Виктор Грибачев, Центр международной журналистики и исследований
Перед Вечным огнем у Кремлевской стены всегда цветы. В День памяти и скорби, 22 июня, их будет очень много. Мы придем сюда поклониться, поблагодарить и помолчать.
Поэт-фронтовик Семен Гудзенко в июле 1941 года ушел воевать добровольцем. И в своем стихотворении «Мое поколение» сказал всем нам: «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели. Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты. На живых порыжели от крови и глины шинели, на могилах у мертвых расцвели голубые цветы».
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают…
Это одна из тех песен Владимира Высоцкого, которую чаще всего вспоминают в День памяти и скорби. Ее пел Марк Бернес, сегодня исполняет Николай Расторгуев. После 22 июня 1941 года о Великой Отечественной сложат много песен и стихов. Но вот «Прощальная» на мотив «Синего платочка» появилась уже 29 июня, через неделю после начала войны. Никто не мог знать, когда придет Победа, поэтому – так много слов о расставании. О том, как уходили и как провожали на войну. Между «До свидания» и «Прощай» — разница в жизнь, уходя на войну, чаще всего прощались…
Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа,
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.
Кончилось мирное время,
Нам распрощаться пора,
Я уезжаю, быть обещаю
Верным тебе навсегда.
Искусствоведы по сей день спорят об авторстве песни, поэтому во многих случаях указывается: «Слова народные». Наверно, так, потому что у нее много вариантов, позже в песню уже вошли слова о разгроме немцев под Москвой. Война была народной – и народ складывал свои песни.
Даже не призываю читателей помнить – знаю, что не забудут.
Провожали меня на войну,
До дороги большой провожали.
На село я прощально взглянул,
И вдруг губы мои задрожали.
Ничего б не случилось со мной,
Если б вдруг невзначай разрыдался –
Я прощался с родной стороной,
Сам с собою, быть может, прощался.
По деревенским обычаям, уходящих провожали за околицу – вот о какой дороге говорит Федор Сухов, написавший эти стихи. «Большие дороги», на самом деле – проселки, они вели на фронт деревенских жителей, «Усвятских шлемоносцев» Евгения Носова:
«Все это время, готовясь к последнему дню, наперед казнясь его неизбежной надсадой, Касьян все же мыслил себе, как пройдет он по Усвятам, оглядывая, запоминая и прощаясь с деревней, торжественно печалясь про себя, оттого что каждый его шаг будет необратим, а путь его неведом; как выйдут за калитки остающиеся тут старики, почтительно обнажат перед ним головы, наговаривая разное, вроде: «Час добрый тебе, час добрый! Не сплошай там, вертайся!»; как будут вослед торопливыми жменьками сыпать кресты на его заплечную суму глядящие в окна старушки, а деревенская детвора молчаливым поглядом проводит его, ступающего в последний раз мимо изб, ворот и палисадов».
В сорок первом наши родные знали, что победят. Но не знали, когда. И не знали, вернутся ли они живыми домой, поэтому прощались.
Мы помним, и будем помнить всегда, сложим еще немало песен о тех, кто воевал, победил, остался в живых и погиб. Презирать и ненавидеть тех, кто советует «все забыть», ведь даже с памятниками советским воинам, освободившим их страны, в Восточной Европе борются по сей день. Намеревались снести «Алешу» в болгарском Пловдиве, венгры хотели «очистить» центр Будапешта от памятника нашим солдатам, ненависть эстонских и латвийских властей к Победе над фашизмом просто не знает границ.
В 2005 году президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга в своей книге «История Латвии: XX век» концлагерь Саласпилс, которые многие называют «латвийским Освенцимом», переименовала в «воспитательно-трудовой лагерь». Чтобы не помнили.
Так вот, кора увиденных мной в семидесятые годы деревьев на территории «воспитательно-трудового лагеря» была ободрана на той высоте, где ее могли достать узники. Чтобы съесть и попытаться не умереть с голоду.
Тогда, применительно к политикам, решившим на свой лад переписать историю, у нас в ходу появилось деликатное выражение «радикал-реваншисты». Но абсолютно точные, жесткие и непарламентские определения нынешних апологетов нацизма дали те, кого всегда принято называть «простыми людьми». Жаль, их нельзя употреблять в дипломатических нотах протеста против сноса памятников и прославления фашизма. Тот самый случай, когда подавляющее большинство моих соотечественников не стало бы возражать против использования самой грубой нецензурщины в адрес политических некрофилов Европы.
Для тех, кто прочтет этот материал в Киеве, воспроизводим фрагмент экспозиции «Ни давности, ни забвения. По материалам Нюрнбергского процесса». Фотовыставку показывают у нас, в России, в дни, когда власть вершит геноцид против собственного народа. Сегодня не бомбили Киев, сегодня новые «гауляйтеры» бомбят украинские города – так, как это делали фашисты. Пусть посмотрят, для них эта репродукция.
И – о внуках и правнуках победителей. Несколько лет назад в Белгородской области детям предложили написать письмо солдату в 1941 год. Бойцу, который не знает, когда и чем закончилась война. Вот что захотела сказать ему воспитанница Реабилитационного центра для детей и подростков с ограниченными возможностями 15-летняя Анастасия Шинкарева:
Хочу тебе удачи пожелать,
Домой вернуться и детей обнять.
В далекий сорок первый шлю письмо,
Хоть не дойдет вовек туда оно…
Еще открою тайну для тебя –
Солдат-герой, я правнучка твоя…
Значит, Россия будет жить.
