Искандер Валитов, методолог, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня"
Понятие вырождения западноевропейской цивилизации я ввел в предыдущем материале на примере живой природы. Моим намерением было показать, что дарвинизм является прежде всего идеологическим учением, весьма искаженно описывающим реальные механизмы биологической эволюции. Утверждалось, что отношения конкуренции в ней представляют собой вырожденные случаи и что биосферу следует рассматривать как единую систему, скорее как один организм, нежели как множество видов и особей, борющихся между собой.
Поведение всякой особи работает прежде всего на воспроизводство популяции, вида, биосферы. Всякое отклонение от задачи воспроизводства жизнеспособного целого и есть суть вырождения. Эгоизм не входит в биологическое наследство человека.
В этой колонке я буду отстаивать тезис, что социальный мир радикально отличается в своем устройстве от мира живой природы. Его жизнеспособность строится на иных механизмах. Их необходимо знать, чтобы суметь увидеть процесс вырождения социальных систем.
Человек не является венцом эволюции
Чтобы разобраться в специфике человеческих объединений и их радикальном отличии от животной стаи, следует ясно понять, что человек не является продуктом эволюционного процесса.
Неважно, как мы будем представлять себе этот эволюционный процесс. По Дарвину — с его случайной изменчивостью и отбором адаптивных приобретений. Или согласно будущей "онтогенетической" теории, которой предстоит описать эволюционный процесс как развертывание одного системного целого. Или любой другой теоретической конструкции.
Я придерживаюсь той точки зрения, что человек появился в ходе совершенно другого — не эволюционного — процесса. Эволюция лишь подготовила материал-носитель для него. И на нём — "дочеловеке" — она и завершилась.
Мы можем считать, что он был её целевым продуктом. Именно поэтому никакая теория эволюции, пусть даже и преодолевшая все несуразности дарвинизма, не сможет описать появление человека.
От стаи к общине
Человек, конечно же, произошел не от обезьяны. Хорошо известно, что люди как биологический вид (буду называть их дочеловеками) появились существенно раньше того момента, когда в их группах стали использоваться орудия, родился язык, сложились ранее не встречавшиеся эффективные формы коллективного поведения.
Эволюция произвела биологическую основу человека (но не его самого!) то ли на 400 тысяч, то ли на 2 млн лет раньше (данные ученых разнятся), чем возник собственно "человек разумный", таким, каким мы его сегодня знаем. И всё это время данный биологический вид жил животной жизнью.
Процесс, в ходе которого появился человек, заключается в превращении стаи в общину. Биологический материал при этом остается без изменений. Вся тайна происхождения человека скрыта именно в этом переходе. По-видимому, на этом переходе и вспыхивает "огонь разума", как пишут об этом философы. Я бы вслед за Пиаже говорил предметнее: люди в общине начинают осознавать своё поведение.
Здесь не место описывать возможные модели того, как это могло происходить.
Отметим только, что, скорее всего, суть этого перехода состоит в развитии механизмов отражения на базе уже существующих биологических возможностей. Отражение у живых существ — это не зеркало, которое отражает всё подряд. Отражение — системный элемент поведения. Животное отражает из внешнего мира только то, что нужно для его поведения, для его функционирования. Отражение избирательно и фокусировано.
Возможно, переход от дочеловека к человеку связан с тем, что дочеловек начинает смещать внимание со значимых деталей внешнего мира на моменты своего и коллективного поведения.
Например, на звуковой сигнал, который он издаёт, или жесты, которые он делает в определенной ситуации и на какие-то ответные действия своих соплеменников, вызванные этими самыми сигналами. Точно так же для его соплеменников эти звуки или жесты начинают выступать в качестве маркера совершенно определенной ситуации, требующей коллективного действия.
В тот момент, когда дочеловек устанавливает связь между звуками/жестами, до этого непреднамеренными и являвшимися просто его некими рефлекторными поведенческими реакциями на ситуацию, и эффективным коллективным поведением, появляется возможность перехода к преднамеренному сигнализирующему действию. Те или иные звуки и жесты становятся необходимым элементом организации сложного коллективного действия.
