Практически не дающий интервью участник "золотой сотни" Forbes, предприниматель и коллекционер, президент Европейского еврейского конгресса Вячеслав Кантор накануне открытия в ГМИИ им. Пушкина выставки "Отечество моё — в моей душе…" сделал исключение для РИА Новости и рассказал о заниженной самооценке гениев, тяготах бездумного накопительства и объяснил, почему из-за одного шедевра может появиться целый музей. Беседовала Светлана Янкина.
- Журнал Forbes, ссылаясь на экспертов, оценил коллекцию Музея искусства авангарда (МАГМА), созданного на основе вашей коллекции, в 150-200 миллионов долларов. Так ли это?
— Конечно, любой музей, как и любой коллекционер, ограничен и материальными, и временными рамками, но каждый хочет быть олимпийским чемпионом в своем виде спорта. И для меня это очень органичная позиция. На сегодняшний день стоимость коллекции трудно выразить в цифрах, поскольку всем хорошо известна ситуация на рынке искусства — цены постоянно растут, особенно на произведения основных художников из нашего собрания.
- Можете ли вы раскрыть, насколько были застрахованы экспонаты, представленные на выставке в ГМИИ им. Пушкина?
— Мы застраховали коллекцию на сумму порядка 200 миллионов долларов. Самые дорогостоящие произведения из тех, что можно будет увидеть на выставке, — "Портрет девушки в черном платье" Амедео Модильяни и картина Ильи Кабакова "Жук".
- И какую часть коллекции можно будет увидеть на выставке?
— Лучшую! Я полагаю, это примерно треть коллекции, но самая значимая. Отобрано для показа сто работ, и это был наш взаимный с Пушкинским музеем выбор. Некоторые, к сожалению, не вошли в экспозицию чисто по техническим соображениям: что-то было слишком масштабным, как, например, "Комната Люкс" Кабакова (ее размер примерно два на три метра), или слишком чувствительные ко всякого рода перемещениям, как "Зима" Эрика Булатова.
- Какого художника в коллекции музея МАГМА вы особенно выделяете и за что?
— Однажды кто-то из учеников Фалька спросил у него, что он думает о Хаиме Сутине. И он ответил: "Представьте себе, что Фальк — это одна лошадиная сила, а Сутин — сто". Здесь этот художник плохо известен, хотя родился он в Российской империи, и на этой выставке можно увидеть, возможно, впервые, одну из самых выдающихся коллекций Сутина. И это очень важно, потому что нет художника, который оказал большее влияние на современное развитие важнейших направлений в искусстве. Можно сказать, что все американские экспрессионисты — ученики Сутина, не в реальности, а в моральном смысле. И сам Модильяни считал, что Сутин — гений, а он — нет. Заниженная самооценка, вообще, я заметил, свойственна гениям, как Фальк и Модильяни. Словом, важно не доказать, что Бэкон и прочие — последователи Сутина, а понять, почему так. Я считаю, что это очень символично, что мы показываем в России лучшие наши работы, 90 процентов которых приобретено за ее пределами. Про Россию известно, что мы — великая ресурсная держава, еще про космос и балет, но есть еще и это измерение, что Россия не заимствовала из западного искусства, а, наоборот, во времена авангарда занимала лидирующие позиции.
Ну и, конечно, на выставке представлены и Репин, и Серов.
- С этими художниками вы наверняка знакомы с детства. Были ли уже тогда какие-то предпосылки, сформировавшие вашу страсть к коллекционированию?
— Самые мои первые встречи с искусством были достаточно поверхностные. В советские времена искусства, а тем более хорошего, нигде, кроме как в одном-двух комиссионных магазинах, негде было купить. Конечно, существовал закрытый мир коллекционеров, но ни я, ни моя семья туда вхожи не были. Но я помню, как ходил в гости к друзьям отца Семену Иголю и Ирине Лисицыной, которая до Семена была замужем за знаменитым петербургско-московским адвокатом, имевшим по тем временам огромную коллекцию — 30-40 знаменитых имен. Я помню, что на меня это никакого впечатления не производило — ни Левитан, ни Айвазовский. А вот впечатления от школьных посещений Третьяковки были очень сильные: я думал, что творения, которые я там видел, созданы небожителями. Это было как поход в небеса.
- Говорят, что вашим первым приобретением было "Похищение Европы" Серова, так ли это на самом деле?
— Первым моим реальным приобретением была картина XIX века Ван де Бласса "Девочка, собирающая виноград", картина, которую продавали на аукционе. Тогда-то я и почувствовал вкус и азарт аукционных покупок. На тех же торгах по распродаже имущества виллы Диодати, где когда-то жил Байрон, я купил три женевских пейзажа. На одном из них была изображена сама вилла 200 лет назад. Эта картина оказалась очень тяжелой, около 40 килограммов, но это меня не смутило. Когда я вижу то, что действительно мне нравится, я понимаю, что не могу без этого жить. И если я твердо уверен, что какое-то произведение нужно для моей коллекции, я никому его не уступлю.
- Петр Авен не раз говорил, как до сих пор жалеет, что ему не удалось купить Серова, и теперь эта картина у вас. Про нее вы тоже знали, что жить без нее не сможете?
