Тимофей Сергейцев, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
В конце 1980-х и, особенно, в начале 1990-х мы купались в ласковых волнах убаюкивающей американофилии, которая часто проявлялась, как любовь к Западу в целом. Массовые русские ожидания, вытекающие из этой любви, были совершенно неадекватны, но осознание неадекватности её масштаба стало приходить только сейчас. Оглядываясь назад, нетрудно увидеть как минимум две современные причины такого повального русского увлечения Западом и США.
Первая — социокультурная самоизоляция СССР, необходимая для сохранения светской религии коммунизма, отсутствие действительных представлений о Западе и США из полноценного естественного опыта коммуникации и социокультурного обмена.
Вторая — то обстоятельство, что после самоубийства КПСС правящая верхушка осознанно и принудительно сменила в русском обществе коммунистическую светскую религию на религию демократии и неолиберализма, дабы иметь возможность стремительно обогатиться за счёт захвата общенародной социалистической собственности и сформировать миллиардные долларовые состояния, "как у них на Западе".
Сегодня пришла первая трезвость — хотя ещё очень многое предстоит осознать и понять. Мы уже почти понимаем, что неолиберальная доктрина — тоже идеология, как и коммунизм (классический либерализм погиб в огне Первой Мировой войны).
Мы понимаем, что нас банально обманули, хотя, пожалуй, наша историческая ситуация совсем не банальна — так далеко в будущее, так, как мы, ещё никто не заходил. На фоне этого отрезвления поднимается реактивная и вполне объяснимая волна русской американофобии и ненависти к Западу в целом, в чём-то похожая на антиамериканизм бедной части исламского мира, но больше основанная на обманутых ожиданиях и оскорблении лучших чувств, нежели на очевидности явления врага.
США пришли к господству в Европе по итогам Второй мировой войны и падения СССР. Но на нас это господство в полной мере так и не распространилось. А если бы распространилось, то Россия уже была бы демонтирована на несколько десятков "демократий" по типу Ирака после Саддама Хусейна. Что помешало американцам? Что вообще лежит в основе конкуренции-вражды между США и СССР, которую мы неизбежно наследуем? А ведь когда-то США появились на свет при непосредственной помощи и поддержке со стороны Российской Империи.
США — государство-проект. Оно создано людьми, которые всего двести с небольшим лет назад решили, что им нужно государство, которое будет обслуживать частное делание денег и ни чем другим заниматься не должно. США создавались как идеальный инкубатор для капитализма. Всё, что мешает решению этой задачи — а это практически все европейские традиции, религия, культура и история, — должно было быть исключено из тела этого проекта. Разумеется, все, кто жил на "пустой земле", использованной американской страной-проектом, до прихода англо-саксонских "хозяев" тем более не принимались в расчёт. А на место отвергнутых реальных традиций была помещена имитация Древнего Рима.
Сегодня проект США подошёл если не к финалу своего цикла жизни, то, во всяком случае, к глубокому системному кризису, разрешение которого США оттягивают, расходуя ресурсы всего мира. Этот крупнейший суверенитет ещё ни разу не воевал на своей территории так, как это пришлось делать России. Штатам кажется, что это невозможно и никогда не случится. Штаты — дитя мировой буржуазной революции. Сегодня Штаты приближаются к пределам адекватности собственного очень и очень небольшого исторического опыта. Но от осознания этой ситуации они "защищаются" мифом о конце истории.
Россия существовала и стратегически росла как государство в течение многих веков, а в качестве континентальной империи — как минимум с царствования Ивана Грозного. Петр Первый провёл масштабную модернизацию страны, внедрив науку и технологию, но без обязательной социальной революции в комплекте, без передачи научному мышлению и капиталу, как его социальному воплощению, рычагов власти. Это оказалось возможным.
В результате, спустя два века, вместо собственно буржуазной и революции Россия пережила сразу социалистическую, которую, в духе и русле западноевропейского революционного процесса, представляющего собой кризис и умаление государства под натиском научного мышления и основанной на нём экономики и политики, следовало бы называть Великой Октябрьской контрреволюцией вопреки сложившейся советской терминологии.
Социалистическая революция (контрреволюция) превратила Россию в проект одновременно и подчинения научно-технического "рога изобилия" общественным, а не частным интересам, и фундаментальной трансформации государства в кооперации его с вне- и над-государственным политическим субъектом коммунистической власти, коммунистической партией.
После смерти-самоубийства надгосударственного политического субъекта, КПСС, русское государство вышло из этого проектного периода ослабленным (впрочем, не слабее прошедших социальную революцию европейских "демократий"). Но при этом преобразившимся, усвоившим культурный ген реального социализма как типа радикально развитого государственного устройства, с потенциалом модернизации на базе многих достижений советского периода и с "прививкой" от подчинения светским религиям, в том числе и той, которую продвигают по миру США.
В основе как истории США, так и СССР лежит вторжение в мировой исторический процесс научного знания, которое считает себя в лице своих носителей (среди которых есть и люди и социокультурные институты) самодостаточным субъектом и источником власти.
Но если США продолжают попытку опоры на науку во всех вопросах существования социума, последовательно отвергая остатки всякой культуры и традиции, то постсоветская Россия находится в реальной исторической рефлексии этой ситуации, смотрит на неё "извне", из постнаучной эпохи.
Русская постмарксистская философско-методологическая мысль (А.Зиновьев, Г.Щедровицкий, Д.Зильберман, В.Лефевр, М.Петров и др.), ставшая одновременно и пионерским фронтиром постнаучного мышления, выходящего за пределы натурализма науки (который порождает и обосновывает, в том, числе и евро-американский расизм) разработала основания преодоления социокультурного сциентизма Нового Времени.
Человек — не Бог, не субъект, подобный Богу, независимый от мира и потому способный наблюдать мир извне и властвовать над ним. Человек также и не объект, подлежащий исследованию как часть, элемент мира, и подлежащий абсолютной власти, основанной на научном знании о нём.
Человек — деятель, и его мир — это мир деятельности, которому он сам и принадлежит. Проблема труда, как отчуждения сущности человека от самого человека, поставленная Марксом, решается в рамках категории деятельности и её развития. Деятельность человеко-размерна (М.Петров). Именно русский деятельностный подход открывает перспективы развития теории содержательной, проектной экономики в противовес формальному (неолиберальному) экономизму, обслуживающему американский финансовый "насос".
С другой стороны именно Россия сейчас находится в той точке цикла исторического развития, где необходимо, лишив научное знание об обществе его само-учреждённой позиции высшей власти, использовать его, тем не менее, в комплексе с социальным знанием, основанным на культуре, традиции и истории. И сделать это нужно практически. Тут лежат все наши действительные преимущества перед государством-проектом США, в нашем неизбежном историческом состязании.