Преподобный Амвросий Оптинский
Преподобный Амвросий (в миру Александр Гренков) — самый известный из Оптинских старцев, во многом благодаря Достоевскому и его старцу Зосиме в "Братьях Карамазовых". Но не его одного потрясла встреча с этим человеком. Даже отлученный от церкви Лев Толстой после беседы с ним сказал: "Этот отец Амвросий совсем святой человек. Поговорил с ним, и как-то легко и отрадно стало у меня на душе. Вот когда с таким человеком говоришь, то чувствуешь близость Бога".
А ведь всего этого могло бы и не быть — на путь монашества будущий святой встал после долгих лет борьбы с малодушием, сомнениями и привязанностью к миру.
Родился он 23 ноября 1812 года в селе Большая Липовица Тамбовской губернии, шестой ребенок в семье. Отец был пономарем, дед — священником. Естественно, мальчика с детства учили петь и читать на клиросе. Но он был самым обычным ребенком — веселым, компанейским, смышленым. Учился легко — и в тамбовском духовном училище, и в семинарии. И ни о каком монастыре не думал. Пока не заболел. Болезнь была опасной, и юноша дал обет: если выздоровеет, станет монахом. Выздоровел и напрочь об этом забыл.
После семинарии он сначала был репетитором, потом преподавал в Липецком духовном училище. А однажды утром пришел к начальству и сообщил, что решил уехать в Оптину. И зная, что родня наверняка начнет отговаривать, уехал в туда тайно от всех, не испросив даже разрешения епархиального начальства.
Еще живы были великие оптинские старцы Моисей, Лев и Макарий, ставшие его учителями. Прошло несколько лет, и самого Амвросия благословили на старчество (духовное наставничество).
Он обладал необыкновенно живым, острым, наблюдательным и проницательным умом, просветленным и углубленным постоянной сосредоточенной молитвой, вниманием к себе и знанием аскетической литературы, и его проницательность зачастую переходила в прозорливость. А еще он в совершенстве владел пятью языками и имел огромный опыт хозяйствования: все, кто к нему приходили, знали, что от отца Амвросия можно получить не только духовный, но и чисто житейский совет.
Во всех воспоминаниях современников описываются его смирение, доброта, святость и неподдельная радость при общении и со столичным аристократом, и с полуграмотной крестьянкой. И только несколько человек знали, насколько тяжелым был для старца крест духовничества — после перенесенной в молодости и навсегда подкосившей его здоровье тяжелой болезни он 30 лет был практически прикован к постели.
Правда, если бы самого преподобного спросили об этом, он, наверное, только повторил бы фразу, которую чаще всего говорил своим духовным чадам: "Как ни тяжел крест, который несет человек, но дерево, из которого он сделан, выросло на почве его сердца".
В последние десять лет своей жизни он взял на себя еще одну заботу: основание и устройство женской обители в Шамордине, в 12 верстах от Оптиной, где кроме 1000 монахинь имелись еще приют и школа для девочек, богадельня для старух и больница.
1891 год был последним в земной жизни старца. Все лето он провел в Шамординской обители, как бы спеша закончить и устроить там все незаконченное. Там он и скончался. Похоронили его в Оптиной Пустыни, рядом с другими ее старцами. Поток паломников к их могилам не иссякал вплоть до 1918 года, когда калужские власти приняли решение закрыть все 16 своих монастырей.
23 января 1918 года Оптина пустынь была закрыта, но монастырь еще держался под видом "сельскохозяйственной артели". Но весной 1923 года закрыли и сельхозартель, и обитель перешла в ведение Главнауки — как исторический памятник "Музей Оптина пустынь".
В 1931 году музей превратили в Дом отдыха имени Горького, а в ноябре 1939-го, после раздела Польши — в концлагерь "Козельск-1", где содержались около 5000 польских офицеров, впоследствии расстрелянных в Катыни. Во время Великой Отечественной войны здесь сначала был госпиталь, в 1944-1945 — фильтрационный лагерь НКВД для вернувшихся из плена советских офицеров, а после войны до 1949 года — воинская часть.
В 1987 году в преддверие 1000-летия Корщения Руси на волне перестройки Оптину пустынь вернули Русской православной церкви, и 3 июня 1988 в надвратой башне обители в день Владимирской иконы Божией Матери состоялась первая литургия.
В том же году на Поместном Соборе РПЦ преподобный Амвросий был причислен к лику святых. А вот чтобы после всех испытаний XX века с помощью археологов обнаружить место его погребения потребовалось еще 10 лет — мощи преподобного Амвросия Оптинского были обретены 10 июля 1998 года.
Шмини Ацерет и Симхат Тора
Шмини Ацерет – буквально означает "Восьмой (день – праздничное собрание" — завершает еврейский праздник Суккот, но не является его частью. Это – отдельный праздник. В этот день евреи читают поминальную молитву Изкор и молятся о дожде, потому что во времена существования Иерусалимского Храма именно в восьмой день совершался обряд возлияния воды на жертвенник, сопровождавшийся просьбами о даровании дождя в наступающем году. В молитвах, произносимых в Сукот, дождь не упоминали. Но как только сыны Израиля покидали шалаши и возвращались в дома, они немедленно начинали молить Всевышнего о дожде. И сегодня, начиная с Шмини Ацерет, в синагогах в течение всей зимы также читают молитву о дожде.
Иудеи объединяют с этим праздником завершение цикла чтения Торы — Симхат Тора (Радость Торы). Тора состоит из пяти книг, из 54 "еженедельных глав", читаемых в течение всего года. В день праздника в синагогах завершается и вновь начинается годичный цикл чтения. Из ковчега вынимают свитки и семь раз проходят с ними вокруг возвышения в центре синагоги. Шествие сопровождается радостными песнями и плясками. Начинают чтение в Шмини Ацерет и заканчивают в Шмини Ацерет. И так весь народ поступает уже почти две тысячи лет.
В этот день устраивают праздничную трапезу, пляшут, веселятся и поют всевозможные песни и гимны во славу Торы. Эта радость Торы превосходит любую другую — она остается навсегда и никогда не исчезает: даже когда враги разрушили Храм и священный город Иерусалим и изгнали Израиль из его страны, радость Торы осталась с ним и нисколько не уменьшилась.
Праздник Сукот вмещает в себя события целого года. Вообще, слово "год" появляется в Торе рядом с названием только одного этого праздника: "Праздник урожая — на повороте года" (Шмот, 34). Тора учит, что в году, как в празднике Сукот, как бы всего семь дней, и само понятие времени в этом мире в принципе сводится к семи дням — ведь мир был создан за это время. Когда же эти семь дней — неделя — проходят, мир обновляется, начинается с начала.
Неделя праздника Сукот вмещает в себя все недели, прошедшие с начала года, и питает весь мир. А Шмини Ацерет — день, который Тора называет "восьмым" — находится вне времени, как бы над ним. Что же поставило его над временем? Разумеется, Тора, которая тоже стоит над временем.
