Выступление Джулиана Ассанжа на медиафоруме в МИА "Россия сегодня"

Основатель сайта WikiLeaks принял участие в работе международного медиафорума "Новая эпоха журналистики: прощание с мейнстримом", который прошел в МИА "Россия сегодня".

Основатель портала WikiLeaks принял участие в работе международного медиафорума "Новая эпоха журналистики: прощание с мейнстримом".

 

ВЕДУЩИЙ: Уважаемые коллеги, еще раз Вас приветствую. Спасибо большое, что остались на нашем форуме. Мы продолжаем работу нашего форума, и на очереди третья, заключительная сессия форума "Новая эпоха журналистики: прощание с мейнстримом", которая называется "Конец монополии в век открытой информации".

Прежде, чем мы начнем приглашать на эту сцену участников данной сессии, у меня убедительная просьба ко всем гостям, коллегам, которые присутствуют у нас на этой сессии, убедительная просьба по просьбе правообладателей любая фото- и видеофиксация данной сессии запрещена. Спасибо большое за понимание. И с Вашего позволения я с удовольствием приглашаю на эту сцену участников сессии.

Фань Вэйго, директор Азиатско-Европейского бюро Информационного агентства Синьхуа. Бланш Петрич Морено, корреспондент газеты "La Jornada". Итиё Исикава, старший обозреватель телерадиокомпании NHK. Хуберт Зайпель, писатель, журналист немецких телерадиокомпаний ARD/NDR. Фейсал Аббас, главный редактор англоязычного отделения телеканала Аль-Арабия. Также на связи по формату видеомоста Джулиан Ассанж, журналист, основатель и главный редактор WikiLeaks. Модератор сессии – главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" Федор Александрович Лукьянов.

Давайте, да, мы лучше поменяем табличку.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Добрый день, уважаемые коллеги. Конечно, приятно посидеть в кресле, где только что сидел представитель великого Китая. Но мы, как Вы видите, взаимозаменяемы. Это наша новая евразийская судьба.

Я очень рад приветствовать всех присутствующих на заключительной сессии форума. Тема форума сформулирована крайне интересно, и мы буквально перед началом этого заседания в коридорах обменялись мнениями с Джульетто Кьеза, который здесь сидит в первом ряду, о том, что, действительно ли мейнстрим уже кончился или, все-таки, мы немножко торопимся с тем, что его нет? Думаю, что и те правы, кто считают, что он кончается, и те, кто считает, что он, в общем, гораздо более устойчив. Мы видим, что вот эта борьба идет, продолжается, обостряется. Скорее всего, та тема, которая объявлена уже вот в этой, последней сессии по поводу конца монополии, что очевидно чистая правда… Ну, явно совершенно в современном мире тотальных, всеобъемлющих коммуникаций просто очень трудно установить монополию и, наверное, со временем это станет и вовсе невозможно.

Но как мы знаем даже из политэкономии социализма, которую мы когда-то многие из присутствующих, наверное, изучали в школах и университетах, монополия просто так не сдается. Поэтому мы находимся в стадии антимонопольной процедуры, которая еще займет какое-то время.

Я очень рад, что сегодня на этой заключительной сессии у нас присутствует специальный гость, к сожалению, пока еще по видеосвязи. Будем надеяться, что через какое-то время мы сможем приветствовать его и лично. Джулиан Ассанж с нами из Лондона, из посольства Эквадора. Чтобы не отнимать время, господин Ассанж, пожалуйста. Рады Вас приветствовать в Москве.

Д.АССАНЖ: Огромное спасибо. Это очень интересное собрание людей. Москва, Вы меня слышите? Поднимите руки, если слышите. Хорошо.
Большое спасибо, что меня пригласили здесь выступить. Просто буквально несколько слов по поводу основной темы. У нас представители самых различных медийных держав, но никто не представляет какую-то большую, крупную западную компанию, CNN или одно из изданий Мёрдока.

И так получилось, что в 90-е и 2000-е появилось это созвездие медиагигантов, которых можно в широком смысле назвать западными, но скорее можно даже сказать "американскими". Они смогли доминировать в международных дебатах из-за своей относительной монополии, и было ощущение, и сегодня оно еще сохраняется. Если вспомнить 2006-й год, Нобелевская премия по литературе. Было выступление величайшего британского автора того времени, который и сегодня живет, Гарольд Пинтер. И Пинтер спросил: "Почему США заходили с агрессией в Ирак, но практически никто это не освещал? В то же время жестокости, например, в сталинской России постоянно освещаются и о них пишут подробно?" И он сказал эти слова, выступая со своей Нобелевской речью: "Как будто эти войны вообще не происходили. Хотя, они шли, но никого это не интересовало, как будто их и не было". И эти слова, в общем-то, справедливы с точки зрения того, как освещаются войны западными СМИ.

И действительно, это способствовало более длительному течению таких войн. И, в частности, прежде всего я имею в виду Ирак, где война началась на основе массовой лжи, которая распространялась в западных СМИ. Может быть, не через государственные, конечно, СМИ, хотя и Би-Би-Си здесь приложило руку, но скорее через корпорации, международные корпорации.

И та речь в Стокгольме от Гарольда Пинтера, британского лауреата премии по литературе не транслировалась Би-Би-Си, о ней никто не сообщал на Би-Би-Си. Даже сама речь лауреата – о ней никто не сообщал на Западе. Его речь даже не попала ни в какие новости в Великобритании.

Эта ситуация меняется из-за интернета, из-за социальных медиа, потому что сейчас стало гораздо легче и дешевле людям самим публиковать какие-то новости и свой контент. И, конечно, международные границы сейчас уже стираются.

Кроме того, мы говорим об экономическом положении России, Китая или других государств, таких как Саудовская Аравия, Катар. Эти государства смогли транслировать свои идеи на международную арену – это то, чего не было раньше. И в последние годы российские организации, сконцентрированные вокруг "России сегодня", также смогли высказать свой голос.

Российское телевидение может говорить правду или неправду на международной арене. То же самое можно сказать и о Би-Би-Си, и о других крупных новостных корпорациях. Я не думаю, что у кого-то из экспертов, присутствующих здесь, есть какие-то иллюзии по поводу функции, как работают крупные медиакорпорации. Они, как бы, между двух огней: с одной стороны, финансирование и структуры, которые поддерживают это финансирование, а с другой стороны, им нужно приобретать аудиторию.

В странах бывшего Варшавского договора более трезвый подход к роли СМИ, и на Russia Today это можно увидеть, когда редакторы откровенно говорят "Да, это российская точка зрения на ситуацию. Если здесь даже есть какая-то у нас ангажированность, то это естественная ангажированность".

Если посмотреть на одного из соавторов Хартии 77 из Чехии, который говорил с Джоном Пилджером, великим британским и австралийским журналистом, в 70-е годы было сказано следующее: "Вам больше повезло, чем на Западе, в одном смысле. Мы ни во что не верим из того, о чем мы читаем в газетах или видим на телевидении. В отличие от Вас мы научились читать между строк". И это чтение между строк – этот навык исчез в 90-х и начале 2000-х. И как раз это и способствовало войне в Ираке. Конкурирующие государственные СМИ из стран не союзников США и новые организации пытались давать альтернативную точку зрения на те геополитические интересы, что позволило людям на Западе и в других странах получить эти зерна, эти семена, которые бы научили их читать между строк, и посеяли среди них какую-то такую искорку сомнения. И это очень важно, потому что без этого семени сомнения вероятность войны и оправдание войны, возможности оправдания войны только усиливаются.

Если говорить о будущем, ведущий сказал, что монополии больше не существует в геополитическом смысле, и нету больше монополии США, которую США пытаются проецировать. Но я не столь оптимистичен.

Почему я не столь оптимистичен? Пока эти новые медиа, новые стартапы и новые финансированные государством организации предлагают какую-то альтернативу, остальной мир СМИ идет в другом направлении, возникает новая монополия, которая выстраивается такими организациями как Google. Можно даже сказать, в основном Google.

Google контролирует 80% рынка смартфонов через Андроид. И если ты контролируешь само устройство, которое люди используют для чтения, то всё, что они подключают к этому устройству, Вы тоже можете контролировать.

И вот в следующем году (и Google уже даже книжку об этом написал)… И Google практически отправился в постель с администрацией Обамы, и они практически еженедельно бывают в Белом Доме за последние 4 года. Google напрямую участвует в кампании Хиллари Клинтон, и Эрик Шмидт, руководитель Google – он отвечает за цифровой компонент избирательной кампании Хиллари Клинтон.

В то же время Google также проникает и в традиционные органы власти США. Например, тот же самый Эрик Шмидт, руководитель Google сейчас является сопредседателем совета Пентагона по инновациям.

На прошлой неделе Google опередил Яндекс в России как сайт, который и россияне используют больше.

И вот в этой книге, и в онлайн-статье я говорю о том, что Google не то, чем кажется, и первая страница Google использовалась для того, чтобы оправдать призыв Джона Керри к бомбардировке Сирии в 2013 году. И на институциональном уровне Google присоединился к этому проекту, и в email’ах Хиллари Клинтон, которые мы опубликовали, были email’ы от Джареда Коэна. Это фактически такой Госдеп самого Google. И этот человек также работал на Хиллари перед тем, как он перешел в Google.

И вот это email-сообщение в адрес Хиллари Клинтон говорит о том, как Google заключал секретное партнерство с Аль-Джазирой, чтобы стимулировать оппонентов власти в Сирии, и как использовать технические средства для того, чтобы там стимулировать эту ситуацию.
Google таким образом всё больше и больше контролирует каналы дистрибуции, всё больше и больше контролирует сами устройства, которые люди используют для чтения, и интегрируют другие медиа-активы – YouTube, GMail и так далее. И всё больше и больше Google фактически ассоциируется с этой идеей исключительности США.

