Михаил Демурин, публицист, в 1982 — 2005 годах сотрудник МИД СССР, МИД России
Решения руководства НАТО о создании новой военной инфраструктуры в странах Восточной Европы и Прибалтики, а также в Грузии, другие известные действия альянса последних месяцев возвращают нас к периоду 1992 – 1997 годов. Тогда в российских органах власти и экспертном сообществе шло бурное обсуждение вопроса о реакции сначала на планы "расширения" НАТО, а потом уже и на реальное их воплощение. Не вижу смысла приводить в этой статье аргументы сторон, скажу только, что доводы оппонентов идеи членства России в альянсе (даже до такого тогда некоторые у нас додумались!) и нашего согласия с его — будем называть вещи своими именами — экспансией в направлении наших границ были весьма и весьма сильными. Подчеркну главное, а оно заключалось в том, что и ход этой дискуссии, и принятие соответствующих решений находились под воздействием стремления "команды Б.Н.Ельцина" опереться в вопросе о своей легитимности не столько на внутреннюю, сколько на зарубежную, западную, поддержку. Появившаяся в 1996 году "семибанкирщина" ничего не поменяла, так как сама принадлежала к числу прозападных коллаборационистов. Это обстоятельство исказило всё, в том числе и понимание расстановки сил по проблеме "расширения" в американской и западноевропейской элитах.
В результате Россия, официально выступавшая против "расширения" НАТО, оказалась втянутой в заведомо проигрышную дискуссию по поводу целей, условий, пределов и сроков этого процесса, причем именно с теми, кого следовало игнорировать как наиболее рьяных экспансионистов. Последние же прибавили себе весу в своей внутренней дискуссии с противниками включения в НАТО западных соседей России.
Вместо того, чтобы делать вид, что мы как бы не понимаем, почему Россия не сможет никогда стать членом НАТО или затевать торг об условиях его экспансии, надо было настойчиво "нагружать" кандидатов, в первую очередь прибалтов, проблемами, делая их как можно более тяжёлым с экономической и военно-политической точек зрения и дурно пахнущим в плане политического имиджа грузом для европейцев. Изменило бы это что-то в смысле окончательного решения – не могу сказать с уверенностью. Но сделало бы его более тяжёлым с точки зрения внутриполитических последствий для экспансионистов. Российская же общественность не пребывала бы в «убаюканном» состоянии лишних, как минимум, десять лет.
Некоторые говорят, что у нас к 1997 году сложился некий "элитный консенсус" по поводу неприемлемости расширения. Это разговоры в пользу бедных. Считали бы экспансию НАТО чем-то действительно неприемлемым, не подписывали бы так называемый "Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора". Те, кто продвигал тогда идею его подписания, настаивали, что только так можно обеспечить, чтобы на территории новых членов НАТО не размещалось ядерное оружие, не создавалась инфраструктура для последующего развертывания такого оружия, не дислоцировались на постоянной основе значительные войсковые подразделения.
Чего стоили эти слова, пусть и скреплённые подписями глав всех входивших на тот момент в НАТО стран, мы видим сегодня. Тогда же, в 1997 году, наши руководители обозначили западные границы трех прибалтийских государств в качестве "красной линии", за которой расширение НАТО может повлечь за собой коренной пересмотр Россией своих отношений с альянсом. В 2004 году их в альянс включили, и что? Мы даже не смогли обеспечить себе нормальный воинский транзит в Калининградскую область по территории Литвы, тогда как натовцы получили необходимые им возможности для своего воинского транзита по нашей территории в Афганистан.
Другими словами, Россия тогда сама дала зелёный свет натовской экспансии на восток, и всем, особенно руководству и общественности в Восточной Европе и Прибалтике, стало ясно, что реально этому она противодействовать не будет, а лишь ограничится отработкой необходимых пропагандистских тезисов против "расширения". Перенимая в последующие годы эстафету у прибалтов, украинские атлантисты, как и их западные патроны, исходили именно из этого.
Возьмём "смежную" историю — с расширением ЕС. Некоторые в нашей стране на рубеже 2000-х считали, а возможно считают и сегодня, что экспансия ЕС и экспансия НАТО – это две разные вещи. Это не так. Эти процессы тесно взаимосвязаны, но имеют одну цель – ослаблять международные позиции России, ограничивать сферу её влияния, лишать партнёров и потенциальных союзников.
Иногда экспансия ЕС создаёт начальные условия для более плотного втягивания той или иной страны в орбиту НАТО, иногда – наоборот, но так или иначе, эти процессы чередуются, придавая друг другу дополнительную динамику. Так вот, в начале 2000-х, перед включением в ЕС и НАТО прибалтийских стран, мы сделали вид, что их членство в ЕС в отличие от членства в НАТО – это вообще нормально. Много тогда говорилось о неком "перечне озабоченностей" России в связи с расширением ЕС, который мы предъявили Брюсселю. Имелось в виду, что, исходя из "духа партнёрства", они должны быть учтены. Они не были учтены, и, как показал случай с Украиной, никогда учитываться не будут.
