Материал подготовлен проектом ИноСМИ Группы сайтов РИА Новости >>
Алан Гринспен (Alan Greenspan)
Это был телефонный звонок, которого я вообще не ожидал. Я только что вернулся домой после игры в теннис в зале. Это было воскресенье 16 марта 2008 года, вторая половина дня. Было холодно и ветрено. Звонил высокопоставленный чиновник и влиятельный член Совета управляющих Федеральной резервной системы США, который хотел обсудить недавнюю ссылку совета — это было сделано впервые за несколько десятилетий — на не совсем ясный, но взрывоопасный Раздел 13(3) Закона о Федеральной резервной системе. В широкой интерпретации эта статья наделяет Федеральную резервную систему правом почти неограниченного предоставления наличных средств практически кому угодно: в данном случае Федеральный резерв планировал предоставить кредит в размере примерно 29 миллиардов долларов банку J.P. Morgan для облегчения приобретения им инвестиционной фирмы Bear Stearns, находившейся на грани банкротства и потерявшей незадолго до этого около 20 миллиардов долларов наличными.
Банкротство компании Bear Stearns оказалось началом шестимесячной эрозии глобальной финансовой стабильности, кульминацией которой стало крушение банка Lehman Brothers 15 сентября 2008 года, вызвавшее, вероятно, самый крупный финансовый кризис в истории. Можно не сомневаться в том, что Великая депрессия 1930-х годов привела к значительно большему коллапсу в экономической активности. Однако никогда раньше краткосрочные финансовые рынки, помогающие каждодневной коммерции, не закрывались в глобальном масштабе. Когда инвесторы поменяли свое настроение с эйфории на страх, обильно орошенные ликвидностью рынки пересохли в одно мгновение, что привело во всем мире к сокращению экономической активности.
Последовавший за этим финансовый кризис оказался экзистенциальным кризисом для экономического прогнозирования. Традиционные методы предсказания макроэкономических событий — экономическое моделирование, истоки которого восходят к Джону Кейнсу, — не справилось со своей задачей именно в тот момент, когда это было больше всего нужно, к большому огорчению экономистов. Накануне кризиса изощренная система прогнозирования Совета директоров Федеральной резервной системы не смогла предсказать серьезных рисков для глобальной экономики. Не сделала этого и модель, разработанная Международным валютным фондом, который не далее как весной 2007 года пришел к выводу о том, что «глобальные экономические риски уменьшились» после сентября 2006 года и что «американская экономика в целом чувствует себя хорошо…, а поступающие из других мест данные являются весьма ободряющими». 12 сентября 2008 года, всего за три дня до начала кризиса, банк J.P. Morgan, возможно, главный финансовый институт Соединенных Штатов, выступил с прогнозом относительно того, что рост ВВП Соединенных Штатов будет ускоряться в первой половине 2009 года. Оценки предкризисного времени большинства профессиональных аналитиков и предсказателей, вероятно, лучше всего суммировал журнал Economist в декабре 2006 года: «Рыночный капитализм, этот мотор, движущий большей частью мировой экономики, кажется, хорошо выполняет свою работу».
Так что же в итоге не сработало? Почему почти все экономисты и достойные упоминания политики оказались слепыми перед надвигающейся катастрофой? Почему многочисленные эксперты, включая меня самого, не смогли заметить ее приближения? Я пришел к выводу, что важная часть ответа на этот вопрос заключается в очень старой идее: речь идет о «животном чутье» (animal spirits) — этот термин, как известно, придумал в 1936 году Кейнс для описания «спонтанного побуждения, скорее, к действию, чем к бездействию». Кейнс говорил об импульсе, побуждающем к экономической активности, однако сегодня экономисты используют термин «животное чутье» также для описания страха, подавляющего действие. Кейнс вряд ли был первым человеком, обратившим внимание на важность иррациональных факторов в процессе принятия экономических решений, и экономисты, конечно же, не упускали их из вида в течение последующих десятилетий. Проблема в том, то подобного рода поведение сложно измерить, и оно упорно не поддается любым попыткам систематического анализа. В течение десятилетий большинство экономистов, включая меня, исходили из того, что иррациональные факторы не могут быть составной частью ни одного надежного метода предсказаний.
Но после нескольких лет внимательного изучения проявлений животного чутья во время нескольких кризисов, я пришел к выводу о том, что люди, особенно в период очень сильного экономического стресса, ведут себя более предсказуемым образом, чем традиционно представляли себе экономисты. Еще более важно то, что подобное поведение поддается измерению и должно стать неотъемлемой составной частью экономического прогнозирования и процесса определения экономической политики. Оказалось, что это чутье демонстрирует последовательность, которая может помочь экономистам идентифицировать возникающий ценовой пузырь в акциях, сырьевых товарах и обменных курсах, и может помочь им предсказать экономические последствия обвала подобных активов и их восстановление.
Чутье в материальном мире
Экономика животного чутья охватывает широкий круг видов человеческой деятельности и пересекается с относительно новой дисциплиной — поведенческой или бихевиоральной экономикой (behavioral economics). Ее задача состоит в том, чтобы включить в процесс изучения более реалистичную версию поведения, чем модель совершенно рационального Homo economicus, использовавшуюся в течение столь долгого времени. Имеющиеся данные говорят о том, что эта более реалистичная точка зрения на поведение людей на рынке в обычных условиях прокладывает путь к экономическому росту, который будет несколько ниже по сравнению с тем случаем, если бы люди на самом деле были рациональными экономическими актерами. Если бы люди вели себя на том уровне рациональности, который предполагается в стандартных экономических учебниках, то уровень жизни в мире был бы ощутимо выше.
С точки зрения специалиста по прогнозам, вопрос состоит не в том, является ли поведение рациональным, а в том, является ли оно в достаточной степени повторяющимся и систематичным для того, чтобы его можно было измерить в цифровом виде и предсказать. Вызов заключается в лучшем понимании того, что Дэниель Канеман (Daniel Kahneman), ведущий бихевиоральный экономист, называет «быстрым мышлением», то есть основанными на быстрой реакции суждениями, с помощью которых люди обычно склонны определять многое, если не все, в своих повседневных решениях относительно работы финансовых рынков. Никто не защищен от эмоций страха или эйфории, являющихся преобладающими драйверами спекулятивных рынков. Однако люди по-разному реагируют на страх и эйфорию, и эти реакции создают особые, поддающиеся наблюдению шаблоны мышления и поведения.
Возможно, самым важным животным чутьем для предсказания является нежелание принимать на себя риски. Процесс выбора относительно того, на какой риск стоит пойти, а на какой — нет, определяет относительную ценовую структуру рынков, которая, в свою очередь, управляет потоком сбережений, направляемых на инвестиции, что является критической функцией финансов. Способность принимать на себя риски является основополагающей в жизни, но вопрос в том, является ли готовность к большему риску предпочтительнее готовности к меньшему. Если бы дело обстояло именно так, то спрос на ценные бумаги низкого качества превысил бы спрос на такие «свободные от риска» бумаги, как казначейские облигации США, а высококачественные бонды приносили бы больше прибыли, чем ценные бумаги низкого качества. Но так не происходит, и поэтому можно сделать очевидный вывод: взятие на себя рисков необходимо, но это не то, что активно ищет значительное большинство людей.
Алан Гринспен — глава Федеральной резервной системы США с 1987 — 2006 год.
Оригинал публикации: Never Saw It Coming