Опять же, я говорил, они вовлечены напрямую в избирательную кампанию Клинтон. И когда Клинтон станет Президентом, эти люди в Google, такие как Джаред Коэн, получат, наверняка, какие-то посты, связанные с президентством, с Белым домом, и Google фактически объединится с властями в Вашингтоне.

На международном уровне нет антимонопольного законодательства. Что произойдет, когда возникает рынок с фиксированными правилами, где нет задержки передачи? Там миллисекунды для передачи информации от Нью-Йорка до Найроби, и товар не портится в отличие от яблок, например. И тут местные производители не получают никакого преимущества как с яблоками. И таким образом возникает эта сила, которая всё остальное поглощает. И как это можно остановить? Это только ввести какое-то международное антимонопольное законодательство, как есть на внутренних рынках. Но на международном уровне такого законодательства нет.

Китай попытался решить эту проблему, просто оградившись стеной от Google. Я не уверен, что китайский подход именно по этой причине был выбран. Это скорее был страх, опасение, что социальная динамика может как-то испытать влияние от социальных медиа, и вот то, что происходило во время Культурной революции, те же самые силы могут стать неконтролируемыми.

Но так или иначе сам Google очень сильно на личном уровне связан с властями в Вашингтоне. Там есть какие-то совместные бизнесы. И Google продемонстрировал волю и готовность использовать эти связи в целом ряде ситуаций, и неизбежно Google начнет пытаться влиять на свою аудиторию. Можно спорить, но, скорее всего, это самая крупная аудитория в мире. Google – это крупнейшая медиаорганизация и издательская организация в мире.

Конечно, и другие люди генерируют контент, который входит в империю Google. Но Google хорошо знает свою аудиторию, и академические исследования показывают, что легко манипулировать аудиторией, если Вы понимаете то, что она любит и не любит, и с искусственным интеллектом Вы можете предлагать отдельным людям конкретную информацию на основе их конкретных характеристик не как в государственных СМИ, не как в традиционных СМИ, не как в WikiLeaks, где мы даем информацию, которая идет на всю языковую группу. Но в их случаях Google сможет предлагать информацию, заточенную конкретно под Вас. И такую информацию, которая лично на Вас сможет повлиять.

И для меня… Я вижу эту борьбу, которая продолжается за свободное международное общество. Вот то, что делает Китай, отгораживаясь от Google и Twitter’а, делает китайских граждан менее образованными в каком-то смысле и менее свободными до какой-то степени. Но с другой стороны, получается ситуация, что у нас есть эта большая, агрессивная компания Google, которая пытается всех задавить при поддержке США, используя экономику масштаба, и подавить какие-то внутренние интернет-рынки, размывая способности, возможности местных игроков, и подрывая возможности культуры сохранить себя, если оказывается, что эта местная культура конкурирует с Западом и, в частности, с тем, что устанавливается в Вашингтоне.

И интересно, что скажут другие участники нашей дискуссии по этому вопросу. Я знаю ситуацию в крупных медийных организациях, но вопрос такой: как Вы видите взаимодействие между Вашей организацией и этими крупными, богатыми игроками, которые борются за контроль, у которых есть контроль над интерфейсом, которые контролируют источники информации, сотни источников информации? Они скупают стартапы и занимают огромную нишу на рынке.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Большое спасибо, господин Ассанж, за очень интересное вступление. Если я могу воспользоваться своей ролью модератора, хочу Вам один вопрос задать чисто для уточнения того, что Вы сказали.

Мне кажется, в России у нас перманентные дебаты идут о том, кто источник этой монополии, о которой речь? Это власть государства, которое стоит за любыми изменениями, которое является движущей силой? Или же корпорации, Google и другие, о которых Вы упомянули? Может быть, у них есть свои собственные идеи, амбиции и цели?

Когда Вы говорите, что Google с идеей исключительности США как-то соотносится, Вы имеете в виду, что Google служит интересам США как страны? Или Вы имели в виду что-то другое?

Д.АССАНЖ: Интересный вопрос. Спасибо. Ответ такой. На самом деле, тут слияние, скажем так. Слияние государства и корпорации.
Давайте посмотрим на это следующим образом. Если вернуться к 90-м годам, было 10 подрядчиков у Агентства национальной безопасности – Бузз Аллан Гамильтон, Сейк, Уилки Маркен и другие. К концу 2000-х годов их было более 1100. Вот и вопрос: а что же происходит? 80% бюджета Агентства национальной безопасности США приватизировано. То есть 80% денег, которые идут через Агентства национальной безопасности, которые идут на разработку системы, на слежение за миром, растворяются.

Соответственно, в этом и получается, что Агентство национальной безопасности слилось с государством, но 80% их бюджета идет корпорациям. То есть раньше мы называли это отдельно Правительство, отдельно корпорации, но сейчас разница между ними стирается. Когда мы смотрим на то, как контракты распределяются, даже на личном уровне, мы видим, что стирается эта разница, и они, как бы, сливаются воедино. И в Google то же самое происходит.

Председатель Google – он сейчас является Председателем Alphabet, он является также сопредседателем Совета по инновациям Пентагона. Google Maps – у них карты мира с точностью до улицы, до дороги и дома. Они частично создаются совместно с 2003 года вместе с национальным разведывательным бюро для того, чтобы составлять очень точную карту мира.

Плюс еще на культурном уровне. Я думаю, Вы согласитесь с этим, что на культурном уровне нужно понимание того, кто мы такие? Ну, вот, люди такие как Эрик Шмидт, это семейная Америка, это люди, которые живут и работают в Вашингтоне, лидеры бизнеса, те, кто считают, что они руководят США, кто распределяет контракты и так далее, те, кто прекрасно понимают подоплеку этого.

И, понимаете, происходит интеграция. И интеграция на самых разных уровнях. И я не думаю, что правильно задавать вопрос, речь идет о государстве или о компаниях? У компаний есть свои бизнес-интересы, но эти бизнес-интересы – они очень точно совпадают с бизнес-интересами самого государства.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Спасибо. Это, видно, то, что означает глобализация. Это то, что нельзя отличить корпоративные интересы от интересов государства, и в результате получаем то, что получаем.

У Вас есть возможность поговорить напрямую с Джулианом Ассанжем. Я предлагаю, во-первых, участникам панели, если есть вопросы к нему, ну и, естественно, всем присутствующим. Пожалуйста, заявляйтесь.

Ф.АББАС: Большое спасибо, господин модератор. Фейсал Аббас, Аль-Арабия, Дубаи. Большое спасибо за очень интересный взгляд. Если немножко уйти в сторону от политики, мы жили раньше во времена, когда редакторы газет контролировали, какую информацию давать или не давать. И Вы могли открыть газету и, с одной стороны, Вы могли там увидеть либо что-то культурное, какие-то культурные шедевры или еще что-то, то, что редактор считал, может быть интересным для Вас.

А сейчас это изменилось. Раньше редакторы выбирали, что опубликовать. Но это суждение человека, отдельно взятого человека. А каких людей будут создавать СМИ, когда алгоритмы будут делать то, что раньше делали редакторы? Просто интересно. Если подумать на эту тему, то какое мышление будет у людей через 20-30 лет?

Д.АССАНЖ: Может быть, Вы знаете такой термин "разведка в капитализме". Есть автор, который ввел этот термин, он живет в Берлине. Он описывает экономическую модель, преимущественную экономическую модель Силиконовой долины. А модель такая. Вы создаете что-то, какую-то предуслугу, которая привлекает людей, например, email’ы. Все в Google email’ы дают в обмен на услугу какую-то. Точно также дружба, друзья, семья и так далее на Facebook в обмен за то, чтобы можно было общаться с людьми. Люди создают эти связи, и в результате этот капитал – он, как бы, накапливается. То есть информация, которая дает возможность следить за людьми, и при этом моделировать поведение человека, анализировать его, предсказывать для того, чтобы рекламодателям было бы легче рекламу прицельной делать.

И многие другие организации также, если взять Twitter, например, они продают твиты большими потоками на финансовых рынках. Ну, там понятно, что и ЦРУ, и другие агентства участвуют. Прекрасная услуга, прекрасная информация, которую можно взять и тут же продать кому-то.

И одна из недавних публикаций как раз о том, о чем Вы говорите, о капитализме, о разведывательном капитализме и о том, как легко влиять на людей, используя алгоритмы.

Например, эти интернет-сайты – они становятся более захватывающими, они Вас притягивают, они Вас засасывают, можно сказать, в эту трясину так, чтобы Вы постоянно возвращались и возвращались туда, потому что Вам хочется постоянно быть в курсе происходящего. Например, Google – на Google продвигалась попытка Джона Керри лоббировать бомбардировки в Сирии и поддерживать бомбардировки в Сирии.

И понятно, что делалось это простым методом: там просто задавался вопрос "Вы уже проголосовали?" Понимаете? Это практически поддержка существующей системы США, и это заявление о том, что этот процесс важен, и это политическое заявление, по сути. Понимаете, вот этот призыв, этот вопрос "Ты уже проголосовал?" Допустим, суббота, раннее утро, молодых людей не соберешь в аудитории, все еще спят, потому что поздно легли. А после обеда молодежь уже, наверное, встанет и будет в эфире.

Поэтому очень легко можно манипулировать людьми, их поведением в нужных целях. И это совершенно четко будет продолжаться, и делаться это будет, исходя из интересов организаций, альянсов организаций, их внутренних организаций и их способностей. А способности зависят от того, насколько много вот этой информации для отслеживания людского поведения и паттернов поведения у них будет. А эти алгоритмы – это, действительно, в последние 5 лет стало прорывом. У нас практически 3 потока официальной слежки, как бы, объединились воедино, и сейчас получается, что эти разведывательные данные слились воедино, в один пул информации. Потому что идет накопление огромного количества данных, и из этого уже можно понять какие-то алгоритмы поведения.

