ДОНЕЦК, 26 сен — РИА Новости. Гражданская война на востоке Украины унесла жизни уже пятерых работников российских СМИ — наши коллеги жизнями заплатили за право читателей и телезрителей знать правду. Однако война — это не только трагедия: иногда это еще и весело, и всегда это уникальный опыт, который не получить в мирное время.
Пиво под обстрелами и жизнь в подвале на одном "дошираке" — ничто так не сплачивает коллег, как романтика работы на передовой.
"Доширак" и чай из бассейна
Когда-то Анатолий Чубайс изрек знаменитое: "Российская армия возрождается в Чечне". Трудно сказать, родится ли новая украинская армия в конфликте на востоке страны. Пока что больше похоже на то, что она тут гибнет.
Однако для сообщества российских журналистов события здесь становятся своего рода горнилом, пройдя через которое оно получает бесценный опыт, мало с чем сравнимый. В первую очередь, это опыт сохранения трезвой головы на плечах и сочувствия к обеим сторонам конфликта.
Но прежде всего восток Украины для журналистов сейчас — неиссякаемый кладезь колоритных персонажей ("Стрелок", "Бабай", "Бес", "Моторола" и так далее) и громких событий.
А романтика осажденного Славянска? "Доширак" три раза в день. Ночлег в подвале гостиницы "Украина", самой популярной у журналистов. Зарядка айфонов, маков и прочих девайсов от одного-единственного электрогенератора на всех. Вода для чая и супа, которую берут из фонтана на центральной площади… Такое не забывается.
Журналисты до сих пор вспоминают легендарного "народного мэра" Славянска Вячеслава Пономарева и его пресс-секретаря — Стеллу Хорошеву, жительницу Италии, срочно приехавшую в Славянск помогать ополченцам. Только она на звонок журналиста с просьбой сообщить о ситуации в городе могла начать декламировать стихи собственного сочинения: "Народ поднял Донбасса флаг! Мы вышли землю защищать от тех семян, что так умеет сеять НАТО!"
На просьбу же прокомментировать ситуацию с задержанием ополченцами наблюдателей ОБСЕ Стелла обычно вопрошала: "А почему вас не волнует судьба задержанных ополченцев? Звоните в Киев!"
Запомнился и случай, когда после брифинга Пономарева на какую-то важную тему Стелла вдруг вышла на крыльцо Славянского горисполкома к журналистам и внезапно объявила: "Так. Всем оставаться на своих местах. Я потеряла свой фотоаппарат, никто не уходит. Если не найдется — никогда сюда больше не зайдете".
Журналисты, среди которых было немало иностранных и российских фотографов с огромными объективами, переглянулись и даже не знали, как и реагировать.
К счастью, через две минуты пресс-секретарь ополченцев снова появилась на крыльце, только уже не злая, а с извиняющимся выражением лица. "Ой, нашелся!" — объявила она со счастливой улыбкой. Журналисты выдохнули с облегчением.
"Свободолюбивый Донбабве"
В начале июля ополченцы во главе с Игорем Стрелковым из Славянска неожиданно отступили. К слову сказать, ополченцы забыли предупредить о своем отступлении российских журналистов, в частности фотокорра РИА Новости Андрея Стенина (через месяц погибшего под Снежным) и корреспондента Lifenews Семена Пегова, ранее объявленного СБУ в розыск — наглядная иллюстрация о якобы плотном сотрудничестве российской прессы и ополчения, о которой любят рассказывать украинские СМИ.
Журналисты, оказавшиеся таким образом под угрозой пленения, узнали о бегстве ополченцев случайно — благодаря привычке Пегова начинать день с купания в реке. Как вспоминал потом Стенин, Пегов ворвался в гостиницу, округлив глаза и крича, что в городе никого нет и сейчас сюда войдет армия.
После этого основные события в ДНР переместились в Донецк, столицу "свободолюбивого Донбабве", как ласково называют ДНР в Киеве. В таком крупном городе, как Донецк, проблем с размещением не было.
Тут было два подхода. Первый — поселиться в гостиницу, где живет большинство журналистов; более того, можно подгадать и поселиться рядом с международными экспертами, наводнившими Донецк после крушения Boeing. В Донецке это пафосные гостиницы Ramada или Park Inn.
В таком подходе есть сразу несколько плюсов — во-первых, можно следить за перемещениями экспертов, "падать им на хвост", общаться с ними в кулуарах. Во-вторых, это безопасно — обстреливать гостиницу с сотрудниками ОБСЕ Киев будет в последнюю очередь.
Наконец, здесь, в барах и лобби, действует своего рода "биржа" слухов, контактов, новостей. Здесь можно найти попутчика, вместе с которым арендовать машину или переводчика. Или просто собутыльника, чтобы залить стресс пивом.
Пивные будни
Кстати, про пиво. Везде и всегда многонациональное сообщество журналистов первым делом в любом городке отыщет кафе с Wi-Fi, кафе с хорошей едой и, конечно, бар. В упомянутом Славянске таким кафе было "Славный город", в котором даже в дни жестоких бомбежек откуда-то была и еда, и интернет.