У нас в стране есть такая традиция: как только речь заходит о крупных внешнеполитических провалах, в них начинают винить дипломатов. Да, за свою часть работы дипломаты несут ответственность. И эта работа заключается в том числе и в том, чтобы не только исполнять, но и предлагать руководству страны решения, соответствующие её долгосрочным интересам. Но при принятии решения учитывается, понятно, не только позиция МИДа. Главное же заключается в том, что конечное решение принимает руководство страны.
Поясню свою мысль на двух примерах. В 1988 – 1990-х годах в германском вопросе МИД и профессиональные внешнеполитические работники в ЦК КПСС настаивали на совершенно другой линии поведения, чем та предательская, иначе не назовешь, линия, которая была окончательно оформлена Горбачевым в Архызе. Так на ком лежит главная ответственность за то, что германский вопрос в 1990-х годах был решён с серьёзным ущербом для интересов нашей страны? На дипломатах? То же самое можно сказать о позиции, занятой нашей страной в ливийском вопросе в 2011 году.
В этом смысле, перефразируя известный афоризм Александра III по поводу союзников России, можно сказать, что у России есть только один союзник – голова её правителя, его образ мыслей и воля. Это так, правда, только в том случае, если это верный образ мыслей, основанный на своей исконной историко-культурной традиции, и это — твёрдая воля, позволяющая не только принимать решения, но и добиваться их проведения в жизнь.
Если в голове правителя всё правильно, всё по правде и справедливости, то и армия с флотом будут союзниками России, помогут её защитить и сохранить. Если нет, то ни они, ни спецслужбы не помогут. Произошедшее с нами в 1990 – 1991 годах – только одно из подтверждений выше сказанного.
От этого общего тезиса переходим к конкретике. Если такое целеполагание присутствует сегодня, то, чтобы вновь не наступать на одни и те же грабли, нам надо искоренить два явления. Первое из них – присутствие в российской элите людей, которые продолжают опираться не на внутреннюю, а на внешнюю легитимность. Другими словами, не на понимание и поддержку народом их идей, а на благоволение так называемых "партнёров" на Западе в виде различного рода клубов, центров, государственных и межгосударственных структур. Для себя эту группу лиц, как и некоторые другие эксперты, я называю «коллективный Кудрин», хотя и понимаю, что в этой "тусовке" он далеко не самый главный. Если мы их влияния не искореним, то будем принимать столь же ошибочные внешнеполитические решения, как в 1990-х.
Второе явление я бы назвал "позицией жены Лота". Она всё хотела оглянуться, всё думала: а правильно ли мы ушли оттуда, где были, может там и сейчас не так уж плохо, и не вернуться ли назад? Вот и сегодня есть те, которые говорят о необходимости "восстановить" отношения с Западом, "вернуться к доконфликтному статусу-кво". Кому-то, видимо, хочется, чтобы мы поскорее вернулись в "объятия" Запада. Но время "собирания камней", чем мы начали заниматься в России, предполагает противоположное – уклонение от объятий. Не самоизоляцию, а соблюдение здоровой дистанции.
Зачем нам восстанавливать "доконфликтный статус-кво"? Чтобы Запад уже окончательно уверился в том, что действовать в отношении нашей страны с позиции двойных стандартов — это нормально? Чтобы вновь засилием дешёвого импорта мешать российскому промышленнику и фермеру? Чтобы постоянно быть под угрозой выдворения из многосторонних структур, куда Россию снисходительно вновь допустят? Чтобы опять запутать людям мозги относительно того, кто они есть и для чего Россия существует в современном мире? Чтобы поставить в тупик дружественные нам государства, вместе с которыми на основе БРИКС мы сможем сформировать второй полюс мировой политики – полюс созидания, противостоящий западному полюсу разрушения? Зачем "восстанавливать" отношения, качество которых и привело к той оголтелой враждебности Запада к нашей стране, свидетелями которой мир является сегодня, а также к нашей уязвимости перед лицом этой враждебности?
Кто-то сегодня говорит, что возможно восстановление взаимопонимания с Западом. Кто-то даже готов или хотел бы поставить такую задачу. Но так задачу ставить нельзя. Кто в этом сомневается, пусть внимательно перечитает материалы, касающиеся реакции участников Мюнхенской конференции на более чем выверенные и корректные со всех точек зрения оценки, высказанные там нашим министром С.В.Лавровым.
Чем политическая проблема крупнее, тем более точно должно быть сформулировано поручение. Взаимопонимание с этой публикой невозможно. Они никого не хотят понимать, кроме себя. Да и себя-то, свои настоящие интересы, понимают плохо. Возможен только баланс военной и экономической силы и политической воли. Для того чтобы он нас устраивал, надо укреплять волю быть самими собой и наращивать военную и экономическую силу. Первое в сегодняшних обстоятельствах, под давлением, делать проще, второе – сложнее. Но другого пути, если мы хотим остаться Россией, нет.