Например, Google Translate. Это создали, но не потому, что исследователи, которые знали, как это запрограммировать. Нет. Это сделано наоборот – для того, чтобы можно было как-то алгоритмизировать речи, документы на разных языках, речи людей отдельно взятых или речи в Европейском парламенте, потому что эти алгоритмы сейчас испытываются, исходя из тех паттернов поведения, которые они получают, ведя эту слежку.

Х.ЗАЙПЕЛЬ: Меня зовут Хуберт Зайпель из Германии. Простой вопрос по журналистам. Мы являемся ли просто конвейером между Правительством и индустрией? Или же мы сейчас, будучи на грани вымирания, имеем другую какую-то роль? Какова наша роль сейчас?

Д.АССАНЖ: Вот, как описать, что такое журналистика? Есть разные важные факторы, которые нужно учитывать, в том числе экономические субсидии, используемые технологии, какие формы, какие средства массовой информации существуют. Сейчас, например, мы тоже, благодаря технологиям, с Вами можем общаться. И также зависит от структуры передачи массовой информации.

Есть один элемент, которого не хватает. Это учет того, что во всех структурах присутствует человеческий элемент. Потому что люди – они могут иметь разные мысли, идеи, но люди остаются людьми. То есть какие-то базовые способности у них более-менее те же самые. Если у Вас есть финансирование, структура и технологии, Вы всегда можете найти эти пешки, которые расставят на шахматном поле, каждого в свою нишу. И тогда получается, что отдельно взятый журналист уже не столь важен с точки зрения редактора.

С другой стороны, бывают моменты, когда лидеры стран могут, действительно, отличаться, если взять, например, кабельные каналы и не только, и публикации. Но на самом деле, иногда один человек, который принимает какое-то решение, он очень сильно может повлиять на ситуацию. И когда один человек решил что-то сделать, а другие не принимали такого решения, но этот один человек имеет власть чего-то добиться, то нельзя сбрасывать это со счетов.

Когда мы говорим об этих новых структурах, которые создаются, есть ли там вот эти ниши для журналистов, куда их можно было бы рассадить, скажем так? Я не уверен. Учитывая эффективность масштабных действий, масштабных СМИ для распространения информации и для получения, сбора информации о людях, их поведении и так далее.

И дальше нужды населения и нужды истории, скажем так. В этом плане, в этом контексте у журналистов, все-таки, есть еще определенная роль. Вопрос в том, кто может понять сложный алгоритм, сложный заговор власти? Возможно, в формальном смысле (я имею в виду, когда какое-то преступление). Это означает сговор, поскольку люди, если они сговариваются что-то совершить, совершают преступление, то это сговор. Кто сможет понять эту сложность? 10 человек в соцсетях – они смогут раскрыть, расследовать такой заговор? Нет, нужен специалист. Нужен специалист, который знает эту почву, который знает изнутри эти организации, как плетутся заговоры, какова механика этих заговоров. И такой специалист – он должен по крупинке собрать информацию для того, чтобы сложить всё воедино.

И это не обязательно традиционные журналисты, это могут быть полицейские даже иногда. Это могут быть, например, неправительственные организации, которые борются с коррупцией. Потому что я вижу: много журналистов переходят в эти другие организации, и поэтому люди, репутабельные люди, опытные люди всё еще играют роль, и их слово ценится, имеет вес.

И поэтому я, если мне доверяют, то я могу комментировать, и, соответственно, роль такого журналиста, например, действительно, до сих пор важна и будет важна.

Ф.ВЭЙГО: Очень многие китайцы считают, что Google и его действия нарушили законодательство Китая, поэтому Google покинул китайский рынок. Исходя из современной ситуации, мы считаем, что это не оказало большого влияния на большое количество китайских пользователей, поскольку есть такие компании как Байду и другие поисковики, способные заменить Google.

Но у меня есть также такое ощущение, что Google не хочет полностью отказаться от китайского рынка, поскольку этот рынок приносил ему огромную финансовую прибыль. Но если Google хочет вернуться на китайский рынок, в этом случае, как Вы считаете, с какой позиции Китай должен вести общение с Google?

Хотел бы задать и второй вопрос. Когда Вы рассказываете о своей жизни современной, Вы как-то сказали, что живете фактически в пустом помещении, в некоей капсуле, то есть в космосе. Известно, что максимальный срок продолжительности полета более 100 дней в космосе. А Вы провели в посольстве уже более тысячи дней. В какое время Вы вернетесь, прервете свой космический полет и вернетесь на Землю? К тому же длительное пребывание в космосе может оказать серьезное негативное влияние на организм человека. Как Вы сейчас себя чувствуете? Спасибо.

Д.АССАНЖ: Спасибо за такую интересную аналогию современности. Вначале о Google. Мы опубликовали много данных о выходе Google из Китая. И знаете, очень интересные данные. Там было много проблем, много напряженных моментов между Китаем и Google. Но в конце концов, я вижу, что когда Google официально заявил об этом, это было по причине цензуры, и, соответственно, была начата кампания по борьбе с цензурой в Китае для того, чтобы и оппозицию немножко подогреть, чтобы они посочувствовали.

Но если посмотреть на подоплеку этого процесса, то тут скорее мы видим то, что Google себя считает членом семьи Америки, США и, соответственно, речь о противостоянии США и Китая. Потому что мы видим, что у них было ощущение, что Китай – это враг, это соперник. Почему? Потому что… Там была связь с Вашингтоном. Например, мы шутили сами на эту тему, мы смеялись над цензурой Китая в отношении WikiLeaks, что прекратилось в 2011 году. Но я шутил тогда о компетентности китайских цензоров. Эрик Шмидт, Председатель Google тогда смеялся. И это было выражение какого-то настоящего человеческого, скажем так, не то, что страха, но он чувствовал, что Китай для него представляет угрозу.

Мы знаем, что там были и дочерние корпорации, которые выкупали соответствующих операторов в Китае так, чтобы найти обратный ход в Китай через другие каналы. Но делается это всё, конечно, осторожно, потому что китайские местные компании должны иметь право расти, чтобы Google не мешал им развиваться. Соответственно, нужно местные китайские ресурсы развивать и поддерживать. А в том, что касается национальной безопасности, там же на телефоны на основе платформы Андроид также пытались… Ну, то есть были нападки за то, что получается, что за нами следят, если там есть функция геолокации. Понимаете?

Не надо слишком нервничать, конечно, на эту тему, но понятно, что нужно смотреть, насколько всё сбалансировано в этом плане. Если взять Google, Google, действительно, очень сильно связан с Вашингтоном, с Администрацией. Слишком ли он пытается контролировать Вас? Угрожает ли он развитию отечественных компаний?

Если говорить о моей жизни, о моей ситуации, когда мой космический корабль, космическая станция приземлится, интересный вопрос. Скажу коротко вот как. Пять с половиной лет я без обвинения в этой стране, я задержан. США против WikiLeaks огромный процесс начали. Это самое большое, можно сказать, расследование США, которое было за последние годы.

Источник информации последний также подвергался пыткам пять лет назад. Сделали заключение о том, что в Великобритании меня и в Швеции незаконно задержали без предъявления формальных обвинений в этих странах.

Четыре года в этом посольстве. Конечно, нелегко это. Но с другой стороны, мы продолжаем публиковаться. Три книги я здесь написал, пять миллионов документов опубликовано. И у WikiLeaks большие планы.

А сейчас Вы мне напомнили о том, что мне и хотелось рассказать этой аудитории, как Великобритания выступила против заключения от пятого февраля о том, что я подвергся незаконному задержанию. Они знали, кстати, заранее о том, что решение будет таким.

Если взять закон о свободе информации, посмотрите, Великобритания и США – они за неделю до того, как они ожидали появления этого решения, они уже продумывали, как им напасть, то есть как им противостоять тому решению ООН, которое должно было появиться. Понимаете? ООН назначили пресс-конференцию в 10 утра в пятницу, пятого февраля. И накануне вечером Би-Би-Си результаты уже объявила, хотя, должны были их держать в секретности до появления официального. А они решили этот результат обнародовать до того, как ООН обнародовала.

А как получилось это? Женщина на Би-Би-Си является женой Дэвида Кэмерона, который является Премьер-министром, то есть я так понимаю, его жена была использована для того, чтобы на телевидении начать первоначальные нападки на это решение ООН. Потом Премьер-министр. Даже внук Черчилля помимо Министра иностранных дел и зама иностранных дел, даже внук Черчилля поучаствовал в этой комедии. И он, действительно, он отвечает за… То есть он виноват в конфликте между мной и Эквадором, например.

Вот его ответ. Смотрите, это его собака – ее зовут Рокко. И он написал под фотографией: "Похоже, что Рокко несправедливо задержали". То есть это тот термин, который употребляется, эта фраза о том, что человек несправедливо или незаконно задержан.

Вы можете себе представить, если бы Сергей Лавров в ответ на какую-то критику со стороны ООН, например, по тому, что девочки из "Pussy Riot" попали… Если бы Сергей Лавров, представьте, взял бы свою собаку вот так вот, как на фотографии, и написал бы: "Ой, боже мой, моя собака (там допустим Иван) незаконно задержана", чисто вот так вот, чисто издевательски для того, чтобы среагировать на чье-то заключение в тюрьму. Понимаете, вот, аналогия?

Ведь, то, что сделал он, это абсолютно то же самое. И это же было опубликовано, и тысячи журналистов писали. Пятого февраля это стало самой главной новостью.

И в западной прессе не было об этом ни слова почему? Наверное потому, что они увидели, что настолько Великобритании неудобен, настолько неприятен тот факт, что ООН постановила, что я незаконно задержан. И ведь речь идет о человеке, который должен быть исполнителем закона Великобритании. Понимаете? Человек, который должен быть беспристрастным, и при этом он вот такие издевки позволяет себе. Поэтому пресса здесь, в Европе это заглушила, то есть прекратила. Спасибо.

Б.П.МОРЕНО: Джулиан, я из "La Jornada", из Мехико. Это, конечно, не такая же большая организация, никакая не монополия, это просто газета. Я в ужасе, слушая Вас. У меня такое ощущение, что в мире уже негде спрятаться.