В Донецке же одним из популярных мест была "Юзовская пивоварня" (Донецк когда-то назывался Юзовкой, по имени основавшего его английского угледобытчика Джона Хьюза). Это большой бар с дешевой вкусной кухней, свежим пивом, а главное — в пяти минутах от областной госадминистрации, главного штаба ДНР.
Здесь тусовались многие журналисты, пару раз нас развлекал одним своим появлением в сопровождении вооруженных телохранителей "народный губернатор" Павел Губарев — надо было видеть устремленные на него взгляды "гламурных посетителей".
Кстати, в конце июля диверсанты убили одного из помощников Губарева, Александра Проселкова — здорового парня с детским лицом. На похоронной фотографии я как раз узнал одного из телохранителей, с которыми он накануне пил пиво. Странное это чувство — помнить человека живым и здоровым, и вот его нет… Впрочем, на войне такое, конечно, случается сплошь и рядом.
Однако тогда же, в конце июля, "Юзовская пивоварня" закрылась на неопределенный срок — из соображений безопасности. Когда я заходил туда в последний раз, на табличке только сиротливо висел счет за электричество.
Впрочем, мне повезло — в последний день работы бара, когда он уже был совсем пустой и даже финал чемпионата мира по футболу никто не пришел смотреть (на окраине города шли сильные бои), я сделал запас из трех литров пива. С запасом, впрочем, вскоре пришлось расстаться: подарил его румынским коллегам, ведь они вывезли меня из-под огня в Шахтерске.
Среди журналистов из редакций победнее или тех, кто приехал на более длительный срок, был популярен так называемый арт-хостел "Ливерпуль" — с ночным клубом, баром, бюджетной столовой и номерами, разукрашенными в яркие цвета и портреты "Битлз".
Первым закрылся ночной клуб — в Донецке стало не до концертов. Потом в одно прекрасное утро в двери журналистов постучали вооруженные "зеленые человечки" и дали 5 минут на сборы (россиянам — 10). Оказалось, что теперь тут будет общежитие ополченцев.
"Вежливые люди" извинились только за то, что и предоплата, сделанная журналистами, пропала. Впрочем, хозяева гостиницы понесли финансовые потери явно большие.
Маленькие радости подполья
Но есть и минус в том, чтобы жить вместе со всеми — жители гостиницы остаются на виду у ополченцев, которые могут попытаться надавить на нелояльного им журналиста. Так недавно, например, был задержан внештатник телеканала CNN. Если же город все-таки возьмет Нацгвардия, то именно обитатели гостиниц станут первыми объектами "зачисток". А все их паспортные данные, переписанные на ресепшене, попадут в руки СБУ — а там, глядишь, в санкционные списки.
Поэтому второй вариант размещения — арендовать квартиру. Это и к народу поближе, и просто удобнее и дешевле (стоимость аренды в Донецке сильно упала). Кроме того, можно выбирать себе район. Высшим шиком считается снять квартиру напротив зданий ОГА или бывшего СБУ — из окна наблюдать за событиями.
Коллега из одного информационного агентства специально снял квартиру недалеко от вокзала, где идут бои между ополчением и силовиками. Страшновато, конечно, но зато новости вроде "над Донецком опять слышна канонада" можно писать, не вставая с дивана.
Надо сказать, что важной особенностью работы журналистов на территории ДНР является и то, что здесь отсутствует единый центр, куда бы стекалась вся полнота информации о жизни непризнанной республики и особенно вести "с фронтов".
У ополчения очень слабо выстроена система обмена информацией. Через пресс-центр ДНР вряд ли можно договориться об интервью с какой-нибудь "звездой" ополчения и лидерами республики.
На эту тему есть много баек. Одна такая: коллегам нужно было срочно узнать подробности некоего боя. Позвонили руководителю пресс-центра ДНР. "А я не знаю, — честно ответила она. — Я дома, борщ варю. Приезжайте лучше".
В результате на первый план выходят личные связи журналистов с ополченцами, перерастающие в дружбу. Правда, тут очень легко переступить тонкую грань, отделяющую журналиста от объекта исследования, превратиться из стороннего наблюдателя в соучастника.
Сколько раз автору приходилось слышать в свой адрес вопросы ополченцев, как сделать свой сайт, просьбу разослать релиз или поделиться разведывательной информацией. В какой-то момент ловишь себя на мысли, что рискуешь из журналиста превратиться в шпиона или "российского консультанта", столь любимых украинской пропагандой.
А просьба привезти из Москвы денег от знакомых, раз уж все равно собираешься из России на передовую? Что это: небольшая дружеская просьба или "финансирование терроризма"?
Случай в Марьинке
Постепенно ситуация в Донецке становилась хуже и хуже. Большинство местных жителей уехали, взрывы раздавались уже в центре города, и журналисты рисковали из свидетелей событий превратиться в случайных фигурантов сводок. Зачастую так и происходило: например, в самом центре города под случайный обстрел попала машина с местными журналистами с "Первого республиканского канала" и "Оплот-ТВ", в итоге два корреспондента и водитель получили ранения.
