Максим Соколов, для МИА "Россия сегодня"
Создается впечатление, что итоги — "охи", то есть "нет" — греческого референдума по вопросу признания или непризнания требований Еврокомиссии, ЕЦБ и МВФ произвели на вождей ЕС прямо ошеломительное действие. При том, что отрицательный ответ был по меньшей мере вероятным, и готовя свою реакцию, вождям следовало бы брать в расчет также и этот вариант.
Можно не признавать результаты крымского референдума, ибо их признание означало бы определенные действия со стороны признающих держав — изменение географических карт, изменение консульских округов (житель Симферополя должен был бы обращаться за бельгийской, допустим, визой не в киевское, а в московское консульство Бельгии) etc. Непризнание крымского референдума означает, что иностранные державы просто исходят из status quo, существовавшего в феврале 2014 года до присоединения Крыма к России.
Греческий же референдум — совершенно о другом. Он о том, что греки уполномочили свое правительство отказаться (во всяком случае, в предложенном кредиторами объеме) от своих долговых обязательств, а равно и от требуемых чрезвычайных мер экономии. Греции был предложен ультиматум, т. е. документ, содержащий список срочных требований и завершающийся формулой "в случае отказа последствия вам должны быть очевидны". Как можно не признать, то есть не принять к сведению отказ от выполнения ультиматума? Бред, сапоги всмятку.
Однако в этом бреде есть своя логика, ибо хоть принять к сведению отказ от ультиматума, хоть не принимать — положение совершенно аховое, причем у обоих тяжущихся сторон, и у Греции, и у ЕС.
Причем у Греции в определенном смысле даже менее аховое. Элладе не впервой банкротиться, обнулит долговые обязательства, напечатает новую драхму и будет медленно выползать из ямы, познавая честную бедность.
Но главное — это заразительность дурного примера. На южном фланге ЕС западнее Греции находятся Италия, Испания и Португалия, причем их экономики тоже пребывают не в блестящем состоянии, а единая валюта евро, не позволяющая манипулировать обменным курсом, тянет их ко дну по греческому образу. На подходе Франция, экономическое положение которой также далеко не блестящее.
Капитуляция Брюсселя перед Афинами, как минимум, вызовет в романской части Западной Европы сильные настроения "А чем мы хуже? Почему Греция имеет право на такие экстраординарные послабления, а мы нет?". Возникновение же демократической бузы в романских странах означает конец ЕС — во всяком случае, в том его виде, к которому мы привыкли.
Это будет уже Северо-Восточно Европейский Союз (СВЕС), включающий в себя развитые германские страны во главе с ФРГ и менее развитые страны-сателлиты, доставшиеся ЕС в наследство от СССР. Удельный вес сателлитов при этом резко возрастет, их влияние на принимаемые СВЕС решения тоже. Справятся ли германские народы с такой переконфигурацией, сохранит ли Берлин свою нынешнюю гегемонию в ЕС — на этот вопрос нет однозначного ответа.
В том-то все и дело, что стабильность ЕС в период его безудержного расширения была сильно переоценена — примерно, как нерушимость союза республик свободных, т. е. СССР. Демарш Литвы, в марте 1990 г., объявившей о своей независимости, породил тектонические сдвиги уже спустя полтора года. Цепная реакция — большая сила.
Естественно, всякая аналогия хромает, но то, что Греция может выступить в роли костяшки домино, обрушивающей всю конструкцию — это вполне реальная опасность.
По состоянию на 6 июля Афины и Брюссель подобны двум истребителям, летящим навстречу друг другу лоб в лоб — и тот летчик, у которого первым сдадут нервы, и он отвернет, будет неминуемо сбит.
Чем кончится воздушный бой, не знает никто.
