Максим Соколов
11 сентября 1969 года Косыгин, возвращаясь в Москву из Ханоя, где он принимал участие в похоронах вьетнамского лидера Хо Ши Мина, послал с борта самолета китайскому руководству, над владениями которого он пролетал, ритуальную телеграмму вежливости со стандартными пожеланиями китайскому народу мира и благополучия. Ответная телеграмма далеко выходила за рамки ритуального обмена любезностями. Она содержала приглашение сделать остановку в Пекине и провести переговоры.
Косыгин согласился. В результате шестичасовых переговоров с Чжоу Эньлаем в Пекинском аэропорту политики договорились о ряде мер по снижению напряженности между СССР и Китаем.
Ситуация была на грани большой войны. На Дальнем Востоке и в Восточном Казахстане продолжались пограничные инциденты, регулярное железнодорожное и авиационное сообщение между странами было разорвано, отсутствовала и горячая линия связи ("красный телефон") на самый крайний случай. Китайский посол отбыл из Москвы еще в 1966 г., советский посол из Пекина — в 1967. В результате внезапной аэропортовской встречи русский с китайцем не стали братьями навек, но, по крайней мере, было остановлено сползание к самому худшему. Обменялись послами, стали ходить поезда, начала работу совместная комиссия по пограничным спорам.
Косыгин и Чжоу нарушили все дипломатические обычаи подготовки к встречам на высоком уровне, но оно того стоило. Лучше ожесточенная дипломатическая перебранка (продолжавшаяся все 70-е годы), чем приграничные инциденты с использованием танков, артиллерии и систем залпового огня. Осенью 1969 г. дипломатия одержала победу — и слава Богу.
Спустя 45 лет президент Франции Франсуа Олланд сходным образом пренебрег дипломатическими обычаями. Внезапная посадка самолета в Москве и последующие двухчасовые переговоры первых лиц тоже были явным нарушением международного ритуала.
Политика санкций и международной изоляции России, проводимая сейчас державами Запада предполагает либо вообще воздержание первых лиц Запада от встреч с их московским коллегой, либо, на крайний случай, встречу на полях коллективных мероприятий. В танце и как бы невзначай.
Но президентские самолеты невзначай не садятся во Внукове по дороге в Париж — только с явным целеполаганием. А равно с пониманием того, что такой шаг пробивает брешь в стене изоляции.
Возникает, однако, вопрос: почему в роли штрейкбрехера выступил именно французский президент, а не глава какой-нибудь другой западной державы? Возможно, лидеры Запада и сами уже понимали, что с отсутствием всяких личных контактов они пересолили, но почему именно Франция?
С одной стороны, все могло сложиться и случайно. Олланд побывал с визитом в Казахстане, где президент Назарбаев убедительно объяснил, что политика изоляции контрпродуктивна. Надо встречаться, надо договариваться, если этого не делать, то из ничего и выйдет ничего. Эта аргументация до гостя дошла. Гости у Назарбаева какой-нибудь другой лидер, президент Казахстана и ему бы не преминул объяснить то же самое.
С другой стороны, Владимир Путин намекнул, что экспромт был предварительно подготовлен: "Спасибо, что вы, двигаясь домой, как мы и договаривались в Австралии, нашли время на то, чтобы приземлиться в Москве и несколько минут поговорить по тем проблемам, которые стоят сейчас перед нами, которые мы должны решать. Очень рад вас видеть, добро пожаловать". Примерно, как в 1969 г. переговорам в Пекинском аэропорту предшествовали контакты Косыгина и Чжоу Эньлая, имевшие место в Ханое на траурных мероприятиях.
Американский лидер смертельно обижен и будирует, Британия традиционно выполняет роль охвостья, Меркель в Берлине закусила удила и по своей риторике сравнялась с США. Только Франция, будучи великой державой со всеми соответствующими атрибутами (ядерные силы, место постоянного члена СБ ООН) проявляла в то же время большую осторожность и не отказывалась от контактов с Владимиром Путиным.
К тому следует присовокупить, что Олланд, чье внутриполитическое положение довольно плачевно (такого непопулярного президента Пятая Республика еще не знала), мог решить несколько поправить свой рейтинг успехами на внешнеполитической ниве.
Для чего он взял пример со своего бывшего (и вероятно, будущего) соперника на президентских выборах Николя Саркози, который в бытность свою президентом Франции произвел в 2008 г. достаточно успешное посредничество в конфликте России и Грузии. Франция, как дежурный (и, по предположению, эффективный) миротворец — худо ли?
Правда, проблема в том, что французское миротворчество 2008 г. вершилось с молчаливого согласия прочих западных держав, готовых, по крайней мере, особо не препятствовать дипломатии Саркози. Наличествует ли это молчаливое согласие сейчас — большой вопрос.
В том и заключается существенное различие, при внешнем сенсационном сходстве, между переговорами в Пекинском аэропорту и переговорами в аэропорту Внуково, что в 1969 г. Косыгин и Чжоу Эньлай располагали достаточно обширными полномочиями, и, действуя в рамках своих инструкций, могли достичь договоренности по ключевым пунктам. Тогда как вопрос о полномочиях Олланда, об их объеме остается открытым. Как в том смысле, достаточно ли у него суверенитета для проведения самостоятельной политики, так и в том смысле, располагает ли он коллективными инструкциями от держав Запада.
Встречаться, разговаривать и торговаться полезно в любом случае. Но еще полезнее делать это при наличии верительных грамот, удостоверяющих чрезвычайные полномочия партнера по переговорам. С какими грамотами Олланд приземлился во Внукове, мы пока не знаем.