Мы слушали эти два дня, обсуждали значимость социальных ресурсов для того, чтобы достучаться до будущей аудитории, и многие газеты, СМИ, такие как моя, пытаются выйти в Twitter, в Facebook для того, чтобы достучаться до этой аудитории. Но у меня возникает ощущение из того, что Вы сейчас сказали, что это ловушка.

Мой вопрос попроще, чем эти все вопросы об алгоритмах и так далее. Мне просто интересно, что Вы думаете о ситуации с такими СМИ как моя газета?

Д.АССАНЖ: Действительно, это ловушка. Twitter, конечно, получше исторически был. Они не поддавались давлению государства, скажем, США. Американское Правительство пыталось использовать Twitter в деле против меня, и Twitter пытался сопротивляться, даже в суд пошел. Они, конечно, не преуспели, им пришлось выдать всё, что Правительство США требовало. Но, по крайней мере, они попробовали противостоять. За последние два года это как столкновение двух сил. И это силы такие: это те, кто сражаются за социальную справедливость, они жалуются на злоупотребления в адрес меньшинств, женщин и они голосуют за то, чтобы была цензура для того, чтобы остановить эти злоупотребления. С другой стороны, ИГИЛ и пропаганда терроризма.

И что произошло? Фактически это такая ситуация между озабоченностью справа и слева, правых сил и левых сил. Они практически совпали и надавили на Twitter, и теперь Twitter цензурирует большое количество материалов через алгоритмы, когда им кажется, что что-то связано с ИГИЛ в твитах или с пропагандой терроризма.

И в то же время у них есть и другой механизм, который соответствует динамике сталинских чисток, когда все жалуются на Twitter с помощью автоматической формы против людей, которых они считают врагами. А враги в ответ. То есть все друг на друга жалуются, и закрываются в результате счета. И в Швеции была ситуация – там пожаловались друг на друга за информацию, и было что-то закрыто.
И это уже не место для дискуссий, это скорее то, что это есть. То, что контролируется одной компанией со штаб-квартирой в США, а, следовательно, они подвержены тем юридическим и социальным давлениям, которые там существуют.

И единственное, почему мы смогли выжить WikiLeaks как организация на Twitter’е и Facebook, потому что у нас значительный политический капитал. Это был бы скандал полностью нас там закрыть. Но меньшие издатели с меньшим социальным капиталом так делают, и даже Twitter это начинает делать.

Я не знаю, как Вам ответить. Может быть, действительно, создать свое собственное социальное медиа. Но это, конечно, и дорого, и сложно. Ну, наверное, самый лучший ответ – это стремиться к разнообразию, использовать другие ресурсы, такие, которые есть в Китае, или какие-то американские альтернативные социальные сети, такие как Snapchat или российский эквивалент Facebook ВКонтакте.

Мы фактически получаем зеркальное отражение того, что было с проблемой крупных вещателей в 90-х. Недостаточное разнообразие было, сейчас больше разнообразие с точки зрения появления новых государственных медийных организаций. И мы от всех этих разных игроков получаем информацию. И то же самое в социальных медиа.

Для среднего человека в чем проблема (не для издателя уже с репутацией)? Они оказываются в тупике, они формируют социальные связи, которые потом используются, чтобы на них надавить.

Вот, когда мы говорим об этой модели капитализма разведданных, например, люди помещают информацию о себе на Facebook, издатели помещают информацию о своих подписчиках, и это капитал, который начинает контролировать Facebook. И Facebook начинает выдавливать, выжимать этот капитал. И если Facebook начал это делать, и аппарат США может выжать Facebook. То есть они давят на Facebook, Facebook выдавливает этот капитал от своих подписчиков. Вы не хотите рисковать этим капиталом, и все начинают подстраиваться к этой ситуации. И отдельные люди начинают задумываться о том, что они говорят. И у Facebook есть бизнес-модель, где они напрямую выдавливают.

Не многие знают, но если у Вас очень большая группа в Facebook как, например, у WikiLeaks (там 3 миллиона человек), Facebook не разрешает, когда Вы становитесь крупной группой, чтобы Ваши посты доходили до Вашей же аудитории. Они начинают всякие нападки, например, чтобы мы свой пост в нашей собственной группе, пост разместили, мы должны заплатить 2 тысячи долларов за пост для того, чтобы дошло до всей нашей аудитории. Хотя, они подписались получать все посты. То есть Facebook начинает давить на нас, выдавливать из нас этот капитал в виде аудитории.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Время, к сожалению, заканчивается. Я предлагаю следующее. Давайте соберем короткие вопросы Джулиану, он на них ответит, а затем мы перейдем к следующей части нашей дискуссии. Господин Исикава, Вы хотели что-то спросить.

И.ИСИКАВА: (…) компании NHK, одного из большого, самого большого телевидения, большой корпорации в Японии. Я только хочу поблагодарить Вас за создание WikiLeaks. Много интересной информации. Но коротко хочу спросить: Вы противник идеала Америки? Или Вы считаете, что нынешняя Америка направляет по плохому пути? Или Вы противник идеала Америки?

Д.АССАНЖ: Идеал Америки? Идеал вообще в целом это хорошая вещь. Есть свои хорошие культурные традиции в США, но дело здесь не в США. Любая страна, которая в такое положение попадает после Второй мировой войны, повела бы себя также, либо хуже, либо чуть лучше.
Например, китайский консерватизм относительно конфликтов, может быть, произвел бы лучший результат, чем то, что сделали США, но такова история.

Монополия сама по себе очень опасная штука. Монополии душат человеческий творческий потенциал, они душат те пространства, где люди могут открыто говорить о какой-то несправедливости, которая где-то происходит. И в результате эти случаи несправедливости продолжаются. И прежде, чем у нас будет надежда как-то избавиться от несправедливости, нужно хоть как-то о ней узнать. А это пресекается.

Россия в своем медийном пространстве может оказывать давление на маленькие государства. Может быть, с точки зрения этих государств Россия – это такой Google. И какие-то регионы Китая испытывают давление всего Китая. Но с глобальной точки зрения одна большая проблема – вот эта монополизация, которая происходит со стороны США и американских компаний. Сражение продолжается.

Вот, американский мир – эта концепция существует. Например, нельзя сказать, что на Ближнем Востоке влияние США снизилось – скорее наоборот. Но относительно в некоторых регионах некоторые страны сохранили какое-то влияние. Например, Саудовская Аравия, Турция, Катар.

И что мы увидели в Сирии? Да, это часть того, о чем говорил Бжезински, чтобы подорвать какие-то российские интересы или трубопроводы там тоже вовлечены. Но также помощь Израилю в цементировании контроля над Голанскими высотами и так далее.

Но кроме того, это вот как собаки, которые США держат на поводке. И вот эти собаки уже так выросли, что они тянут своего хозяина за этот поводок, куда, может, хозяин и идти не хочет.

То есть позиция США сложная – там могут быть и хорошие вещи, и плохие. Но в долгосрочной перспективе исторической в целом подобная политика США сокращает то пространство, которое людям нужно для существования.

М.КОЛОН: Мишель Колон из Брюсселя по поводу военной стратегии США, военной пропаганды. Прежде всего я хочу поблагодарить Вас за то, что Вы сделали, потому что Вы настоящий герой свободы информации, сражающийся за мир, за истину. Я считаю, что мы должны организовать движение, чтобы Вас как можно скорее освободить.

Мы не можем принять: человека держат в заключении за то, что он служит делу человечества, истины и мира. Я несколько месяцев назад написал Вашему помощнику, мы должны организовать бойкот, санкции и как-то бороться с этим Вашим заключением.

Хорошо, что Вы упомянули опасность монополии Google. Во Франции мы недавно написали и опубликовали книгу о том, как Google, Facebook, Twitter, YouTube помогают американской стратегии контролировать перевороты в Тунисе, в Египте, провоцировать войны в Сирии и так далее. И главное, чтобы эти публикации были на разных языках и как можно больше людей их увидели.

Вопрос такой. Когда WikiLeaks раскрыли то, что раскрыли, мы были очень рады. Это произошло несколько лет назад. Но всё равно воздействие на население было ограниченным. Вы не сожалеете, что Вы выбрали распространить эти откровения и Ваши файлы через эти большие мейнстрим-газеты лгущие "Le Monde", "El Pais" и так далее, которые разбавили Ваши откровения какими-то поверхностными вещами? И начали потом переключаться уже на Вашу жизнь, на обвинения в Ваш адрес. И они также продолжают лгать, как и раньше. Может быть, зря это было сделано, не успешно? Может быть, стоит организовать так, чтобы Ваши откровения распространялись через независимые источники гражданской журналистики, которые сейчас на подъеме, и тогда можно было бы достучаться до большей аудитории, которая, наконец-то, поймет, что нами много лет манипулировали и пора уже что-то с этим сделать?

Д.АССАНЖ: Я с Вами согласен, что эти пять больших издательств, действительно, совершенно возмутительным образом подвергли цензуре наши публикации. И всё это задокументировано. Мы сравнивали те телеграммы, которые они опубликовали, и те, которые у нас были, и там было серьезное редактирование. И мы видели, что они вырезали, например, "The Guardian" вырезала, что Юлия Тимошенко спрятала свое богатство в Лондоне. "The New York Times" совершенно возмутительно написали статью о 62-х телеграммах – они их все сократили до одного параграфа, то, как части северокорейских ракет отправили в Иран. И там написали статью, что Иран может напасть на Европу за 45 минут. И даже не понимая всей иронии этой ситуации, что то же самое говорил Тони Блэр об иракской войне. Хотя, сами телеграммы были как раз наоборот, против такого заявления. Но это просто была амбиция "The New York Times" как-то понравиться людям, которые поддерживают Израиль в Нью-Йорке и в Израиле.

