Преподобный Никодим Святогорец
Никодима Святогорца в России знают, главным образом, по книге "Невидимая брань": именно по ней в XX веке — когда живая пасторская проповедь из-за гонений стала практически недоступной — многие учились делать первые шаги в духовной жизни. Хотя, строго говоря, автором ее он не был — это руководство по борьбе со страстями и духовному возрастанию написал во второй половине XVI века католический священник Лоренцо Скуполи, Никодим его лишь перевел и адаптировал к православной аскетической традиции. А своей сверхпопулярностью в России книга обязана еще и авторскому переводу Феофана Затворника.
Но это лишь капля в море литературных трудов преподобного Никодима: за свою жизнь он написал, собрал и отредактировал более двух сотен порой многотомных трудов — теоретических, мистических, этических, аскетических, догматических, апологетических, пастырских, гимнографических… У него был редкий дар — в доступной форме излагать самое сложное, а еще знание иностранных языков и феноменальная память. Приняв от Бога этот талант, он всю жизнь провел в духовных подвигах и писании душеполезных книг, считая, что именно так может исполнить волю Божию и принести пользу ближнему.
Возможно, утвердиться в этом выборе будущему подвижнику помогли бурные события, сопровождавшие его юность.
Николаю Калливурцзису шел 21 год, когда он был вынужден оставить школу в Смирне и вернуться на родину — остров Наксос — из-за начавшегося в стране восстания, вошедшего в историю как Пелопонесское или Орловское (по имени графа Григория Орлова и брата его Алексея, сыгравших ключевую роль в тех трагических событиях).
Григорий Орлов еще до подписания манифеста о начале русско-турецкой войны предложил послать к берегам Эгейского моря эскадру, чтобы поднять там восстание православных народов против турок. А Алексей Орлов перед началом войны писал: "Если уж ехать, то ехать до Константинополя и освободить всех православных и благочестивых от ига тяжкого… а неверных магометан согнать в степи песчаные на прежние их жилища. А тут опять заведется благочестие, и скажем слава Богу нашему и всемогущему".
Первые успехи русского морского десанта воодушевили греков, и очаги восстания, которые возглавили выборные начальники епархий (коджабаши) и епископы, вспыхнули не только по всему полуострову, но даже в Сербии, Черногории и Далмации. Дошло до того, что султан вынужден был отозвать с Дунайского театра военных действий крупную часть резерва (что очень помогло русской армии). Прибывшие на Пелопоннес войска вырезали практически все население восставших Мессалонги и Патры.
Правда, если на побережье янычары восстановили порядок довольно быстро, то в горных районах Пелопоннеса их присутствие долгое время было чисто символическим.
И все-таки восстание захлебнулось. Алексей Орлов потом, обвиняя во всем греков, писал Екатерине II: "Здешние народы льстивы, обманчивы, непостоянны, дерзки, трусливы, лакомы к деньгам и добыче, так что ничто удержать не может их к сему стремлению. Легковерие и ветреность, трепет от имени турок суть не из последних также качеств наших единоверцев". Греки же до сих пор считают, что русские цинично использовали их для отвлекающего маневра в войне.
Но, как бы там ни было, заплатить за бунт им пришлось дорогую цену: на Пелопонесе началась резня, были разрушены и разграблены многие города, сожжены тысячи оливковых и тутовых деревьев, заброшены поля. Тысячи греков, спасая свою жизнь, укрылись в горах, бежали на острова и даже в Малую Азию, появились греческие общины на новых территориях юга России и в Австро-Венгрии.
А среди оставшихся на родине православных греков надолго воцарилось разочарование в борьбе с внешними врагами, и внимание переключилось на противостояние врагам внутренним — невидимую брань.
Искал свой путь к ней и Николай Калливурцзис — сначала на острове Закинф, потом в монастыре на острове Гидра, где преподобный Макарий (Нотара), Коринфский епископ, участвовавший в востании и спасавшийся на острове от турок, видя рвение, ученость и феноменальный филологический дар юноши, привлек его к подготовке и изданию святоотеческих книг — делу, которое он продолжил и перебравшись на Афон, где принял постриг с именем Никодим.
На Святой горе его духовником стал преподобный Афанасий Пароссикий, а наставниками — коливады, ратовавшие за возрождение древних аскетических традиций (свое название они получили за то, что, в частности, отказывались варить поминальное "коливо" — кутью — в воскресенье, поскольку канонически днем поминовения усопших является суббота). Именно коливады занимались духовным просвещением, ими был подготовлен греческий текст сборника духовных произведений "Добротолюбие", а их значение для Османской империи часто сравнивают со значением Оптиной пустыни для России.
С работы над "Добротолюбием" начались многолетние литературные труды Никодима Святогорца. Но, подобно своему старшему единомышленнику и сотруднику Паисию Величковскому, он не только писал об аскетических подвигах святых, но и старался применять их советы на практике.
В 34 года он принял схиму, шесть лет прожил в полном безмолвии, и лишь когда прибывший на Афон владыка Макарий Коринфский возложил на него новое послушание — редактирование творений Симеона Нового Богослова, вернулся к литературным трудам.
По свидетельству современников, он был прост, незлобив, нестяжателен и отличался глубокой сосредоточенностью. До конца земной жизни обладал замечательной памятью: Священное Писание знал наизусть, помнил даже главы, стихи и страницы, мог на память цитировать творения святых отцов. Он не носил никакой другой обуви, кроме лаптей, не имел ни смены одежды, ни своего жилища — жил по всей Святой Горе, почему и был прозван Святогорцем, и только незадолго до кончины поселился у иконописцев Стефана и Неофита Скуртеев в афонской столице Карее. В их келье его и похоронили.
Но остались книги, благодаря которым его труд вот уже без малого двести лет продолжает приносить обильные плоды.
В 1955 году преподобный Никодим Святогорец был причислен к лику святых Константинопольским патриархатом, а через год — Русской православной церковью.
