоборот. А отношения и ответственность людей, совершающих те или иные поступки, — тема универсальная.
— А вы своим детям — друг или строгий отец?
— Мои дети еще совсем маленькие — десять, пять и три. И я не могу оценивать себя как родителя. Но когда я совершаю какие-либо поступки, я стараюсь думать, как это отразится на моих детях. Я пытаюсь слушать их, потому что знаю, как легко подавить и сломать маленького человека.
— В процессе съемок были трудности, связанные с воспроизведением советской реальности?
— Конечно, были. Прежде всего с самолетом. Все оставшиеся летающие Ту-134 переоборудованы под частные борты. Некоторые из них даже проданы в Африку или списаны. Те, что не проданы и не переоборудованы, уже не соответствуют международной конвенции по уровню шума, они не имеют права летать за границей. А речь о том, чтобы самолет с советской символикой залетел на территорию Грузии, вообще не идет.
Нелетающие самолеты для интерьерных съемок мы искали по всему постсоветскому пространству. Нашли в Перми. Нам пришлось разрезать его на четыре части и перевезти в Москву на траках. После чего художники в павильоне заново его собрали.
Знаменитые рафики, которые наши художники перекрасили в машины скорой помощи, мы искали в Армении и Азербайджане. Советские желтые такси — по всей стране, их тоже почти не осталось. Это так странно — в нашем сознании еще существует СССР, а материально его уже нет почти.
Новые владельцы старых зданий стирают следы истории — паркет меняют на ламинат, мозаику закрашивают белой краской. Для меня это вандализм, стирается история, и я категорически против этого. Мы буквально легли костьми, чтобы зритель поверил, что действие происходит в 1983 году.
— Экшн-сцены снимали по законам жанра, в фильме же они присутствуют?
— Экшн-сцены мы пытались снять так, чтобы фильм не стал боевиком. В сценах с перестрелками для нас важным был не монтажный аттракцион, как принято в жанровом кино, а эффект присутствия. Мы концентрировались на психологии человека в страшных обстоятельствах. Важно — не как стреляют, а почему стреляют, не как убивают, а почему убивают. В нашем случае перестрелка — это не повод развлечь зрителя, а необходимость и попытка постичь состояние всех участников кошмара.
— Как вам работалось с молодыми грузинскими актерами?
— Когда мы делали кастинг, сценарий не был полностью написан. Мы выбирали ребят и уже под них писали реплики, чтобы все выглядело максимально органично.
Мы посмотрели несколько тысяч человек. Почти все из выбранных ребят — дебютанты в кино. Но меня поразило их отношения к делу.
Актеры по-настоящему погрузились в картину, они полностью мне доверяли и чувствовали свою ответственность перед сложнейшей темой. Они не жили в рамках 12-часового съемочного дня. Ни до съемок, ни после съемок они не выключались из материала.
— Волнуетесь перед премьерой?
— Некогда мне сейчас волноваться. Еще очень много организационных вопросов, связанных с картиной и ее участием в фестивале. Позавчера только закончилась перезапись. Наверное, волноваться начну уже в Берлине. Если хватит сил.
— Уже известно, когда картина выйдет в прокат?
— Мировая премьера состоится 15 февраля на Берлинале. Сроки проката еще не определены. У нас есть сильный международный дистрибьютор, дату проката будем определять вместе с ним, но сейчас наши мысли занимает только Берлин. И мы ждем, как примет картину пресса и зритель.
