Материал подготовлен редакцией ИноСМИ специально для раздела РИА Наука >>
Питер Дизикес (Peter Dizikes)
В грамматике русского языка существует поразительная путаница правил в отношении числительных. Так, например, существительное в единственном числе «стол», если оно используется в предложении в качестве подлежащего, принимает специальную «падежную форму», которая называется именительный падеж единственного числа. Когда слово «стол» используется со словом пять или больше, оно принимает другую форму, которая называется родительный падеж множественного числа (пять столов). А с числительными от двух до четырех, используете еще одна форма – родительный падеж единственного числа (два стола).
Но с теми числами, последней цифрой которых является единица, правильной формой вновь становится именительный падеж единственного числа. На русском языке «5281 ребенок» так и будет «5281 ребенок». Многие из этих форм вновь меняются в том случае, если существительное является объектом предлога.
Больше всего в этой путанице Песецкого интересуют правила употребления грамматических падежей, то есть префиксы и суффиксы, которые во многих языках свидетельствуют о том, к какой части речи принадлежат слова в данном конкретном предложении. Например, для того, чтобы прочитать любое латинское предложение, нужно определить суффикс, обозначающий падежное окончание каждого существительного, и сделать это нужно для того, чтобы понять, к какой части речи относится данное слово и затем установить правильное значение этого слова. Сегодня падежи широко используются, в частности, в немецком, японском и корейском языках. (В английском от падежей остались лишь отдельные незначительные следы – например, в различии между словами «она» (she) и ее (her).
По мнению Песецкого, странность правил русских падежей может сообщить нам кое-что важное относительно падежей в целом, а также предоставить нам редкую возможность заглянуть в те аспекты современного языка, которые обычно скрыты другими его сложностями. По его мнению, падежи не являются отдельным набором грамматических правил, а, напротив, некоторые падежные окончания естественным образом заимствованы из определенных частей речи и относятся к ним. Существительные, как отмечает Песецкий, «рождены в родительном падеже», а само существование падежей может просто отражать то, каким образом различные части речи взаимодействуют друг с другом.
Песецкий излагает свою теорию в книге «Морфология русских падежей и синтаксические категории» (Russian Case Morphology and the Syntactic Categories), которая недавно была напечатана в издательстве Массачусетского технологического института MIT Press.
Такими рождены: являются ли существительные на самом деле формами родительного падежа?
Для любого человека, который пытается, скажем, постичь основы латыни, идея относительно того, что существительные имеют естественный падеж, представляется довольно странной. Возьмем, к примеру, формы слова «canis» (собака): «Canis» с окончанием именительного падежа означает, что оно является подлежащим в предложении (Собака съела пищу Вергилия), тогда как форма «canem» в винительном падеже означает, что оно является прямым дополнением (Вергилий кормит собаку), а слово «cani» в форме дательного падежа представляет собой косвенное дополнение (Вергилий дал корм собаке). Существование падежей обеспечивает подобного рода лингвистическую гибкость.
«Идея относительно того, что существительные появились на свет в родительном падеже, всем кажется парадоксальной, — признается Песецкий. – Мне она тоже кажется парадоксальной. Это совсем не очевидный вариант».
Песецкий – он опирается на особое сравнение, впервые предложенное его коллегой по Массачусетскому технологическому институту Норвином Ричардсом (Norvin Richards) между русским языком и исчезающим австралийским языком лардил (lardil) – утверждает, что указанное несоответствие возникает потому, что в русском языке происходит «нанизывание падежей» (case-stacking), то есть несколько падежей могут законным образом употребляться в отношении одного конкретного слова в данный конкретный момент. В русском языке эта тенденция, связанная с нанизыванием падежей, обычно невидима из-за взаимодействия с другими процессами.
«Моя идея состоит в следующем: то, что существительные и глаголы делают при падежной маркировке, на самом деле является указанием на какую-ту другую фразу, зависящую от них, — отмечает Песецкий. – Существительное требует родительного падежа, поскольку он является просто еще одним названием существительного. Глаголы требуют винительного падежа, поскольку они сами находятся в винительном падеже. Предлоги требуют творительного или дательного падежа, поскольку они сами изначально находились в творительном или дательном падеже».
Подобные гипотезы относительно русского языка не встретишь в учебниках, подчеркивает Песецкий, впервые начавший заниматься проблемами русского языка в 1970-х годах.
«Если вы откроете учебник грамматики русского языка, то там будет сказано, что числительные требуют родительного падежа, — отмечает Песецкий. – Я предлагаю, чтобы мы перевернули это положение. На самом деле числительные не дают возможности родительному падежу, в котором они и были рождены, стереться в результате требования глаголами других падежей».
Направления для дальнейшего изучения
Песецкий утверждает, что его идеи вызвали удивление у некоторых лингвистов, особенно у специалистов по славянским языкам, однако его книга получила также хвалебные отзывы. Джон Бейлин (John Frederick Bailin), профессор лингвистики Университета штата Нью-Йорк в городе Стони-Брук, написавший книгу о синтаксисе русского языка, назвал его работу «блестящей и удивительной оригинальной попыткой рассмотрения одной из наиболее известных проблем русского морфосинтаксиса». Он также добавил, что в процессе своей работы Песецкий «представляет радикальное упрощение общей архитектуры синтаксической теории».
«Нельзя считать, что я полностью избавился от падежей как отдельной системы в существующих языках, — подчеркивает он. – По моему мнению, то, что мы называем падежами, на самом деле представляет собой несколько взаимодействующих систем». Однако как специалист в области синтаксиса он рассчитывает на то, что на основе переосмысления падежей может появиться более глубокое понимание функционирования падежей в структуре синтаксиса, то есть в рамках фундаментальных языковых правил.
«Либо я ошибаюсь, и в таком случае возникает стимул для того, чтобы предложить более убедительную теорию, либо нам придется перешагнуть через наши традиционные представления», — говорит Песецкий.
Оригинал публикации здесь