Но мы быстро поменяли эту стратегию. За недели мы расширили наш консорциум больше, чем на 100 разных СМИ, больших, маленьких по всему миру. И теперь у нас есть эта система, у нас есть зашифрованная связь с более чем сотней медийных организаций по всему миру. И хорошая это модель, лучше ли она той, что Вы предложили, когда были бы вовлечены отдельные гражданские журналисты, это сложно сказать. Конечно, с нашей точки зрения, хотя эти крупные медиаорганизации пытаются под своим углом подать наши материалы, всё равно мы фактически взяли их аудиторию. И если Вы не большая организация, и исторически небольшая, нужно приобретать какие-то активы других организаций. И вот почему мы выбрали эти большие газеты. И это была стратегия выживания WikiLeaks как организации. Мы не гордимся, конечно, этими компромиссами, но в практическом смысле чтобы нам выжить от этой огромной контратаки США, которую мы предсказывали, нам нужны были на Западе такие каналы, которые были достаточно крупными. И в конечном итоге эта стратегия… Сложно сказать, насколько это было успешно. "The New York Times", например, очень испугались, что против них пойдут в контратаку, они постарались как можно дальше держаться от нашей ситуации.

И это случай, который мне особенно дорог, и для Вашей аудитории будет интересен. Это связано с курдами. Моя самая любимая и наименее любимая телеграмма, связанная с разрушением Roj TV. Это был крупнейший вещатель на курдском языке, они вещали прямо на регионы, где живут курды. Была тайная сделка между Турцией, Обамой, Премьер-министром Расмуссеном (тогда он был датским Премьер-министром), и было сказано, что он станет главой НАТО в ответ на то, что Дания закроет этот курдский канал Roj TV. И это и произошло. Они нарушили все законы. Roj TV теперь подает в Европейский суд по правам человека. И эта телеграмма описывала данный случай. Вот, посмотрите в интернете, Roj TV, WikiLeaks.

Хотя, казалось бы, Дания – это светоч демократии. Но они вошли в сговор с Обамой и с Турцией, чтобы их Премьер-министр стал главой НАТО в ответ на разрушение, закрытие телеканала для целой языковой группы на курдском языке. И, действительно, отсутствие этого канала теперь влияет на судьбу курдов.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Огромное спасибо за эти возможности. Что Вы планируете на будущее? Сколько Вы будете еще в посольстве? Есть ли какая-то возможность, что Вы покинете здание когда-нибудь? И как с Вашим здоровьем? Датчане какое-то время назад говорили, что обеспокоены Вашим здоровьем. Что Вы можете сказать?

КОРРЕСПОНДЕНТ: Я представляю новостное агентство "Спутник". Вопрос: какое меньшее зло для свободы слова в США, Трамп или Клинтон?

Д.АССАНЖ: Нужно что-то развлекательное в конце. Что касается здоровья, давайте поймем, что в США 50 тысяч человек находится в заключении, в ужасных условиях. И для многих заключенных это очень тяжело.

Моя ситуация – я, по крайней мере, могу работать. Да, действительно, я солнца не видел 4 года. Это сложно. Мои дети маленькие лишены отца уже пять лет. Это возмутительно. И всё это делается незаконно, даже без официальных обвинений. То есть ситуация, конечно, возмутительная.

Но я уверен, что это в рамках истории шесть месяцев или шесть лет… Конечно, это важный вопрос для меня и для моей семьи, но, вот например, победа над Великобританией и Швецией в ООН. Конечно, там будут другие судебные разбирательства, но, конечно, становится всё сложнее и сложнее политически и дипломатически для США, Великобритании и Швеции делать то, что они делают.

Но если кто-то здесь может помочь увеличить для них эти затраты, это мне, конечно, поможет.

По поводу Клинтон и Трампа. Ну, знаете, это внутренние дела США. Трамп непредсказуем, он на всё способен. К сожалению, Клинтон предсказуема и мы знаем, что она делает. Она ястреб, она возглавляла атаку на Ливию. Она участвовала в процессе отправки оружия из Ливии в Сирию и там спровоцировала конфликт. Она ярая противница WikiLeaks. Мы знаем, поскольку мы публиковали их email’ы, она лично следит за моей ситуацией, и люди в ее окружении, есть эти разные гуру, которые получат посты в случае ее избрания. У нее такие люди как Анна-Мари Слотер – это королева либерального интервенционизма, которая руководит New America Foundation. Это политическая организация в Вашингтоне, которая использует Хиллари. И там также участвует в качестве спонсора Эрик Шмидт из Google, и он также был Председателем Совета директоров New America Foundation.

Хиллари Клинтон, с одной стороны, ястреб, который имеет инструменты либерального интервенционизма. И у нее есть риторическое прикрытие для того, чтобы начинать мини-войны. И она, кажется, не против их начать. Хотя, можно задать вопрос: "А в чем польза от этого для США, например, от того, что произошло в Ливии?"

То есть ее позиция и личные инстинкты таковы, что она такие вещи делает. С точки зрения WikiLeaks Хиллари Клинтон – это проблема с точки зрения вопросов войны и мира для безопасности государства и проблема для свободы слова.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Огромное спасибо, Джулиан, за Ваше выступление, очень интересные высказывания. Мы можем только себе пожелать как можно скорее Вас физически увидеть, и надеюсь, что это будет, все-таки, не через шесть лет, а гораздо раньше. Огромное спасибо.

У нас было интересное начало, и мы можем продолжить. Хуберт, пожалуйста, начнем с Вас.

Х.ЗАЙПЕЛЬ: Почему с меня? Мне нужно сконцентрироваться.

Итак, прощание с мейнстримом. Это, конечно, смелое утверждение. Я не думаю, что мы так далеко уже так продвинулись, с моей точки зрения, потому что… Вот мы здесь сидим, и большинство из нас представляет мейнстрим. И мы обсуждаем собственный конец, но на этот конец потребуется время.

Но, конечно, сейчас конец эпохи общих правил. Интернет не только изменил методы и задачи журналистики, но и то, как люди воспринимают новые медиа. И два больших изменения в современной журналистике бьют в самое сердце традиционных представлений.
Во-первых, это подъем пользовательской журналистики. Это, конечно, очень популярно сегодня. И также другое изменение, которое изменило определение журналистики, — это сам интернет поднял такие агрегаторы контента как Google News, и Джулиан великолепно описал, что там произошло.

И эти новые организации уже не полагаются на отдельных журналистов, а просто на свою способность собирать информацию в какой-то локации, где люди могут получать к ней доступ. То есть местоположение становится уже не таким важным, и в результате изменяется баланс сил между пользователями и журналистами. Раньше небольшое количество людей отвечали за доступ к информации, а теперь всё это поменялось.

Конечно, не удивительно, что многие люди считают, что необходимо закончить такую монополию журналистов. Они говорят "Вот, политики, журналисты навязывают людям свою повестку, а она никак не связана с нуждами и проблемами населения". И опять же, здесь всё зависит от конкретной повестки, и это мешает демократии, участию народа в управлении. В какой-то степени это правда. То есть политики используют журналистов как инструмент и наоборот. Это такая, закрытая система.

Но есть вещь, которая беспокоит политиков, и Меркель хорошо это сказала. Вот там была как раз встреча с журналистами, и Меркель сказала: "60% немецкого населения не доверяют медиа, не доверяют СМИ". И это не только для Германии – то же самое и в России, наверняка. Если посмотреть на результаты исследований Левады, подобные цифры. Это общемировое явление.

Итак, это конец монополии и подъем интернета, который бьет по нам, журналистами сильно, подрывая экономику новостного бизнеса и также вымывая профессиональных журналистов из рядов.

И следующий вопрос: "Есть ли какие-то новые методы заполнить этот разрыв?" И пока ответ: "Нет". Интернет повредил традиционные СМИ, привел к коллапсу их бизнес-моделей. И в то же время интернет привел к повсеместному использованию сомнительного онлайн-контента, который притворяется журналистикой. Вы видите, я, все-таки, сторонник традиционализма в этих вопросах. Скорость заменяет содержание, сама новость уже не так важна, важно, кто первый выложил это подобие новости. Даже если через два часа ничего с первой новостью не происходит, Вы меняете полностью все заголовки и это новая валюта (скорость смены этих заголовков).

Но традиционная отрасль пока не нашла, чем заместить, как финансировать глубокую журналистику, репортажи, чтобы противодействовать этому общему движению. Но в целом я оптимист, и вот этот взрыв объема контента снизил его общую стоимость, ценность. И я надеюсь, что те области, которые требуют настоящих профессиональных навыков, всё равно будут нужны людям, и это поможет снова реорганизовать ситуацию в пользу журналистов. Спасибо.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Спасибо. Тема доверия средствам массовой информации, действительно, ключевая, и феномен Дональда Трампа очень интересен в этом плане. Трамп ненавидит большинство медиа, а большинство медиа ненавидят его. При этом Трамп набрал, насколько я читал, самое большое число голосов в истории на праймериз из всех республиканских кандидатов. То есть вероятно вот это вот отношение между ним и прессой не влияет на отношение к нему людей, что, конечно, заставляет задуматься.

Господин Фань Вэйго, я хотел бы попросить Вас. В Китае другая модель отношений прессы и общества, не так ли?

Ф.ВЭЙГО: Уважаемые дамы и господа, коллеги, два года назад финансируемый американским Правительством "Голос Америки" прекратил вещание на Китай на китайском языке. Один из веб-сайтов в Китае провел опрос по этому поводу, и были такие шуточные ответы о том, что в Китае уже не осталось радиоприемников. Кто-то говорил, что китайцев больше уже невозможно обманывать. Но большинство комментариев сводились к тому, что без разницы – всё равно мы не слушаем "Голос Америки". Поэтому тут еще можно сказать, что еще до закрытия вещания "Голоса Америки", соответственно, в 2011 году и в 2013 году прекратили вещание на Китай на китайском языке корпорации Би-Би-Си и Deutsche Welle.

