Основатель венесуэльского оппозиционного объединения "Круглый стол демократического единства" и бывший исполнительный секретарь этой коалиции Рамон Авеледо рассказал в интервью корреспонденту РИА Новости в Каракасе Дмитрию Знаменскому об уверенности в победе на предстоящих 6 декабря парламентских выборах, перспективах отношений с Россией и закупок вооружений в случае успеха оппозиции, а также о мерах по спасению экономики Венесуэлы.
— Господин Авеледо, как вы оцениваете общую картину в Венесуэле накануне парламентских выборов 6 декабря – сбалансирована она или нет с точки зрения оппозиции? Какие проблемы, стоящие перед Венесуэлой, сейчас являются наиболее важными?
— Скажем сразу, что предстоящие выборы не означают смены правительства, но имеют огромное политическое значение. Одной из основ функционирования нынешней модели, которую хотят продолжить и дальше, является то, чтобы конституционные органы работали так, как нужно во имя революционной солидарности, и чтобы властный проект развивался. Это позволяет в свою очередь конституции не работать в полную силу. Раньше это все было возможно благодаря харизме покойного президента Чавеса, но теперь, с приходом его наследников, ситуация становится больше похожей на то, что происходило с правительством Ариаса Наварро, непосредственного наследника генерала Франко в Испании, который хотел управлять так, как будто бы он управлял при самом Франко.
Для народа Венесуэлы сейчас довольно очевидна тенденция в пользу оппозиции. Единственной разницей в разных опросах является, с каким преимуществом — 35, 20 или 12% — победит оппозиция, но нет ни одного опроса общественного мнения, где правящая партия (Единая социалистическая партия Венесуэлы – ред.) выходила бы вперед. Это преимущество оппозиции на уровне народных предпочтений имеет место первый раз в истории и контрастирует с ситуацией на институциональном уровне, где все преимущества у правительства. Оно контролирует все органы власти, использует их очень интенсивно, использует государственные ресурсы в своей кампании, смешивая партию с государством.
Вы, может быть, спросите, как же получается так, что с учетом всех этих институциональных преимуществ правящей партии у оппозиции есть такое преимущество в ее пользу? Ответ – в социальных и экономических реалиях. Венесуэла является сейчас единственной страной мира с трехзначной инфляцией. Сейчас самый наш близкий преследователь – Белоруссия – имеет всего лишь двухзначную инфляцию. Еще Иран имеет двухзначную инфляцию.
— А какой точно сейчас уровень инфляции в Венесуэле?
— Подсчеты МВФ дают сейчас цифру в 130%. Год мы закончим с инфляцией в реальном выражении, которая может быть в районе 300%. Это прогноз, который делают экономисты, основываясь на имеющихся данных. МВФ тоже предсказывает очень высокую инфляцию, а вот правительство со своей стороны не представляет вообще никаких цифр по инфляции с самого начала года. Раньше оно это делало каждый месяц, а в 2015 году не было ни одного бюллетеня по инфляции. Правда, в эти дни президент республики сказал: "Хорошо, да, инфляция находится на уровне 80%". Это был первый раз, когда он коснулся этой темы, но эта цифра некорректна.
Частный центр CENDA каждый месяц считает стоимость продовольственной и базовой потребительской корзины, в которую входят не только продукты питания, но и госуслуги, транспорт, платежи за свет и телефон, в общем, сумма всех расходов семьи. Для этого, по данным CENDA, обычной семье нужно 10 минимальных зарплат. Проблема в том, что многие в Венесуэле получают в месяц одну или две минимальные зарплаты (размер одной составляет примерно 9,6 тысячи боливаров, что по курсу черного рынка равняется примерно 12 долларам – ред.). А базовая корзина составляет сейчас в месяц 91 тысячу боливаров.
Еще одной проблемой является отсутствие безопасности в стране, преступность. Только Гондурас имеет показатели еще худшие в части насилия. Эта реальность и является причиной народного недовольства правительством.
— Но раньше Чавес и Мадуро имели, можно так сказать, некое соглашение с народными районами: мы вам предоставляем определенный минимальный пакет – помощь, еда, медицина. А сейчас у правительства нет денег, это не секрет. Этот пакт продолжает действовать?
