Максим Соколов, для МИА "Россия сегодня"
25 октября 2015 года на Украине имели место сразу два важных мероприятия. Во-первых, на подконтрольных Киеву территориях прошли местные выборы, во-вторых, полностью прекратилось авиасообщение с Россией. Последний борт из Киева на Москву вылетел из Борисполя 24 октября в 20.40.
Бесспорно, драматизм понятия "последний борт" в данном случае не надо преувеличивать.
Все-таки не август 1914-го, когда и для подданных центральных держав, и для подданных Антанты успеть на последний поезд на родину было сверхважно. Альтернативой был лагерь для интернированных. В октябре 2015-го опоздавший на последний прямой самолет отправится с пересадкой. Менее удобно, но не трагедия.
Сейчас ничего подобного нет. В Донбассе царит относительное затишье, причем царит уже не первый месяц. Да, конечно, перемирие на то и перемирие, чтобы периодически нарушаться, прежний мирный Донбасс, когда три года скачи — ни до какого государства не доскачешь, кончился если не навсегда, то надолго.
Тем не менее такого военного ожесточения, когда все силы брошены на фронт, а о мирных сношениях не может быть и речи — такого ожесточения нет. Скорее, усталость. В том числе и усталость Киева. Проигранная война не бодрит.
В таких условиях обыкновенно тяжущиеся стороны либо сохраняют status quo, либо даже делают осторожные шаги навстречу друг другу. Либо, если обида совсем уж сильна и сносить ее невтерпеж, предпринимаются меры по подготовке серьезного реванша. Но именно серьезного.
Прозвучавшее месяц назад, 25 сентября, перехват-залихватское заявление украинского премьера Арсения Яценюка, с которого и начался данный сюжет — "Нечего делать российским самолетам с российскими триколорами в украинских аэропортах", — образец не серьезного реванша, когда "враг сжимает клещи, грозен и жесток", но пустого балабольства, стратегический, а равно и тактический смысл которого уловить не удается.
Здесь, наверное, сказывается устойчивый в русской политической традиции (а до поры до времени и в украинской) обычай, полное нарушение которого порождает диссонанс. Принято в основном так, что президент (царь, генсек) полновластно осуществляет внешнюю политику, в том числе и решает, летать крыльям черным или не летать. Тогда как премьер все больше по хозяйству, а если и вмешивается во внешнюю политику, то прагматически-примирительно.
Нынешний же украинский премьер, являясь живым воплощением злыдня (злоба лезет из него неудержимо), был и непосредственным устроителем разрыва воздушного сообщения. Порошенко в этом деле не отметился, будучи как бы и в стороне.
Возможно, Яценюк здесь подражал постсоветским политикам, которые в своих малых государствах с нарочитой бравадой объявляли, что будут строить свои внешние сношения (как экономические, так и иные) таким образом, как будто на месте России находится огромный и безмолвный океан. С океаном не поторгуешь, да и транспортные сношения с океаном как таковым не имеют смысла. Такую концепцию развивал экономический реформатор Грузии при Саакашвили Каха Бендукидзе — образ океана ему очень нравился. Верно, нравится он и Яценюку, представляющему себе, как холодные волны Северного Ледовитого океана разбиваются о набережную Хутора-Михайловского.
Когда человек говорит: "Есть у меня мечта!", это прекрасно, но следует учитывать, что географические мечтания сталкиваются с закономерностями, вызванными самими свойствами пространства.
Если карлик намеревается изолировать гиганта, то для гиганта это комариный укус, ущерб ничтожный и легко обходимый. Тогда как симметричная мера, применяемая гигантом к карлику, оказывается куда болезненней.
Когда с этим столкнулись грузины, вся мощь либертарианских рассуждений Бендукидзе — "Нисколько не было нам больно!" — не помогла, и Тбилиси начал делать задний ход. С Яценюком (но лучше без него) к тому же самому придут и украинцы.
