Вера Костамо, обозреватель МИА "Россия сегодня", Донецкая область — Москва
За более чем год боевых действий в Донбассе, дети, живущие в Донецкой и Луганской областях, узнали о войне много. То, что никогда не должны знать дети.
15 детей и мать их Лена — Садовое, ДНР
Ира, Марина, Лариса, Алена, Никита, Андрей, Иван, Слава, Денис, Артем, Антон, Тимофей, Настя, Анна и Женя. Это не имена небольшого класса в деревенской школе. Это братья и сестры из одной семьи. Старшей скоро исполнится 26, младший в этом году пойдет в школу. Живут они в своем доме, ведут хозяйство, учатся, работают и отличаются от остальных многодетных семей только тем, что вокруг — война.
Мама Лена встает в пять утра. Папа Игорь в шесть. Дети немного позже. У каждого есть свои обязанности.
— Утром нужно коров проведать, часов в 7-8 быков выгнать. Свиней, кур накормить. А потом мальчики гуляют до обеда, когда школы нет. А мы с девочками готовим, прибираемся в хате.
Мальчишки, русые, выгоревшие на солнце головы, внимательно слушают мать.
Артем, Антон и Денис отвечают за выпас быков, Тимофей смотрит за телкой, Славик ухаживает за курами.
— В день мы съедаем девять буханок хлеба и ведро картошки. Еще я всегда пеку булочки и пироги. Иначе все бы голодные ходили. Когда начали бомбить, мы купили на все деньги муки, масла и сахара — сами все печем, чтобы хоть хлеб был. Ребята еще всегда соседей угощают. Только напечешь, на поднос выложишь, отвернешься, а стол пустой.
Лена опирается сильными руками о кухонный стол, рядом стоит сломанная хлебопечка. Не выдержала нагрузки.
Лена и ее муж Игорь вместе уже 26 лет. Дом, в котором они сейчас живут, был подарен государством по программе для семей, в которых более 10 детей. Сделать ремонт и купить мебель нужно было за свой счет. Мебель спроектировали и собрали сами. Шесть лет назад, 20 декабря, семья вселилась в дом, 21 декабря Лена родила младшего сына — Женьку.
— К нам недавно телевидение российское приезжало. Поговорили, сняли все и уехали. А потом вернулись. Привезли мешок муки, сахара и масла. И с мальчишками в футбол играли полдня.
Старшие дети Лены давно разъехались. Живут в Воронеже, Донецке и Екатеринбурге.
На кухню заходит Алена. Тонкая, уставшая. Молча садится за стол, берет кусок пирога. Мальчишки наливают ей чай.
Алена по вечерам учится на медсестру, остался еще год. Днем работает санитаркой в операционном блоке. Говорит, что сейчас работать тяжело — раненых много.
Мальчишки подрабатывают, чтобы купить одежду к школе и еще помогают с работой маме.
Лене осталось несколько лет до пенсии, пришлось устроиться — косить траву вдоль дороги. Одна не справляется, поэтому вместе с ней косят муж и двое мальчишек, Славик и Андрей. За такую работу Лене платят две тысячи рублей в месяц.
Когда мать выходит с кухни, одна из старших дочерей Лариса говорит:
— Мама получает копейки, а со здоровьем у нее проблемы. А если ее не станет? Кому дети нужны? Встает в пять утра и до ночи работает. Она плачет каждый день. Мама золотая у нас. Еще таких пошукать надо.
Рядом сидит Денис, ждет отца. Они еще со вчерашнего дня собирались на рыбалку.
— Я хирургом хочу быть. Только не знаю, получится ли. Мы тот год как учились: бомбят — в школу не идем. Отопления не было, уроки по 10 минут.
Еще в начале лета Лене предложили отправить детей в оздоровительный лагерь в Россию бесплатно.