— В реальности его нет, потому что его просто невозможно выполнить, и в первую очередь потому, что Чавеса больше нет. Так называемый социализм двадцать первого века работал так: ослаблялось социальное общество (предприятия, политические партии, средства массовой информации) и усиливалось государство. Но внутри самого государства укреплялась власть самого президента, который консолидировал в своих руках много власти. Это работало в условиях очень высокой цены барреля нефти, растянутой во времени. У нас был самый длинный в истории Венесуэлы цикл высокой цены на нефть. Это сочетание и позволило обеспечить огромную популярность правительству. Смерть президента Чавеса оставила гигантскую дыру в функционировании системы, потому что Мадуро занимает конституционное место президента Чавеса, но не его политическую нишу. Система не работала так, как предписывала конституция, она работала на власти, популярности и престиже президента Чавеса.
К тому же момент смерти президента Чавеса совпал по времени с падением мировых цен на нефть. Для Венесуэлы это принесло два момента: мы продаем нефть дешевле и мы продаем меньше нефти. Венесуэла сейчас экспортирует меньше, чем раньше, не из-за стратегических действий по снижению предложения на мировом рынке, а потому что НПЗ производят меньше. В части оборудования НПЗ есть износ в районе 70%, производство идет на оставшихся 30%. Сейчас Венесуэла больше импортирует бензина и мазута, чем экспортирует. Импортирует она его из США, Бразилии и других стран.
— Но при этом фактически дарит бензин своему народу почти бесплатно – стоимость литра бензина по курсу черного рынка составляет менее 1 копейки.
— Причем покупает-то страна его за реальную цену! И это для нас не так просто понять. В начале года началась мощная кампания в СМИ, которая готовила народ к повышению цен на бензин. И после такой широкой кампании их так и не подняли. В принципе, опросы показывали, что многие были согласны с повышением цены на бензин. Загадка, как работает это правительство. Такое впечатление, что в правительстве в условиях отсутствия умершего президента (Чавеса) нет человека, который принимал бы решения.
— В этих условиях какой будет главная цель "Демократического единства" в случае победы на парламентских выборах?
— Чтобы выполнялась конституция. В конституции записано, что Национальная ассамблея должна делать: она должна представлять все, что является важным для венесуэльцев. Вот мы говорили о трехзначной инфляции. Знаете, сколько раз президент говорил на эту тема в парламенте за пять лет? Ни разу. По преступности – тоже ни разу. У этого правительства было более 20 планов борьбы с преступностью, которая, однако, всегда только растет. Ни разу они не пригласили специалистов, которые бы объяснили им, что происходит и почему эти планы не работают.
В части контроля ассамблея одобряет бюджет государства, дополнительные кредиты, размер долга. Сейчас все это Национальная ассамблея принимает вообще без изучения. В случае контроля оппозиции в парламенте это будет невозможно. Правительство должно будет доказывать, объяснять свои расходы и подчиняться настоящему парламентскому контролю. Сейчас ассамблея фактически делегировала президенту часть своих законодательных полномочий, которые исполняются путем указов главы государства. Это тоже будет прекращено.
"Круглый стол демократического единства" не намеревается делать что-то, что выходило бы за рамки конституции. Пусть просто исполняется конституция.
— Планирует ли оппозиция сокращение каких-либо социальных проектов государства с учетом нынешних низких цен на нефть? Как вы в целом планируете изменить социальную политику?
— Сейчас социальная политика выражена в так называемых миссиях, которые во многом зависят от воли президента. Наш план – институционализировать, легализовать их по закону, который будет регулировать социальные обязательства государства и превратит их в обязательства вне зависимости от воли главы государства. Чтобы иметь возможность поддерживать социальные расходы, которые очень высоки, потому что бедность в стране не уменьшилась, так как не вырос ВВП и возможности для людей, мы должны будем меньше дарить денег другим странам и тратить меньше на те вещи, которые для нас не так необходимы.
— То есть вы продолжите социальную политику, но на основе закона и с большей эффективностью?