Все знают, что накануне эпохи реформ и открытия в Китае Китай находился в закрытом состоянии. На протяжении долгого времени "Голос Америки" был одним из важных каналов для китайцев для выяснения ситуации в мире и понимания в мире. Хотя, и тогда отношение к этому источнику было двойственное.

Почему же столь мощное средство массовой информации приостановило вещание на Китай на китайском языке? Причина, конечно же, не в том, что им не хватает финансовых средств. Неоспоримый факт состоит в том, что количество слушателей "Голоса Америки" в Китае резко сократилось, и их влияние становится всё более мизерным. Хотя, "Голос Америки" изменял способы вещания на свою аудиторию, даже основали собственный веб-сайт, однако, число посещений и просмотров их веб-сайта было очень невелико.

Некоторые специалисты проанализировали ситуацию и считают, что "Голос Америки" был важнейшим инструментом так называемых мирных перемен в Китае, влияния на мирные перемены в Китае в годы "Холодной войны". Но это позиция, основанная на лжи, обмане и провокациях, она привела к тому, что резко снизила уровень доверия к Америке в Китае. Поэтому это одна из главных, коренных причин того, что "Голос Америки" потерял доверие китайцев.

С другой стороны, важная причина состоит в том, что китайское общество становится всё более транспарентным, всё более открытым и у китайцев появляются новые каналы для того, чтобы узнать мир, узнать о Китае.

Допустим, мы получаем репортажи и информацию из России о ситуации в России. Это надежная информация, объективная информация, которую мы получаем через веб-сайт "Спутник", через другие российские СМИ. Допустим, репортаж о Параде Победы 9 мая на Красной площади – он в течение многих лет транслируется в прямом эфире на весь Китай из Москвы, с Красной площади. Или, скажем, пресс-конференция Президента Путина с представителями мировых СМИ тоже в прямом эфире передавалась на весь Китай через интернет.

Вступая в эпоху взрыва, информационного взрыва, китайцы уже получают возможности доступа к более широким, более объективным, более своевременным источникам информации. В настоящее время у нас есть много разных источников. Помимо агентства Синьхуа у нас есть и другие СМИ. Кроме того, допустим, 22 тысячи крупных газет, две из которых входят в 10 крупнейших газет мира.

В Китае есть более девяти тысяч журналов, более трех тысяч телевизионных студий. Кроме того, сейчас в Китае уже имеется 3,5 миллиона веб-сайтов, в том числе частные, персональные веб-сайты – их уже 1 миллион 50 тысяч персональных сайтов. Корпоративные сайты насчитывают уже 2 миллиона 260 тысяч. И остальные – это правительственные.

В Китае сейчас уже имеется 688 миллионов пользователей – это треть населения или почти половина населения, и по этому показателю Китай стоит на первом месте в мире.

Поэтому в эпоху новых СМИ вслед за быстрым развитием новых СМИ число каналов, по которым можно получать информацию, резко увеличивается. Это и WeChat, и другие социальные средства, платформы.

Все мы знаем, что WeChat – это китайский Facebook, он обладает очень большим влиянием. Количество пользователей WeChat достигает 600 миллионов человек. И если у пользователя есть 50 друзей, то уже в этом случае пользователь имеет очень большое влияние.

Поэтому в наше время уже никакое СМИ не имеет возможности и права на монополию на информацию. При реализации источников информации мы будем слушать всё большее многоголосие и всё большую полифонию. Спасибо за внимание.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Спасибо большое. Ну, я надеюсь, что Вы правы. Хотя, честно говоря, про Китай не могу судить. А вот, скажем, в других странах, которые не относятся к Западу (ну, скажем, Индия та же), мне кажется, все-таки, еще плюрализма маловато, потому что всё равно постоянно выясняется, что, например, Россию и в Индии, и даже в Иране, в странах, которые, вроде бы, не входят в американскую сферу, в основном воспринимают сквозь призму западных СМИ. И кстати говоря, и у нас это тоже до сих пор проблема. Так что работы еще много предстоит.

Я хочу обратиться к госпоже Петрич Морено. Мексика – тоже огромный рынок, медиарынок. Как у Вас с монополиями?

Б.П.МОРЕНО: Спасибо. Да, очень непростой вопрос мы здесь обсуждаем, такой, как прощание с мейнстримом. И мейнстрим, который рассматривается как доминантные медиагруппы корпоративных СМИ, которые оказывают влияние и контролируют сегодня во время кризиса ситуацию. Но я представляю Латинскую Америку, и с моей точки зрения система СМИ в нашем регионе еще далека от прощания с мейнстримом, скажем так. Соответственно, наши медиамагнаты – они до сих пор еще влияют везде на политическую повестку дня и сохраняют монополию.

В Латинской Америке у нас идет процесс концентрации сотен СМИ в очень малом количестве рук, как это происходит и в других частях света. И сейчас то, что происходит, очень похоже на то, как работает группа Руперта Мёрдока в Германии, во Франции, в разных странах. Мы видим то же самое.

Если взять случай с Бразилией, например, несколько раз упоминались события в Бразилии здесь и говорилось о том, как Глобо и еще 2-3 группы, то есть семьи, скажем так, медиасемьи, как они себя в политической оппозиции развили и как они внесли свою лепту в разжигании скандала против Президента страны.

В других странах ситуация похожая в нашем регионе. Например, Кларин в Аргентине тоже такую же роль выполнили, то есть роль политической оппозиции. В Мексике, например, если говорить о монополии, то монополия у нас, например, есть. Televisa, например, это одна семья. Это три из пяти крупнейших общенациональных каналов, 50 местных каналов в основных городах страны, шесть радиостанций, у которых есть еще сотни маленьких бюро по всей территории Мексики. Полдюжины других, развлекательных медиа. 16 компаний, которые мыльные оперы, то есть сериалы создают и продают по всему региону. Плюс футбольные команды. И это я Вам просто говорю для того, чтобы Вы представили себе масштабы одной такой монополии Televisa.

И огромные медиагруппы – они контролируют 85% населения страны, то есть охватывают 85% страны и 90% рынка рекламы контролируют. Об этом еще мало кто говорил на этом форуме, но это проблема, которую тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Сейчас процесс концентрации происходит в мире в разных регионах, и очень мало людей, интеллектуалов и журналистов предупреждают об опасности этого процесса. Рышард Капущинский, польский писатель, которого в Латинской Америке в целом и в Мексике мы очень много читаем, он предупреждал об этом. Он первый забил тревогу о том, что бизнес является движущей силой СМИ, а не журналисты, он первый об этом сказал.

Сейчас журналисты решают, какую информацию давать, что считать новостью, что нет, откуда брать информацию, из какого источника. А какие источники информации, стараться заглушить. И мне кажется, это одна из вещей, где как раз и встает вопрос о свободе выражения, например, когда решалось, считать Уго Чавеса или Эво Моралеса плохими парнями или нет. Или, например, Макри или Президента Пенья Ньетто, считать их достойными доверия, несмотря на реакцию населения, или нет. И в этих СМИ, на самом деле, новости – они очень далеки от реалий, и, по крайней мере, однобоко отражают современные события. Единственное, что они отражают, это то, что полностью соответствует их политическим и экономическим интересам.

Некоторые из выступавших на форуме говорили о том, что падает доверие к СМИ, СМИ теряют аудиторию, соответственно, теряют деньги, выручку, и теряют рейтинг. Я читала, например, что в прошлом году Televisa в Мексике потеряла 80% своего рейтинга. Но! Несмотря на это, предприниматели и бизнесмены продолжают покупать и инвестировать в СМИ. Почему? Почему это так, если сейчас это уже не достаточно денежный бизнес? На самом деле, мы понимаем, в чем заключается ответ – они покупают политическое влияние, инвестируя в СМИ.

Хочу коротко упомянуть также два случая, которые произошли в Латинской Америке, которые доказывают то, как эти монополии могут влиять на происходящее. Гондурас, 2009-й год. Военный переворот против конституционного Президента страны. Не больше трех-четырех бизнес-групп или бизнесменов, которые были крупными землевладельцами в Гондурасе, которым принадлежало несколько компаний, но при этом они же и владели политическими партиями. Они смогли затеять заговор и убрать с поста Президента страны.

Еще один случай, немножко другой. Что происходило в Колумбии? 8 лет режима Президента Альваро Урибе Велеса. Он выступал за эскалацию военных действий, он только делал ставку на военные решения, он не искал ни в коем случае никаких политических решений проблем. А оппозиция, активисты по правам человека, крестьяне и все, кто выступал против него, их называли "террористами". Много людей было уничтожено, 6 миллионов колумбийцев сейчас живут либо за границей в качестве беженцев, либо являются беженцами в своей же стране. Об этом нигде не пишут, и только мы видим эти семьи, которые владеют СМИ, газетами. Они считают, что они были патриотами, они поддержали Президента и заткнули тех, кто пытался сказать правду. В Колумбии аналитики назвали это "авторитарным заблуждением". А испанские СМИ сказали, что это патриотическая журналистика, потому что в интересах страны сказать правду и поддержать Президента. Это два примера цензуры, которые хотелось бы упомянуть помимо прочего.

И понимаете, обычно мы рассматриваем цензуру как меру, которую предпринимает авторитарное Правительство. А сейчас проблема намного сложнее, на самом деле, потому что корпоративные организации, которые владеют СМИ, они сами могут ввести цензуру.

В Мексике, например, у нас есть Carmen Aristegui – это самая известная радиоведущая в Мексике, которая потеряла работу, ее уволил владелец группы радио, решил ее уволить, несмотря на то, что они прекрасно знали, что это приведет к скандалу. Почему? Потому что она очень некрасивую историю коррупции, в которой также Президент Пенья Ньетто участвовал и его жена, она эту историю рассказала. Сейчас она не сможет найти работу ни на одной радиостанции, и вообще очень сомнительно, чтобы коммерческие СМИ ее взяли на работу, пока Президентом остается Пенья Ньетто. Соответственно, это еще один из вопросов, о котором мы говорили сегодня, право на информацию, где оно заканчивается для граждан.