У долюдей формируется особая установка на дифференциацию этих сигналов. Долюди начинают преднамеренно использовать разные сигналы для обозначения разных ситуаций или разные сигналы для инициации разных коллективных действий. Такие сигналы уже не являются рефлекторной реакцией, они теряют причинную обусловленность теми или иными стимулами из внешнего мира. Они обретают другую сущность — знаковую. Посредством знаков люди сообщают о своей ситуации, побуждают к коллективным действиям, фокусируют внимание на значимые детали текущей обстановки.
Так, благодаря отражению, направленному на само поведение (т. е. рефлексии), сигнал превращается в знак, наборы сигналов — в язык, дочеловек — в человека, стая — в общину. Осознание поведения, по-видимому, неразрывно связано с рождением языка. Думаю, верны оба утверждения: и то, что осознание поведения происходит через язык, и то, что язык рождается в ходе осознания поведения.
Главное здесь в том, что поведение, которое осуществляет теперь община, уже не является реализацией видовой генетической программы. Геном перестает выступать единственным источником поведения. Община сама начинает творить новое поведение.
Более того, за счет его языковой насыщенности она получает существенно более широкие возможности для его передачи следующим поколениям. Первобытный ритуал — это уже чрезвычайно знаковое насыщенное действие, кристаллизующее в себе коллективный опыт. Поведение, которое производится человеческой общиной, а не эволюционным процессом и воспроизводится не генетически, а через механизмы культуры, уже имеет другую "природу" — становится деятельностью. Человек становится человеком только в силу вовлеченности в жизнь человеческого объединения, а не сам по себе, не в силу своей биологической природы.
Человек без сущности
Значение осознания поведения недооценивается. Осознание любой поведенческой программы приводит к тому, что она теряет автоматизм. Это касается даже ощущений и восприятий.
Вербализация ощущений меняет ощущения. "Чистое" восприятие и восприятие в языковом поле — две большие разницы. Рефлексивно (знаково) организованные ощущения и восприятия вторичным образом вновь становятся автоматизированными, но существенно иными.
Человек перестал быть природным существом в самом глубинном смысле. Он стал техно-природным существом, в котором природа занимает подчиненное положение, является пластичной и трансформируемой. Ни один инстинкт, ни один физиологический механизм больше не являются для него законом.
Управление любым биологическим процессом может быть перехвачено его сознанием. Человек может произвольно менять свою природу. Сущность любого животного — в его специализированном поведенческом программном комплексе. Тело животного — это просто материальное выражение этого программного пакета.
Человек же такой сущности больше не имеет. Он в процессе своей жизни должен найти её, найти своё место, определить содержание и форму своего участия в общественной жизни. Маркс писал про проблему отчуждения человека. Только он не понимал её исходной экзистенциальной природы.
Медицина, кстати, пропустила этот момент. Она лечит человека в лучшем случае, как животное, — в тех случаях, когда пытается восстановить "саморегуляцию". Но чаще всё-таки относится к нему, как к сломанной машине, когда пытается его отремонтировать хирургически или протезировать химически (лекарствами). "Человеческая медицина" по идее должна была бы заниматься организацией осознания тех или иных процессов, в которые включен человек, в т.ч. телесных, но не только, и через это восстанавливать здоровье.
Тем более, недопустимы попытки биологизировать человека в социально-политических контекстах. Все те, кто говорит о необходимости улучшить природу человека, лгут, поскольку у человека нет природы. Этот тезис может быть употреблен только для одного — обоснования организации концентрационных лагерей, чипирования и роботизации человека.
Ситуация человека
Дочеловек ещё принадлежал природе, и его существование было гарантировано биосферными механизмами, тем, что ему было вменено, как и всем другим живым существам, вполне определенное поведение. Отныне его поведение и деятельность не являются естественным образом согласованными и гармоничными с процессами воспроизводства единиц более высокого порядка.