— И с прицелом на установление приоритетности расходов. Это не очень хорошая новость для России, хотя у России много клиентов (в части ВТС – ред.), но мы тратим целое состояние на покупку вооружений. Имеет смысл понять, какова угроза, которая заставляет нас тратить столько денег на это? Лучше нам больше тратить на образование, здравоохранение, программы жилья. Вы знаете, сколько сейчас за здравоохранение платит государство и граждане? Государство оплачивает 38% медрасходов человека, гражданин – 62%. В Уругвае люди платят 15%, в Колумбии – 18%. Нам нужно сделать систему здравоохранения для всех. И чтобы система образования так же работала для всех. Это требует настоящих социальных расходов. А это означает уменьшение расходов на другие цели.
К примеру, нефтяная промышленность. В момент ее наибольшего расцвета там работало порядка 43 тысяч рабочих, потому что это была интенсивная в технологиях и капитале отрасль, а не ручной труд. Сейчас там работает 89 тысяч человек. Это я привожу как пример беспорядка в управлении. Приведя государство в порядок, нам удастся достичь очень многого. В 1998 году пропорция между деньгами, получаемыми от нефти и от другого экспорта, составляла 61 на 39%. Сегодня Венесуэла получает от нефти 96% и только 4% — от других экспортных поставок. Но и эти 96% состоят из нефтяных поставок, которые по объемам стали меньше.
Именно ассамблея может навести порядок имеющимися у нее инструментами. Но есть и то, что всегда будет зависеть от правительства. И это все даст новую динамику в развитии страны.
— Какие наиболее важные изменения вы планируете в экономической политике государства, к примеру, в части обменного курса? Включая курс черного рынка?
— Это прерогатива президента и Центрального банка. Но "Демократическое единство", у которого будет большинство в парламенте, будет контролировать ситуацию. И нереальные бюджеты не смогут быть приняты. Центральный банк должен будет информировать, как это все соотносится в части монетарной политики, чтобы была рациональность. Сейчас Национальная ассамблея не требует никаких объяснений. Правительство принимает бюджет в декабре. Никто не спрашивает на ассамблее, все одобрено. В итоге мы имеем госрасходы, которые являются основной составляющей инфляции.
— Но парламент может предложить либерализацию доллара. Можно ли ожидать подобного законопроекта?
— Нет. Корреляцию доллара и боливара предлагает правительство в национальном бюджете. И Национальная ассамблея соглашается с этим или нет. Другое дело – информация центрального банка Венесуэлы относительно обменного курса. До сих пор не было никакой критики со стороны парламента, которая требовала бы объяснений, почему такая экономическая политика (в части обменного курса – ред.) разрушила национальную экономику. Целью поддержания такого низкого обменного курса долгое время было стимулирование импорта и того бизнеса, который ориентирован на импорт. Но тут есть коррупция, которая является топливом для поддержания данной системы в рабочем состоянии. Сейчас уже нет достаточного притока долларов, да и нет того, что можно импортировать. Поэтому со своей стороны парламент и должен требовать отчета от правительства.
— Как "Демократическое единство" видит развитие отношений с Россией? И в каких областях, кроме нефти и оружия, мы могли бы сотрудничать?
— Россия является очень важной страной в мировой политике. А внешняя политика Венесуэлы исторически была направлена на развитие отношений со всеми странами. Венесуэла была одной из первых в Движении неприсоединения, ее международная политика всегда была открыта внешнему миру.
В эпоху холодной войны у нас были отношения с СССР, который был идеологическими и стратегическим соперником США. И эти отношения строились с абсолютной независимостью от Соединенных Штатов. Так же было и с Китаем.
Мир бизнеса мы не воспринимаем как нечто, ассоциированное с идеологией, политикой. Мы будем делать бизнес с теми странами, с которыми нам это будет выгодно.
Что касается оружия, то нам нужно такое вооружение, которое будет отвечать нашим потребностям в предполагаемых конфликтах. У нас есть огромная граница (с Колумбией – ред.), которую нужно охранять. От каких угроз? Наркотрафик, контрабанда, преступные группировки, которые занимаются похищениями и вымогательствами на венесуэльской территории, нелегальная добыча полезных ископаемых – от этого всего нам нужно защищаться. Это требует определенного типа снаряжений и вооружения, которое и позволит бороться с такими угрозами. И это не скоростные самолеты, не средства ПВО, которые нужны в обычных вооруженных конфликтах и которые не являются необходимыми для Венесуэлы. У нас ни с одной страной нет актуального или потенциального конфликта. В этом смысле мы будем покупать нужное нам оружие там, где получим лучшие условия.