И если честно, я как-то очень скептично смотрю на некоторые заявления здесь в зале, что корпоративные медиа – они выдыхаются, их влияние сужается. Нет. Я хочу скорее выразить сомнение.

Смотрите, правильно ли мы используем термин "альтернативные медиа", если взять "La Jornada", например? Мы делаем вид, что мы не альтернативные СМИ, потому что альтернативные СМИ с 60-х годов описывались как воинствующие СМИ, которые стараются быть свободными от каких-то привязок к корпорациям и так далее, которые всегда в оппозиции властям и одновременно с этим они маргинальные. А мы стараемся быть не маргинальными, мы очень хотим быть не маргинальными СМИ, а мы хотим добиться максимального охвата аудитории, при этом оставаясь критичными и независимыми в нашей политике.

На данный момент "La Jornada" (а нам уже больше 30 лет), до сих пор нам удавалось это делать с успехом, несмотря на экономические трудности, которые, в принципе, все из нас сейчас испытывают.

Поэтому в заключение хочу сказать следующее. Если мы говорим о маленьких СМИ, которые стараются не быть маргинальными, то есть поэтому не быть альтернативными в том смысле слова, как мы это обсуждали ранее, которые стараются просто как-то противостоять искаженной информации. С другой стороны, мы пока не нашли еще в этих дискуссиях решения. И первое, как обеспечить долговечность, финансовую долговечность, то есть долгосрочное финансирование для того, чтобы мы могли выживать, репортеры, которые должны зарабатывать деньги. И чтобы у нас было достаточно ресурсов, чтобы наше СМИ было привлекательным и жизнеспособным. И решения этой проблемы мы пока не нашли.

И еще одна проблема – это рынок рекламы. Все СМИ во всем мире зависят не только от тиража, не только от продаж, не только от наших читателей, но и от рекламы. А рынок рекламы, с одной стороны, он сейчас сужается, он падает, скажем так. И в ближайшее время подъема рынка рекламы я не вижу. А с другой стороны, это реальная монополия. Если уж мы говорим о монополиях, то это реальная монополия, потому что это мейнстримовские, коммерческие СМИ, которые монополизировали примерно 80% или даже больше финансовых ресурсов.

Соответственно, вопрос "Как выровнять, скажем так, почву для развития всех СМИ?" Вот это один из больших вопросов, который пока не нашел решения, который надо обсудить подробнее и, может быть, все-таки, найти решение. Пока я не вижу, чтобы мы смогли найти такое решение. Извините за мой ломаный английский и спасибо за внимание. Жалко, что нет у Вас переводчика с испанского.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Спасибо большое. Мне кажется, очень важный вопрос по поводу финансовой стабильности. Вот те, кто из коллег россиян помнят не очень далекое, но, все-таки, уже подернувшееся дымкой прошлое, самый счастливый период для журналистов, мне кажется, был конец 80-х годов, когда государственная цензура начала слабеть и потом исчезла, но государство еще по-прежнему за всё платило. Вот это был абсолютно идеальный мир для журналистов. А потом начался рынок, коммерция и выяснилось, что всё намного сложнее и иной раз коммерческие ограничения гораздо более эффективны.

Я хочу обратиться к господину Фейсалу Аббасу. Вот, Вы из региона, где в недавнем прошлом в ряде стран государственная монополия на информацию рухнула в процессе революций и так далее. Ну, результаты, в общем, не очень утешительные, но тем не менее, как Вам видится этот процесс резкого возникновения альтернатив?

Ф.АББАС: Большое спасибо, господин Председатель. Как у нас идут дела? Да, я знаю, что мы немножко задержались, день был длинный и насыщенный, поэтому буду говорить коротко и по сути  в отличие от того, как мы, журналисты привыкли.

Прежде всего хочу сказать, что я очень рад, что я здесь с Вами. Это первый мой приезд в Россию. И я говорю это не только потому, что я имею в виду то, что говорю. Просто, действительно, нужно уметь чему-то учиться. Люди боятся того, чего они не знают. Сейчас я понял, что в России бояться надо только погоды. Поэтому в остальном я хочу сказать Вам "Снимаю шляпу".

И я имел прекрасную возможность пообщаться с журналистами здесь. Меня пригласили уже в несколько российских СМИ рассказать о нашем регионе. Я очень рад такой возможности. И как многие докладчики, мы вчера вечером имели прекрасную возможность пообщаться с Министром иностранных дел России. Это был прекрасный урок того, что когда ты идешь к источнику информации, ты очень много можешь узнать, многому научиться.

Вчера правильно говорили, Россию демонизируют и сам регион. Но это из-за того в том числе, что позиция России недопонята. Это не означает, конечно, что если завтра Россию поймут, то тут же встанут с места и радостно захлопают. Нет, конечно. Просто я был очень-очень доволен, приятно удивлен, когда меня пригласили сюда выступить и рассказать мою точку зрения, потому что всегда, конечно, хочется видеть пять докладчиков, которые все высказывают одно мнение, а меня попросили высказать мое мнение. И это приятно.

Революция. Как она повлияла у нас на государственные СМИ и в регионе? Понятно, что арабская весна оказалась не совсем тем, на что мы надеялись. Да, мы сейчас видим конец монополиям, и мы обсуждаем сейчас свободное распространение информации, где начинается и где заканчивается свобода слова. Это то, о чем мы говорили сегодня как раз. И первый пункт относится как раз к Вашему вопросу.

Революция 2011 года, которая произошла в арабском мире. Понимаете, это продукт спутникового телевидения и широкополосной связи, которая появилась в начале 2000-х годов. Я не говорю о широкополосном интернете. Потому что если Вам нужно долго ждать загрузки страницы, то это бесполезно, конечно. Но в результате появления этих новых технологий появились приложения, люди получили через смартфоны доступ в интернет. И не было такого периода в человеческой истории, когда столько человек могли не просто потреблять, но и распространять новости. И сейчас каждый из нас технически является вещателем и потребителем новостей одновременно. Такого никогда не было раньше в истории, и мы увидели в 2011 году во время арабской весны, какое влияние это оказало.

И то, что мы сейчас видим, это новая реальность. Последние лет 10 я был где-то на 15-ти конференциях, если не больше, где обсуждалось будущее медиа. Имеются в виду и новые СМИ, и старые, все говорили "Мы убьем традиционные медиа, мы убьем мейнстрим". И настрой всегда был один, а вывод тоже один – ничто мейнстрим не убьет.

Конечно, мы видим, что радио не убило газеты, телевидение не искоренило радио, интернет не искоренил телевидение. Да, понятно, что потребление падает: сейчас радио слушают только за рулем, в основном, всё меняется. Но и потребность в надежных СМИ, которым можно доверять, эта потребность никуда не делась.

И если вступать в полемику насчет того, что нужно всех блогеров объявить врагами, потому что они распространяют не ту информацию. Да. И ситуация в Сирии – там был известный инцидент. Там был блогер, который назывался Gay Girl In Syria, и там было сказано, что ее похитили. А на самом деле, это была не девушка, не Gay, и не в Сирии, а где-то в Америке, и совершенно не имело отношения к событиям. Но это показывает, что не все блогеры и не вся гражданская журналистика хорошая вещь и ей стоит доверять.

Но с другой же стороны нельзя игнорировать тот факт, что если бы не было гражданской журналистики… Давайте назовем вещи своими именами. Есть ограничения, да, которые идут для удобства существующего режима. Например, на поле битвы – там репортеров не должно быть, как они хотят, да? Но сейчас мы видим, что происходит в городах и селах. Я не делаю политическое заявление, но видео есть. И люди могут спорить, кто такие изображенные на видео, это повстанцы или это силы Асада. Не важно. Я говорю о другом.

Я говорю о том, что тот контент, к которому мы сейчас имеем доступ, у нас не было его раньше. И люди сейчас – они уже не такие глупые, их так просто не обманешь. Раньше, в ранние дни, если речь была о государственных СМИ, то им, в принципе, сходило с рук очень многое.
Я понимаю, что сейчас время позднее уже, я хочу Вам скорее что-нибудь веселое рассказать, а не драму. В 2010 году египетская государственная газета Аль-Ахрам, самая крупная, самая старая в Египте… В то время Президент Обама решил начать мирные переговоры между израильтянами и палестинцами. Пригласили всех в Белый Дом. Президент Обама был, который был главой делегации. На известной фотографии и Махмуд Аббас, и Биньямин Нетаньяху. И потом мы видели Хосни Мубарака. И король Абдалла из Иордании. Это официальная фотография, которая во всех СМИ появилась.

На следующий день Аль-Ахрам поставили Фотошопом Обаму за спиной всей делегации, а Мубарака вперед. И представьте, что было. Меньше, чем за половину дня блогеры разнесли это везде, и это была прекрасная история о том, как государственное СМИ очень сильно оторвано от действительности.

Поэтому когда мы демонизируем блогеров, не все блогеры дьяволы, поймите. И не все государственные медиа таким же образом заслуживают поддержки и доверия.

Мы понимаем, что то, что происходит, если Вы строите коалицию… Даже если построить коалицию всех медийных сетей во всем мире или всех агентств новостей в мире, поймите, люди – они, все-таки, не дураки, они поймут.

Например, коллеги из сирийского агентства новостей – они один раз сообщили, в 2015 году показали красивый ролик, приглашали на Хеллоуин или на летние ночи приезжать в Сирию: "Приезжайте в туристические поездки". Притом все же понимали, что конфликт-то есть и людей не обманешь, не обманешь безнаказанно. Может быть, имели в виду не туристов, а террористов в сообщении о том, что в Сирии всё больше и больше туристов? Может быть, они имели в виду террористов, вспоминая всех убитых женщин, мужчин и детей?

И говоря об этом терроризме, конечно, обидно заканчивать в такой прекрасный день после обеда мою речь такой неприятной темой. Но я об этом говорил утром и хотелось, все-таки, вернуться на секунду к этой теме.

