В первый раз изображение мухинской скульптуры "Рабочий и колхозница", ставшей эмблемой самой крупной киностудии в Советском Союзе и, поговаривали, во всей Европе, появилось на титульном кадре кинокартины "Весна".
То была картина-праздник, в чем я еще раз убедился совсем недавно, когда ее показывали по одному из телеканалов.
…Колоннада Большого театра. Вид снизу, вид сверху… На фронтоне девушки в комбинезонах моют квадригу и приветствуют марширующие колонны белоснежных девушек. Отряд белогимнастерочных милиционеров на вороных конях, горделиво вышагивающий по Тверской (тогда именовавшейся улицей Горького). Много жизнерадостной музыки Дунаевского, перебиваемой звуковой мешаниной уличной суеты: тарахтение дорожной техники, назойливые клаксоны автомобилей (тогда им дозволялось дудеть сколько душе угодно). Духоподъемный марш на стихи Сергея Михалкова:
"Все то, о чем мечтается,
Все то, что мы хотим,
Все то, что нам понравится,
Мы создадим, мы создадим!"
И, вправду, тогда мерещилось, что начинается совсем новая, абсолютно счастливая жизнь, где все мечты вот-вот и непременно сбудутся. А сказочная утопия на экране — это зримая явь грядущей общечеловеческой гармонии. Как волшебная страна, дверь в которую открыл золотым ключиком Буратино.
Своим ключиком открыл дверь в нее Григорий Александров. Он соединил два волшебства — Науку и Кино. Первое способно тиражировать Солнце. Другое — Побасенки. То и другое насущно необходимо. И без того, и без другого жизнь бы на земле угасла.
Кажется, что это все, что нужно человеку в депрессивную минуту.
Кино едва ли не с зарождения ощущалось как альтернативная реальность, как обитель богов и сверхчеловеков. Как то, что недоступно, таинственно, но от того и особенно желанно.
"Мосфильм" если и стал фабрикой грез, то не такой производительной — мощности были не те. Да и полет фантазии художника оказался ограниченным жесткими рамками идеологических клише и классового подхода.
Два столпа мифологического кинематографа, выросшие еще в 1930-е годы, подпирали своды советского Олимпа — Григорий Александров и Иван Пырьев. Первый мифологизировал новых горожан ("Веселые ребята", "Волга-Волга", "Светлый путь", наконец, "Весна"); второй — колхозную новь ("Богатая невеста", "Трактористы", "Свинарка и пастух", "Кубанские казаки").
Все довоенные годы требовался еще и миф о стирании границы между городом и деревней. В какой-то степени запрос на него удовлетворяли все те же Александров и Пырьев. Но делали они это на комедийном уровне.
Впрочем, Пырьев уже в 1948 году рискнул решить задачу и в жанре эпического повествования "Сказание о земле Сибирской".
В советской стране мифология творилась не по велению рынка, а по требованию агитпропа. Нужны были мифы о Ленине — извольте: "Ленин в Октябре", "Ленин в 1918 году", "Человек с ружьем". Потребовалась мифологизация Сталина — пожалуйста: "Клятва", "Незабываемый 1919-й год", "Падение Берлина".
Но ведь не мифом единым жива человеческая общность. И едва режим неосмотрительно ослабил ошейник и удлинил поводок, как мастера кино стали позволять себе расшатывать пропагандистские клише, подтрунивать над коммунистическими штампами, посмеиваться над начальниками. И тогда стали возможными комедии Рязанова и Гайдая, затем — Данелии.
Появились картины, в которых авторы пытались колебать краеугольные камни — "Летят журавли", например. Или "Неотправленное письмо".
В павильонах "Мосфильма" было снято очень много хороших не только мифологических картин, но и вполне себе реалистических. Их снято было настолько много, что, перечисляя их, может показаться: то было золотое время отечественного кинематографа.
Смею, однако, предположить, что такое ощущение — результат аберрации зрения. Это эффект взгляда на прошлое издалека. В советскую пору не припомню года, когда бы кинематографисты, собравшиеся обсудить итоги киношного года, не сетовали бы на безрыбье и обилие раков, не били бы в колокола по поводу серости и бездарности советского кино.
У меня лично был малюсенький опыт соприкосновения с "Мосфильмом". Во-первых, я там проходил студенческую практику в середине 1960-х годов (объединение Пырьева) и имел возможность присутствовать на заседаниях худсовета. Затем некоторое время был включен в Большой худсовет студии и уже мог наблюдать, как принимались картины.
Потому я несколько скептически оцениваю те восторги, коими осыпают иные ветераны кино атмосферу и порядки, царившие в то золотое время. Не я один мог бы вспомнить, сколько крови было испорчено Рязанову, когда он запускался с картиной "Берегись автомобиля"… Сколько боли натерпелся Тарковский с реализацией своих замыслов… Какие муки претерпели Элем Климов и Лариса Шепитько, пытаясь одолеть бюрократические засады на своем пути к зрителю.
"Мосфильм" был не только садом, где произрастали и расцветали роскошные цветы.
"Мосфильм" был еще и кладбищем благородных замыслов.
***
В наше время "Мосфильм" уже не только студия. Это концерн, предоставляющий технические услуги другим студиям, кинообъединениям… Знакомый логотип теперь не всегда несет ответственность за художественный уровень картины, начало которой предваряет на экране, но по-прежнему это знак качества.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