— То есть речь идет о возможном изменении типов закупаемого оружия и смене поставщиков?
— Мы говорим о смене предполагаемых угроз для страны. У нас нет поползновений стать великой державой. Мы считаем, что нам нужно оружие для противостояния реальным угрозам, которые есть у Венесуэлы. И зачем нам покупать много того оружия, которое нам не нужно?
— Какое вооружение Венесуэле, по вашему мнению, сейчас не нужно?
— К примеру, боевые высокоскоростные самолеты, батареи ПВО, наличие которых предполагает, что в какой-то момент может начаться вторжение в страну или может начаться массированное воздушное нападение. Нам нужно оружие, которого не хватает, чтобы противостоять нашим реальным вызовам. Не нужно думать, что мы предпочитаем ту или иную страну для закупок вооружений. Поставщиком станет тот, кто нам продаст качественную продукцию на разумных условиях.
Правительство Мадуро покупает почти все вооружение в одной стране, но это не является мотивом, который будет определять для нас, покупать там же или не покупать. Однако с учетом не лучшей репутации правительства Мадуро такое положение дел является плохой рекомендацией во всем остальном мире для страны, продающей ему оружие. Наш критерий – покупать то, что нам подходит, у тех, кто нам подойдет. Никаких предрассудков у нас тут нет. Но, конечно, закупки оружия не могут быть приоритетом для такой страны, как Венесуэла, поэтому нужно подходить рационально и расположить по значимости приоритеты расходов государства.
— Как оппозиция видит для себя работу по уходу экономики Венесуэлы от привязке к нефти, так как вы сами сказали, что 96% экономики зависит от нефти?
— Пытаться диверсифицировать экономику, используя те возможности, которые дает нам глобализация. Венесуэла имеет традиционные ниши на рынке сырья, к примеру, железо, сталь, минералы. Есть возможности для индустриального и сельскохозяйственного производства, так как энергия и вода у нас очень дешевые. Есть огромные возможности и по туризму. Нужно развивать дорожную сеть, транспорт, которые отстали за последнее время. И это потребует огромных инвестиций и участия иностранцев. Для тех, кто захочет инвестировать в дороги и транспорт, у нас будут огромные возможности. Инвестиции в электрическую энергию, даже не столько в производство, сколько в сеть распространения и передачу. Это очень важная ниша для иностранных инвестиций.
— "Демократическое единство" готово признать любые итоги предстоящих выборов? Какой результат вы бы посчитали для себя удовлетворительным?
— У нас есть целая история признания результатов выборов. Каждые выборы правительство ждет, что мы не признаем, а мы признаем, чего не скажешь о самом правительстве. К примеру, власти не признали итоги выборов мэра Каракаса, которого лишили полномочий, даже не дали офиса, а сейчас он арестован. По штатам Лара, Миранда и Амасонас (где победили губернаторы от оппозиции – ред.) правительство создало корпорации развития и отдало их кандидатам от власти, которые проиграли выборы. Им дают в итоге больше средств, чем губернаторам. Это называется признать результаты выборов?
Мы ожидаем большинства в парламенте. Оно может быть абсолютным (124 депутата или больше – ред.) или простым. Но в любом случае это будет большинство, что возлагает на нас большую ответственность. Это будет сила, которая контролирует одну из ветвей власти государства. Но мы сможем сделать это.
— Есть ли, на ваш взгляд, реальная возможность фальсификаций по итогам выборов?
— Нет. Система электронного подсчета голосов проверена. Наши техники в том числе ее проверяют. И любая попытка что-либо сделать незаконно оставляет след. Это было бы чем-то из области магии. Нарушения происходят в другом смысле и происходили раньше – в использовании ресурсов государства. К примеру, в местах, где оппозиция лидирует, открывают меньше центров для голосования. И, наоборот, больше центров открывают там, где сильны проправительственные настроения. Это уже происходит. Но сейчас это будет иметь меньше эффекта, так как непопулярность правительства возросла. Раньше можно было автоматически считать, что чем беднее населенный пункт, тем больше там популярность властей, а сейчас это не так, потому что и в более бедных районах правительство стало менее популярно.