Понимаете, я никогда не мог понять кое-что. Мы же говорили о том, где заканчивается свобода выражения, свобода слова. И я просто хочу повторить свой ответ, который я дал сегодня утром. Мы как журналисты… Да, я, конечно, только за свободу слова, потому что люди должны иметь право сказать, что они думают. Но! Однозначно я не говорю это для того, чтобы это во всех заголовках было. Но не должно быть…
Мы должны быть терпимыми в нетерпимости, скажем так. При этом мы должны действовать, применяя здравый смысл. То есть наша погоня, наша борьба, наша охота на ведьм не должна заводить нас в тупик из-за отсутствия здравого смысла.

Понимаете, мы все прекрасно знаем, что считается порнографией. Так почему же до сих пор нет единого определения того, что считается террористическими материалами, например? В Москве были террористические атаки, и в Саудовской Аравии, и в Сирии, и в Ираке. Практически во всех странах мира были террористические акты. Соответственно, что происходит? Иногда нам нужно смотреть на всё проще, не усложнять там, где нет необходимости.

Смотрите, другой пример. То же самое касается авторских прав. Любой материал, который Вы  постите на том же YouTube, например, видео с музыкой, например, Принса, умершего певца Принса, который всегда требовал удалять любой контент, который он не одобрял. Почему это можно делать, а почему мы при этом не имеем права удалять посты, фотографии, которые дает Аль-Каида, видео, фотографии с людьми, которым отрубают головы? Почему такие двойные стандарты? Понимаете?

Я считаю, соцсети, даже если сейчас они практически рассматриваются как издатели, к ним должны относиться те же правила как и к вещательным компаниям и не только. И они должны выполнять эти правила, и они должны удалять со своих интернет-сайтов такой возмутительный контент. Спасибо за внимание.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Спасибо. Один американский судья, когда его спросили, как он может описать порнографию, он сказал: "Я ее не могу описать, но я ее тут же узнаю, когда ее вижу". И это так и есть. По терроризму пока нет такого единства, что довольно-таки странно, я согласен.

Как говорят, last but not least. Господин Исикава. Я когда получил материалы нашей панели, был сразу заинтригован темой его выступления – "Журналистика в эпоху развития искусственного интеллекта". И может быть вот это и будет ответом на все наши вопросы здесь? Может быть, появится, наконец, искусственный журналист и тогда все проблемы решатся?

И.ИСИКАВА: Я очень пессимистично отношусь к развитию технологий. Но я обозреватель телевидения NHK. По поводу мейнстрима. Если мейнстрим обозначает американское телевидение, то влияние американского телевидения или СМИ в Японии не так велико. Не так велико. Япония – это собственная монополия собственного мейнстрима, включая NHK.

Но проблема заключается в том, что сейчас… Это не проблема, это, наверное, хорошая тенденция то, что очень-очень критично относятся к нашей деятельности зрители или читатели. И мы потеряли доверие от населения. И даже в ходе недавнего землетрясения много соцсетей появилось, как дико снимали телевизионщики в регионе землетрясения. И это как-то подверглось большой критике.

И я хотел, Федор, сказать то, что обозреватели – это очень традиционная журналистская профессия. И я хотел сначала сказать, как работает наше телевидение обозревателей, самый старый тип журналистского телевидения.

В NHK корреспонденты и продюсеры, и ведущие, которые заслужили уважение среди специалистов в своей сфере, становятся обозревателями. Наверное, руководители NHK считают меня работающим только как обозреватель, а остальное как директор департамента – это нельзя его отправлять, а только обозревателем.

Но если говорить о себе, я начал освещать международные отношения в конце самого счастливого периода журналистского, это в конце Перестройки. Очень интересно было. Я посмотрел, извините пожалуйста, распад Союза. И с господином Киселёвым… Когда он был молодым корреспондентом и я тоже молодым корреспондентом, вместе бродили в Прибалтике или на Кавказе, и очень интересный период. И я стал обозревателем, скоро уже будет 10 лет.

И главной темой моего комментария являются российско-японские отношения. Суть этого, почему Премьер-министр намерен укрепить связи между Японией и Россией. И особенно после кризиса в Украине Россия и США противостоят друг другу. И соответственно, отношения между Японией и Россией стали очень сложными.

Меня очень интересует эта тема как обозревателя. С конца прошлого года я встретился с бывшими руководителями Правительства Абэ и представителями России, моими старыми друзьями, 30-летними друзьями или 10-летними друзьями, и собрал информацию. Не только информацию – для меня очень важно, для моего инстинкта важно, в каком направлении сейчас двигаются отношения между Россией и Японией? И может ли Абэ проводить серьезные переговоры с Президентом Путиным при условии, что США против этого? Осуществиться ли встреча двух глав в Сочи?

В ходе этой работы оказалось следующий факт. В феврале во время телефонного разговора Абэ и Обамы Обама прямо потребовал от Абэ отмены визита в Россию. И Абэ был не согласен с Обамой. И между Абэ и Путиным в феврале тоже состоялся телефонный разговор, и дискуссия была о том, кто нарушает стратегическую стабильность в Северо-Восточной Азии.

Может быть, в ходе моей работы мое мнение о России повлияло на России политиков и Правительства Японии, хотя я это не намерен был делать. Я потратил довольно много времени на подготовку комментариев к встрече Абэ и Путина в Сочи 6 мая. Там был включен мой предварительный сбор данных, информации коллегами в Сочи и разными другими источниками новостей. Но при этом я задумался, в какой степени я должен передать на телевидение информацию, которую я узнал от доверенных источников информации, в том числе как я выражу эту информацию своими мыслями?

Я усваиваю информацию на основе моей точки зрения. Я создаю сюжет и пытаюсь объяснить результаты встречи в Сочи.
Как я составляю мое суждение, мою точку зрения? Я просто могу ответить, это на моей совести. Нету другого ответа. Но более 30 лет я освещаю Россию, и я исследовал каждые дипломатические переговоры Японии и России – чтобы заключить мирный договор, чтобы совершить разные подходы к решению этой проблемы, включая территориальные проблемы. Я знаю всю историю и провалы дипломатии.

Но японские зрители считают, когда я появляюсь на экране, они ассоциируют: это сюжет о России. Поэтому моя оценка о встрече в Сочи не намеренно, но влияет на оценку о встрече в Сочи японского общества. Я стараюсь объяснить не только факты, но и предположить будущее, анализировать разные факторы. Я не знаю, можно ли назвать это мейнстримом, но, тем не менее, это один из способов традиционной телевизионной журналистики.

Сейчас зрители не хотят учиться, чтобы я объяснил им, что правда или что факт. Они хотят получить от меня какую-то точку зрения для их собственного обсуждения и их собственной оценки. Сейчас люди относятся к телевидению, к журналистам с сомнением и критикой. У зрителей есть желание самим редактировать факты как редакторы.

И через социальные сети… Уже многие сказали здесь, что в интернете представители новостей и специалисты публикуют свое мнение и комментарии не через классические СМИ, и очень многие блогеры, уважаемые специалисты через (…) или через соцсети публиковали свои мнения и они пользовались авторитетом и уважением некоторой части.

Поэтому уже можно сказать, что это конец счастливого периода телевидения и начало очень сложного, трудного времени.

И я хотел сказать последнее, в чем меня сейчас беспокоит технологическое развитие? Федор сказал, искусственный интеллект в мире медиа может стать обозревателем? Искусственный интеллект очень активно развивается. Уже искусственный интеллект используется для прогноза погоды, новостей или, может быть, некоторого анализа экономических новостей. Может ли искусственный интеллект заниматься моей работой обозревателя? Я называю хаотические состояния на своем столе творческим беспорядком. Но это ужас. Чтобы исправить эту ситуацию, я призываю искусственный интеллект как партнера, который поможет решить проблемы. Я назову нового партнера (…). Он будет собирать нужные для меня материалы, подбирать самые важные элементы среди материалов и приводить их в порядок. Вот, мне как раз нужны такие функции.

Ну, сейчас, например, шахматы, (…), все искусственные интеллекты сильнее, чем человек, особенно Го, очень сложной игры. Но даже этот искусственный интеллект превосходит возможности человека.

И мой партнер (…) будет накапливать и анализировать информацию и знания о прошлом, и оттуда предполагать будущее. Возможно, что искусственный интеллект сможет читать и классифицировать разные вещи легко и просто. Я как человек, у меня ограниченное время. В сутках 24 часа. Но для искусственного интеллекта не день, секунды. Он может читать, он может накапливать много материалов.

И однажды (…) может начать отправлять сам письмо с вопросом к источникам, специалистам или политикам, ньюсмейкерам, в том числе здесь находящемуся господину Лукьянову, и он станет сам собирать информацию. Он постоянно учится и прогрессирует, и в будущем может наступить такой день: мой лояльный помощник (…) скажет "Господин Исикава, отдохните дома. Я могу точнее и лучше объяснить события, чем Вы". И спасибо большое за внимание.

Ф.ЛУКЬЯНОВ: Да. Ну, я так понял, что с господина Исикава надо было начинать, конечно, потому что он открыл перед нами просто бездну новых тем. Мы тут между собой-то разобраться не можем, а тут уже, оказывается, на пороге у каждого из нас стоит искусственное альтер-эго, которое скоро начнет действовать сам собой. Спасибо, что предупредили: я теперь буду внимательно читать Ваши письма, чтобы понять, это Вы пишете или, собственно, Ваш искусственный партнер.
Но несмотря на всё это, мне кажется, у нас была очень содержательная сессия. К сожалению, мы перебрали, ужасно перебрали по времени, я уже не могу, меня выгонят иначе организаторы. Нет, увы, времени уже нет совсем (меня уже предупредили).
Спасибо большое всем участникам, спасибо большое отсутствующему Джулиану Ассанжу. И я думаю, что этот форум будет регулярным – приезжайте в следующий раз. Спасибо.