Максим Соколов, для МИА "Россия сегодня"
Рассматривать Германию как если не дружественную, то благожелательно нейтральную или хотя бы просто нейтральную державу скоро станет совсем трудно. Помешает официальная военно-политическая доктрина, пребывающая сейчас в финальной предпубликационной стадии.
"Россия отворачивается от Запада, подчеркивая стратегическое соперничество и наращивая свою военную активность на внешних границах ЕС. Без фундаментального изменения курса Россия в обозримом будущем станет угрозой безопасности нашего континента. Россия больше не является партнером, а является соперником", — говорится в новой редакции доктрины. В военном немецком языке unser auslaendischer Nebenbuhler ("наш иностранный соперник") имеет совершенно однозначный смысл. Так называют потенциального противника в возможной будущей войне.
Кроме России, угрозами национальной безопасности Германии являются терроризм, киберпреступность, бесконтрольная миграция, национализм, гонка вооружений, глобальное потепление и эпидемии. Т. е. апокалиптические глад, мор, нашествие иноплеменных — и туда же Россия.
Приятного тут, конечно, мало, и даже чрезвычайно мало. Если доктринальная риторика американцев является, по крайней мере, давно привычной, то немца, изъясняющегося в подобном стиле, не видели давно и уже несколько отвыкли от такого зрелища. По крайней мере со времен восточных договоров ФРГ, то есть с 1970 года, такой стиль был неупотребителен.
Если, однако, немцы приняли ответственное решение и причислили Россию к потенциальным противникам — стало быть, причислили. От былых, имевших место в XX веке, конфликтов между Германией и Россией страдания и русских, и немцев были чудовищными. Но видно, охота к повторению пуще неволи.
Но тогда не вполне понятно, как интерпретировать прозвучавшие даже не неделями, но в буквальном смысле слова днями раньше высказывания ответственных лиц правительства Германии. И министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер, и министр экономики и энергетики, вице-канцлер Зигмар Габриэль только что допустили ряд осторожных высказываний о том, что продление санкций против России, скорее всего, уже не пройдет так гладко, но встретится с серьезным сопротивлением внутри ЕС. Обыкновенно высказывания такого рода рассматривают как пробный шар, позволяющий отследить реакцию и нащупать почву для оппортунистического решения вопроса о санкциях. То есть торжественно объявлять о победе никто не готов, это затруднительно, тогда как тихо спустить дело на тормозах было бы самым приемлемым вариантом. Если же спуск на тормозах не предусматривался, смысл нарочитых высказываний вообще непонятен: даже и реакцию противной стороны не успели отследить.
Положим, минские договоренности всяк трактует по-своему, отчего и обещать можно что угодно — всегда можно сказать: "А вот с нашей точки зрения, минские договоренности не выполнены". Хотя все равно непонятно, зачем так спешить со снятием санкций со злейшего внешнеполитического соперника, которым является Россия.
Но Меркель далее сообщила, что Россия "шаг за шагом" сближается с европейским экономическим пространством, и в конечном итоге может появиться "единая экономическая зона от Лиссабона до Владивостока". Это вкупе с военной доктриной ФРГ производит совсем странное впечатление, ибо не может из одного источника разом вытекать и соленая, и сладкая вода. Если есть движение в сторону "от Лиссабона до Владивостока", то значит, нет фатального ухудшения отношений, вынуждающего сочинять предвоенную доктрину. Если же фатальное ухудшение, к несчастью, имеет место быть, при чем здесь тогда Лиссабон, а равно Владивосток?
Диалектика — великая вещь, но и в ней все-таки надо знать меру.
Сперва ЕС (известно ведь, кто в ЕС заправляет делами) заключается соглашение с Турцией, представляющее собой форменную капитуляцию перед Эрдоганом, который получает от Европы все, не пожертвовав со своей стороны ничем. Положим, другого выхода не было, и мужественно подавив требования своего немецкого сердца, в Берлине подписали похабный мир.
Немедленно после этого бундестаг при одном голосе против (считай, единогласно) принимает резолюцию с осуждением геноцида армян 1915 года. То, что Эрдоган будет в бешенстве, всем было очевидно, но, видать, бывают такие случаи, когда честь дороже интересных выгод. Прекрасно, но к чему тогда был похабный мир с Турцией? Нет ответа.
В довершение фантасмагоричности сообщается, что сама Меркель, Штайнмайер и вице-канцлер Габриэль не голосовали по вопросу о геноциде, потому что были заняты другими важными делами. Очевидно, чтобы в случае турецких претензий ответить в духе "я не я, и лошадь не моя". Можно ли убедить взбешенного контрагента столь наивной хитростью — это другой вопрос.
И турецкий сюжет, и сюжет российский имеют между собой общее. Германская внешняя политика, начиная самое позднее с Бисмарка, могла нравиться или не нравиться, могла быть разумной или губительной, но почти до наших дней у нее было имманентное квалифицирующее свойство. Она была мужественной и твердой. "Вахта на Рейне" в исполнении германских дипломатов. То, что происходит сейчас, мужественной и твердой политикой назвать невозможно. Более это напоминает женскую логику, переходящую в женскую истерику.