— Это было в 1997 году. Мама всегда говорила, что надо сделать семейный портрет — старшие ведь уходят. И я попросил хорошего знакомого Дмитрия Жилинского написать его. Была сделана масса эскизов, мы много разговаривали, и он мне рассказал, что является дальним родственником Валентина Серова. Ну, сказал и сказал. Через некоторое время один дилер из Кельна говорит мне — пойдем в Третьяковку, обменяемся мнениями. Заходим мы в зал Серова, а там висят две его работы на одну и ту же тему, и тот мой приятель говорит, что одна из них продается и даже есть некая конкуренция. Вы можете себе представить, как устроен бизнесмен. Когда что-то никому не нужно, то и ему — тоже. Но когда появляется конкуренция — другое дело. Тем более, что к тому времени концепция коллекции была сформирована и важно было правильно начать. Мысль начать коллекцию с такой знаковой работы показалась мне очень захватывающей! Тогда я вспомнил про то, что говорил Жилинский, попросил меня познакомить с собственниками и вопрос решился очень быстро.
- О коллекции музея МАГМА вы говорите, что она "очень русская и очень еврейская". Этой концепцией вы руководствовались с самого начала?
— После того, как я сделал несколько шагов в собирательстве по принципу красивости или исходя из соображений, что просто неплохо было бы это иметь, я стал тяготиться бездумным накопительством. Я вообще часто начинаю тяготиться бессистемным развитием чего-либо. Жизнь для меня становится отвратительной, я чувствую, что делаю что-то неправильное. Я стал думать, и постепенно начала вырисовываться концепция коллекции русского и еврейского искусства. Это совпало и с другим процессом: в тот момент у меня стала четко формироваться ориентация в собственной жизни.
— Рядом со мной оказались три человека, которые помогли мне создать свою концепцию: известный юрист по правам человека и мой сосед по Женеве Александр Тихонов, критик Евгений Барабанов и художник Гриша Брускин — широко образованный, интеллигентный человек и одаренный художник, чьи работы позднее заняли свое место в коллекции музея МАГМА. Именно в разговорах с ним и начала вырисовываться концепция коллекции русского и еврейского искусства.
С одной из его работ связана драматическая история с вывозом из России, для чего Гриша зарисовал первоначальное изображение красками на какой-то мыльной основе. И вот она выставлена на аукцион, идет активный торг с Цимерли Арт Музеем из Нью-Джерси, и я эту битву выигрываю, не мог поступить иначе. Был еще один немецкий галерист, который предложил провести меня по русским и английским музеям и рассказать мне о живописи все, что знает сам. Я согласился, и в музейных походах мы договорились, что если он будет покупать для меня что-то на аукционе, то получит определенную комиссию. Однако я так ничего через него и не приобрел, поскольку все, что он предлагал, мне не нравилось. На этом мы и разошлись. Тем не менее я благодарен ему за то, что он познакомил меня с творчеством Лисицкого и искусством первой авангардной волны ХХ века.
- Какими качествами, на ваш взгляд, должен обладать коллекционер, чтобы принять единственное и правильное решение о покупке той или иной работы?
— Вспоминается такой случай. Я очень долго хотел приобрести работу Марка Шагала "Розовые любовники", просто был влюблен в эту картину, ее репродукции висели у меня повсюду. Первая попытка купить Шагала была предпринята, когда на рынке прошел слух, что продается коллекция Абрама Чудновского. К тому времени он сам уже ушел из жизни и она принадлежала его сыну. Я потратил пять или семь лет на непрерывные переговоры с ним, но в конце концов оказалось, что у него коллекции вообще не было. Задолго до того, как я приступил к переговорам, он ее продал за какие-то мизерные деньги. И однажды Чудновский мне говорит: "Слава, а что вы, собственно, торопитесь? Я — дичь, а вы — охотник, и вы должны меня выследить". Таким образом, коллекционера можно сравнить с охотником. Кому-то везет, а кому-то — нет.
- Считается, что собрание может рассказать о владельце очень много — вспомнить тех же Щукина с Морозовым, которые собирали одни имена, но коллекции получились совсем разными. Вы согласны с этим мнением?
— Частное коллекционирование — это способ самовыражения. Я думаю, что презентовать себя с помощью коллекции не очень продуктивно. Я верю в то, что "презентовать себя" и "выразить себя" — диаметрально противоположные вещи. Выразить себя, понять свой собственный мир, систему своих ценностей и предпочтений — это гораздо более точное определение цели коллекционирования, как я его понимаю. Это вопрос, заданный самому себе. У меня нет желания хвастаться коллекцией, я считаю, что ничем сакраментальным хвастаться нельзя, поскольку это то, что обращено только к тебе. Существует моя личная коллекция картин, фотографий и предметов прикладного искусства.
- А как появилась идея создания музея МАГМА?
— Первая мысль, которая пришла мне в голову после того, как я стал собственником "Похищения Европы", — такой шедевр достоин более значительного места, чем любая частная коллекция. Это музейная вещь, и она должна быть в музее. Так, благодаря этой великой картине и появилась идея музея — музея, которого не было еще и в помине. Тогда же и название родилось.
- Будет ли создано постоянное пространство МАГМА и если да, то где?
— Пока у нас в плане — выставки из собрания музея в России, Европе и США. Мы считаем наш музей передвижным, хотя у нас есть площадка в Женеве, где теоретически можно экспонировать коллекцию по договоренности. Небольшие музеи так и существуют во всем мире.
Создание постоянной экспозиции планируется после того, как пройдут выставки. В наших планах — продолжение культурно-просветительской миссии и продвижение идей толерантности.
- Сформирована ли окончательно коллекция музея, или она будет развиваться и дальше?
— В перспективе музей будет развиваться как в концептуальном, так и в географическом плане. Сейчас коллекция, гордость которой составляют работы современных художников — в частности, работы Булатова, Кабакова, Брускина, Виктора Пивоварова, Юрия Купера, Владимира Янкилевского, насчитывает около 250 произведений, в основном это живопись.
