Михаил Демурин, для МИА "Россия сегодня"
В Латвии женщина ударила русского ребёнка, когда тот не поделил с другим ребенком игрушку, а возмущенной матери посоветовала убираться в Россию и там разговаривать по-русски. С одной стороны, это чудовищно — русский это был ребёнок или не русский, всё равно, хотя нерусского бы вряд ли ударила. С другой, это логичный итог попустительства латышскому национал-шовинизму. Попустительства со стороны всех: Европы, Америки, самих латышей, местных русских, но главное для нас — со стороны России. Потому что национал-шовинизм призывами к добрососедству, историко-культурными реверансами и наращиванием торговли и объёма транзитных перевозок не лечится.
В конце 1990-х, в годы службы в посольстве в Риге, у меня было немало откровенных разговоров с теми, кто искренне или не очень искренне служил и, наверное, всё ещё служит современному латышскому государству (я специально использую именно это прилагательное). Вот один из наиболее запомнившихся.
Крупный чиновник, занимавшийся, в том числе, и определёнными аспектами отношений с Россией. Я, честно говоря, и не предполагал, что когда-то смогу говорить с ним в этом духе, но нашлось дело одинаковой важности и для нас, и для его ведомства, которое мы успешно сделали, причём, положа руку на сердце, на благо обоих народов.
"Ты знаешь, за что большинство латышей сегодня не любят русских?" — спросил он и, услышав мой логичный в этих обстоятельствах отрицательный ответ, продолжил: "Мы не любим вас за то, что у нас была одна большая общая страна, а вы дали её разрушить. Я вот мог сесть в свой "Жигуль", ехать на нём десять дней на восток, и везде чувствовал себя как дома, везде мне были рады, и я этому радовался, а теперь по причине вашей слабости я по службе должен вас ненавидеть и делать вам всякие гадости".
Другая встреча. Мы жили в Юрмале, жена в дневное время возила дочку на занятия теннисом и в бассейн, благо на депрессивном бывшем курорте это всё было очень недорого. Выходит на последней остановке (наш дом был в Лиелупе). "Задержитесь, пожалуйста, — говорит с характерным латышским акцентом немолодой водитель маршрутки. — Я знаю, кто ваш муж. Передайте ему, пожалуйста, что в Латвии много и нормальных латышей, и мы ждём, когда Россия опять сюда придёт и поможет нам выгнать взашей этих фашистов".
Жаль, что его не оказалось рядом, когда латышка подняла руку на русского малыша. Он бы эту руку, наверное, остановил.
Надо сказать, что до непосредственной жизни и работы в Латвии, даже будучи сотрудником МИД, я не отдавал себе в полной мере отчёт, какая не просто культурно-историческая, но ещё и чисто человеческая трагедия начала происходить в нашей стране в конце 1980-х, оформилась в 1991 году и продолжила нарастать в последующие годы. Одним из последствий этого недопонимания стала моя положительная реакция на итоги референдума 1998 года относительно поправок в закон о гражданстве.
Делюсь радостью от "положительных" итогов референдума с моей приятельницей — "негражданкой". Она родилась в Латвии, но родители её в качестве инженеров приехали по распределению работать на одно из крупных предприятий Латвийской ССР в конце 1950-х. "А чему радоваться?— спрашивает она. — Если учесть, что треть населения страны, главным образом русские, лишены гражданских прав, получается, что, как минимум, восемь из десяти латышей проголосовали за то, чтобы у моего будущего ребёнка не было возможности автоматически стать гражданином Латвии. Вот у меня с десяток "добрых" друзей-латышей. Они целуют меня при встрече, могут с ребёнком посидеть, если нужно, могут даже деньги до получки дать взаймы, что латышам вообще-то несвойственно, а про себя, судя по итогам голосования, думают: "Нет, мы теперь, после 1991 года, не вровень с ней (в СССР гражданство имели все: и взрослые, и дети), а выше неё, и пусть так и остаётся и по её правам, и по правам её детей". Не понимаю, что вы там в посольстве и в Москве увидели в этом голосовании особенно хорошего?".
Я пишу сейчас не только и не столько о политике. Во всяком случае, не о том, как именно назвать события 1939 — 1940 годов и годы нашей совместной жизни в СССР. И даже не о том, что западные "партнёры" нам доказывали, что после вступления Латвии, Литвы и Эстонии в НАТО и ЕС комплексы этно-радикализма и реваншизма у их титульного населения пойдут на убыль, а они пошли в рост.
Я о том, как легко в человеке просыпается дьявол, который толкает его, уверовав в своё превосходство, поднять руку на малыша. О том, что если в человеке недостаточно внутренней человечности, которая кладёт предел злу, этот предел должно положить общество.
А если в Латвии общество не в состоянии сделать это, то за это несут ответственность не только сами её жители, хотя они — в первую очередь. Её несём и мы — те, кто допустил развал СССР на основе лжи и кто в 1990-е и 2000-е не сделал должного, чтобы остановить вскормленные этой ложью злобу и ненависть к России и русским.
Надежды на то, что всё поставят на свои места сами латыши или так называемый "цивилизованный" Запад — никакой. Заниматься этим опять придётся русским и России.