Я стал ловить себя на странных ощущениях. Одно такое: когда хлопок запуска снаряда слышишь в левом ухе, а взрыв — в правом. То есть снаряд пролетает где-то у тебя над головой.
Второе интересное чувство возникает, когда приезжаешь на место обстрела, фиксируешь разрушения и количество жертв, и тут обстрел возобновляется. Снаряд вроде бы не падает второй раз в ту же воронку, повторяешь ты себе, но ощущения крайне неприятные.
Один раз мы приехали в село Марьинка — райцентр на юго-западной окраине Донецка, где накануне несколько пятиэтажек были разрушены артобстрелом. Зашли в одну из квартир, стали фотографировать, и тут вдруг снова раздались знакомые шлепки — мины. "Надо уходить", — сказал коллега-фотограф, с которым мы приехали на одной машине. Он вышел из дома, а я задержался.
Передо мной была обычная советская квартира, детство хозяина которой пришлось явно на 90-е. На стенах — плакаты групп "Нирвана" и "Металлика", местного клуба "Шахтер". Узнаваемый, в общем, антураж, вот только одной стены у квартиры не было — вынесло снарядом. Более того, как мне показалось, хозяин еще мог и не знать, что сталось с его жилищем — наверняка он был где-то в эвакуации.
Сделав несколько фотографий, я тоже стал спускаться к машине. Вот только оказалось, что фотографа тут нет. Обстрелы меж тем продолжались, мы стали с коллегами в панике выяснять друг у друга, где он: " Вы же вместе с ним были, где он?— Да нет, он раньше меня вышел и к машине пошел!".
Пропавший коллега ответил. "Да я тут, сейчас буду" — и бросил трубку. Проходит еще пять минут (или одна, или десять — под обстрелом теряешь чувство реальности) — его нет. Я дозванивался до него еще пару раз, но фотограф не мог объяснить, где он.
Наконец мы поговорили спокойно. "Я не в ту сторону побежал. Бежал минут десять. Потом в себя пришел — где нахожусь, не понимаю", — объяснил он. Где он находится, где мы — в незнакомом городе сообразить невозможно, объяснить тоже. А мины меж тем взрываются.
И тут вдруг он выбежал из-за угла. "Я заблудился. Спросить не у кого. Потом вдруг увидел какого-то деда. Спросил у него, где разрушенные пятиэтажки — так вас и нашел", — не отдышавшись, объяснил фотограф.
Да, все разъехались, потом уехали и мы, а отчаянный дед продолжал гулять по родному району, не желая поддаваться общей панике.
Автомат вместо блокнота — и в бой!
Крымск и Крым, Бирюлево и Пугачево, Южная Осетия и теплоход "Булгария" — везде я встречал один и тот же "пул" лучших российских журналистов, специализирующихся "на войне" и ЧС. Так произошло и в Донбассе. Но есть и важное отличие: конфликт здесь — очень затяжной, а главное, в той или иной степени он касается многих журналистов лично. У кого-то — украинские корни или друзья в Киеве. У многих — внезапно украинские паспорта. Кто-то просто свято верит в идеалы Майдана или, наоборот, "Русской весны". Непредвзятым остаться очень сложно.
И вот известный публицист патриотической ориентации пишет в собственном Facebook донос на либерального журналиста: мол, ополченцы, будьте бдительны! Среди вас провокатор! А это уже не просто милая ссора в фейсбуковском стиле: портрет "провокатора" появляется на дверях донецкой ОГА. Визит сюда журналиста чреват ни много ни мало "подвалом": местные ополченцы далеки от тонкостей взаимоотношений внутри московской тусовки.
Либеральный лагерь отвечает тем же: передает в СБУ список наиболее активных и идеологически предвзятых российских журналистов. Они тут же пополняют все возможные санкционные списки.
События длятся так долго, что журналисты успевают изменить свою судьбу. Журналистка питерского издания встречает суженого — конечно же, в полном соответствии с законами драматургии, он активист Майдана. Сначала он возит ее по мятежному востоку, из принципа не снимая вышиванку — в сочетании с киевскими номерами его машины это подвиг. А потом она выходит за него замуж — но не только из-за любви, но и чтобы получить вид на жительство на Украине. Теперь можно продолжать здесь работать беспрепятственно.
Сотрудница российского телеканала разочаровывается в информационной политике. Прямо из командировки пишет в офис: "Я увольняюсь". И без труда находит себе работу тут же, не выезжая из Донецка: на телеканале киевском!
Ну, а еще один коллега из российского провинциального города так проникся идеалами "народных республик", что попросту вступил в ополчение и перестал отвечать на звонки редакции. Зато получил автомат.
Очень трудно сохранить объективность и голову на плечах, трудно не заразиться всеобщей ненавистью, трудно не радоваться убийству "врагов" и с недоверием относиться к безумным слухам. Но мы будем стараться.
На одной из пресс-конференций я спросил вице-премьера Андрея Пургина, как долго, по его мнению, будет длиться "переходный период". "Что вы имеете в виду?" — уточнил он. Не выдержав, я пошутил: "Поставлю вопрос по-другому. Когда мы сможем поехать домой?". Он только рассмеялся.
