Максим Соколов, для МИА "Россия сегодня"
Праздновали, может быть, не с таким средневековым размахом, но зато оповестили о порфирородном младенце весь свет. СМИ стран, во всех смыслах весьма далеких от Великобритании, умилялись чадородию знатной английской четы и посвящали в выпусках новостей массу времени рождению принцессы.
Что до англичан, то здесь мы имеем дело с устойчивым культурным переживанием, восходящим к временам средневековья. И десять, и пять веков тому назад король был отнюдь не символическим, а самым что ни на есть реальным правителем (в некоторых странах Европы эта роль монарха сохранилась вплоть до начала XX века), причем успехи гигиены и медицины оставляли желать лучшего. Это касалось не только простолюдинов, но и венценосных особ. В Средние века во Франции (к этому статистическому разысканию обратился в 1958 г. генерал де Голль, устанавливая срок президентских полномочий в Четвертой Республике) средний срок царствования составлял семь лет. Бурбонская аномалия — с 1594 по 1792 год во Франции царствовало всего пять королей, то есть средний срок царствования составлял 40 лет, при том, что двое из пяти умерли не своей смертью — была редким и счастливым для королевства исключением. Именно при долгожителях Бурбонах Франция стала первой державой Европы.
Бездетность государя могла влечь за собой пресечение династии, а такое событие редко обходилось без смуты. В ходе династической смуты страдала и знать, и простолюдины — естественно же, что не желая своей стране бедствий и высоко ценя, как сейчас бы сказали, стабильность, добрый народ искренне радовался появлению на свет наследника, видя в нем заслон от смут и мятежей.
Но это было, прошло и быльем поросло.
С другой стороны, причем это относится как к монархиям конституционным, так и к немногим монархиям абсолютным вроде Саудовской Аравии, где король правит, и весьма затруднительно представить себе реальную угрозу династического кризиса, когда монарх с болью в сердце говорит: "Князей варяжских царствующей ветви // Последний я потомок. С мною вместе // Мой род умрет". Монархи ныне живут до глубокой старости, их наследники рождают новых наследников, те, в свою очередь тоже входят в детородный возраст, отчего до скорби бездетного царя Федора Иоанновича или Генриха III Валуа чрезвычайно далеко. В случае мусульманской монархии (те же саудиты) сюда прибавляется многоженство, отчего плодовитость возрастает до неимоверности; потомство короля Сауда многочисленно, как песок морской. Впрочем, и Елизавета II, хоть и не саудовская королева, но ее род все время прирастает новыми наследниками, и на сегодняшний день их число составляет 17 душ. До пресечения династии как до луны.
Но когда нет ни малейшей угрозы, нет и особой радости по случаю избежания несуществующей опасности. То есть ликование британских подданных вызвано не практическими соображениями, но единственно силой народных обычаев.
Если британцы так чтут традиции, благо им. Но жителям других государств радости и печали британских подданных довольно безразличны, ибо никак на их жизнь не влияют.
У России, конечно, есть серьезные проблемы с властным преемством. Последний раз верховная власть была передана с идеальным автоматизмом, в полном соответствии с действующим законом в 1894 г., когда после кончины родителя Александра III воцарился Николай II. С тех пор — уж век с лишним — власть каждый раз передается по правилам ad hoc, придуманным для данного конкретного случая и конкретного лица. С этим неблагоустройством, конечно, что-то надо делать, но рождение принцессы в символической британской монархии решению наших проблем никаким боком не поможет.
У них свои радости, а у нас — свои.