Максим Соколов, для МИА "Россия сегодня"
После того, как к давнему плану американцев создать европейскую ПРО задумали подключить Данию, российский посол в Копенгагене Михаил Ванин предупредил датских политиков и общественность, что, поскольку Москва воспринимает европейскую ПРО как угрозу, "в этом случае отношения с Россией будут осложнены".
Демарш был достаточно жестким, формулировки были даже не вполне дипломатическими — деликатно обтекаемыми их никак не назовешь, — поэтому неудивительно, что реакция Дании на заявление посла была достаточно негативной. Глава МИД Дании Мартин Лидегор назвал демарш российского посла неприемлемым и указал: "Москва очень хорошо знает, что противоракетный щит НАТО направлен на оборону, а не против России". Глава парламентского комитета по международным делам Метте Герсков была солидарна с министром: "Система ПРО направлена против государств-изгоев и физических лиц, которые могут угрожать нам в случае приобретения ими современного оружия". То есть России бояться нечего, и угрозы посла выглядят по крайней мере странно.
В возникшем инциденте следует различать два момента: содержательный и формальный. То есть, с одной стороны, действительно ли американская система ПРО в Европе не представляет ни малейшей опасности для России, или все же представляет? С другой стороны, права ли была русская дипломатия, когда для отстаивания интересов России в данном вопросе избрала столь жесткие формулировки, и притом сделала это публично.
Что до вопросов содержательных, то есть довольно убедительное объяснение того, почему политическое руководство России вправе (а военное руководство даже обязано) рассматривать американскую ПРО в Европе как явную угрозу. Это объяснение было сделано еще восемь лет назад, в июле 2007 г. Егором Гайдаром, причем с тех пор никаких политических или технологических изменений, делающих тревогу напрасной, не произошло. Скорее наоборот.
Ключевой вопрос в ядерном планировании, который я могу обсуждать – это подлетное время. Поверьте мне, что подлетное время тех ракет конкретных, которые, как мы знаем, собираются установить в Польше, оно будет намного меньше, чем то, которое было у советских ракет на Кубе и у Першингов-2".
Согласно Гайдару, у человека, который отвечает за безопасность своей страны, т. е. России, в случае размещения в опасной близости систем вооружения с крайне малым подлетным временем реакция будет однозначно предсказуемой. Гайдар не сказал, что в случае крайнего обострения отношений система ПРО станет приоритетной целью для российских ракет, но можно и самому догадаться. Логическая цепочка не очень длинная.
Попутно Гайдар высказался и касательно того успокоительного аргумента, что ПРО направлена не против России, а исключительно против стран-изгоев, под которыми обыкновенно разумеются Иран и КНДР. Северная Корея по своему географическому положению тут совсем не при чем. Что же касается Ирана, Гайдар заметил: "Все, кто понимает что-нибудь, понимают, что если вы хотите защищаться от Ирана, то вам надо иметь станции предупреждения в восточной Турции, в Азербайджане. Станции перехвата в западной Турции, в Италии, и на кораблях, дислоцированных на Черном море и на Средиземном море". Поскольку с 2007 г. место Ирана на глобусе не изменилось, это возражение против мест, где американцы собираются размещать свою ПРО, сохранило свою актуальность.
Рассуждения покойного Егора Гайдара тут актуальны по двум причинам. Во-первых, их нельзя назвать досужими мыслями отставной козы барабанщика. Этими мыслями Гайдар делился за океаном с людьми, принимающими решениями, и результат был довольно успешным. В декабре 2009 г. над гробом Егора Гайдара Анатолий Чубайс говорил о том, как решение властей США не строить очередной позиционный район противоракетной обороны в Европе было принято в том числе и благодаря Гайдару: "Единицы людей в мире знают, что решение американских властей о размещении в Польше ракет, а в Чехии радара, было отменено при уникальной роли Гайдара".
Другое дело, считать ли правильной тактику российской дипломатии, избранной в конкретном копенгагенском казусе. В 2007 г. упор был сделан скорее на непубличную дипломатию, в том числе и на привлечение не занимающих официальных постов, но тем не менее влиятельных людей по обе стороны океана. Народная дипломатия при всей своей внешней эффектности порой слишком разжигает страсти, тогда как дипломатия кулуарная может способствовать их охлаждению. А военно-стратегическими вопросами лучше заниматься на очень холодную голову.
Но сейчас не 2007 г., время изменилось, а возможности кулуарного маневрирования существенно сократились. Дипломатия поневоле стала грубей, что мы и наблюдаем.