— Отправить их я не могу, хотя и хотелось бы. Шлепки 70 гривен стоят, а еще нужны трусы, шорты, футболки, толстовки. А отправлять надо всех или никого. У нас в семье так принято.
Мария и Ева — Тельманово, ДНР
С Машей и Евой, девочками с библейскими именами, мы встречаемся у школы в Тельманово. Стекла в здании недавно в очередной раз поменяли. Об обстрелах говорят только побитые минометными осколками стены.
За каждым окном, со стороны классов, на стеклах наклеены листы с изображением белого голубя.
В конце лета Маша уезжает в Донецк, поступила в университет, будет экономистом.
— Стреляют почти каждый день. С сентября по конец января прошлого года в школу мы не ходили, учебный год начался с февраля. За домашними заданиями прибегали раз в неделю, раз в две недели. Зиму пережили в подвалах, весной и летом стало легче.
Еве всего одиннадцать лет. Из Тельманово они с родителями не уезжают — некуда.
— На улицу выходить страшно. Один раз я была в магазине, и начался обстрел. Я выбежала из здания, до дома ползла, — рассказывает девочка. — Война — это смерть. Ты не спрятался, и в любой момент тебя может не стать.
На выпускном Маши дипломы об окончании школы выдали всего 13 ученикам. Столько детей осталось в трех классах. В классе Евы — восемь человек, а было 25. Все уехали.
— Была физкультура, мы занимались на стадионе, и вдруг начали стрелять. Мы упали и не двигались. Одного парня чуть не убило. А второй одноклассник рыл руками землю — пытался спрятаться. Стреляли и тогда, когда мы готовились к выпускному. Все вокруг свистело.
На момент нашего разговора школу обстреливали уже три раза. Бомбят Тельманово почти каждый день.
— Когда начали стрелять, — рассказывает Ева, — нас вывели в коридор. Все плакали, учителя успокаивали нас как могли. Потом прибежала мама, и снова начали стрелять. Не помню, как добежали до подвала.
Недоношенный ребенок войны — Новочеркасск, Россия
В детском оздоровительном лагере, который теперь стал ПВР (пунктом временного размещения для беженцев), отдыхают дети Донбасса. Если родители решат — возможно, не уедут на войну, а смогут остаться и учиться здесь, в России.
Мальчишка из Алчевска играет на гитаре для вожатых — вечерний ритуал, подведение итогов дня. Все как обычно: мальчик хорошо поет, девчонки слушают. И последнюю песню мальчик играет так, что рвет струны: "Я солдат — недоношенный ребенок войны. Я солдат, мама, залечи мои раны. Я солдат, солдат забытой богом страны. Я герой, скажите мне, какого романа".
Уже поздно, ребята расходятся.
Директор лагеря садится на скамейку рядом. Ее почти не видно в темной южной ночи.
— Парни приезжали к женам и детям в гости, это был февраль, а в марте их не стало. Ты лично сам не участвуешь в этом, но вот ты пил чай с ним и его семьей, разговаривал. А потом его не стало. Не стало никого, кто сидел тогда за столом. Они все погибли. Шесть отцов. Мы все знали, что они погибли, но как ребенку десятилетнему сказать, что отца больше нет? Не знаю.
Диана — Донецк, ДНР
— Дочь, а давай на Марс улетим?
— Куда?
— На Марс, там людей нет. Как же я устал от этой войны.
Диана слушает вполуха, она переписывается с мальчиком "ВКонтакте" и свободный вайфай есть только на этих качелях, где от шумного застолья спрятался отец.
Отец служит в ополчении, совсем недавно был тяжело ранен.
Диана кладет телефон на колени. Поворачивается к отцу.
— Давай, пап.
По данным детского омбудсмена ДНР Яны Чепиковой, на август 2015 года, всего с начала боевых действий в ДНР погибли 75 детей, 19 детей остались сиротами, трое из них устроены в государственные учреждения республики. Всего на начало 2015 года в ДНР проживает 330 тысяч детей.