Появление человека из дочеловека означает, что само его существование становится проблемой. Его проблемой. Деятельность не принадлежит природе. Деятельность людей может отклоняться, и весьма значительно, от задач воспроизводства. Более того, теперь природа фактически оказывается элементом, включенным в человеческую деятельность, и воспроизводство её — тоже в зоне ответственности человечества.
Поэтому можно говорить о том, что человек теперь принадлежит не природе, а единице совершенно другого масштаба. Пользуясь термином Вернадского, можем называть её ноосферой. Критически значимым теперь становится то, насколько люди знают это социальное и деятельностное целое со всем тем, что туда включено: природа, технологии, сам человек; насколько они умеют управляться со всем этим, налаживая процессы нормального функционирования, воспроизводства, развития. Место инстинктов занимает понимание: что нужно делать для сохранения жизнеспособности ноосферы?
Теперь люди сами могут и вынуждены определять способ своего существования: какие правила общежития, какие мотивации, какие способы действия они будут практиковать. Линии социальной эволюции и есть по сути практика тех или иных способов коллективной и индивидуальной жизни.
Каждый социум — это вариант решения проблемы существования. Такое решение всегда многослойно: тут и жизненные мотивации людей, житейские правила и обычаи, организация хозяйства, институты, законы, управленческая надстройка. Но у всего этого есть базовый элемент: понимание своей ситуации. У любого даже самого, казалось бы, традиционного жизненного уклада и у естественных жизненных мотивов всегда есть источник: кто-то когда-то определенным образом понял ситуацию и сумел внедрить в сознание других людей новые установки.
В авраамических религиях это отрефлектировано: человек теперь — сотворец, наместник Бога на Земле. Его выживание всецело зависит от того, насколько он сумеет держать эту позицию знания и ответственности.
О вырождении
Александр Зиновьев в своих книгах детально описал "закон эгоистического расчета". Он об этом пишет так: "Согласно этому закону каждый нормальный и активно действующий член общества урывает для себя столько жизненных благ, сколько ему позволяет его социальное положение, причем урывает безнаказанно, в допускаемых обществом рамках, или по крайней мере с достаточно высокой степенью безнаказанности". Зиновьев был безусловно прав в том, что эгоистичный расчет определяет очень многое в поведении и деятельности людей в тех реальных социальных системах, которые он изучал. Только он ошибочно полагал природную непреодолимость этого мотивационного комплекса и переоценивал его силу. Хотя сам же при этом говорил о том, что мечтает о новом человеке — нерасчетливом, душевном, живом. И писал о значении фактора понимания.
Жизнеспособность системы, её иммунитет против вырождения впрямую зависит от того, насколько в каждом человеке представлено знание о целом и насколько есть установка на сохранение этого целого. Является ли для каждого человека очевидной его связь с целым — и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Эгоизм не является природным законом. Эгоизм растет из того же корня, что и совесть, — из рефлексивности. Только здесь рефлексия направлена не на определение себя в воспроизводстве целого, а на его корыстное использование.
Вырожденцами следует считать всех тех, кто отказывается разбираться в целом и определять своё участие в его воспроизводстве. Тех, кто по сути отказывается от человеческого способа существования, от поиска своего места (своей уникальной сущности). В священных книгах это тоже ясно прописано: каждый будет отвечать персонально за всё, что он сделал и не сделал.
Можно говорить и о феномене системной дегенерации. Прежде всего она имеет место, когда управление в социальной системе начинает осуществляться не в интересах её воспроизводства, а в интересах отдельного органа, социального слоя или конкретной группы лиц. Что приводит к снижению общей жизнеспособности системы. И самое страшное происходит, когда люди массово теряют связь с целым и превращаются в законченных эгоистов. Особенно когда все хотят свободы и уверены, что весь мир существует для их самореализации и исполнения мечты. Но об этом — в следующий раз.
