В фонде культуры "Екатерина" проходит выставка "Реконструкция" — это, пожалуй, первая попытка проанализировать и систематизировать российское искусство с 1990-х годов по нынешнее время. Ставший на днях кавалером Ордена Почетного легиона Владимир Семенихин вместе со своей супругой Екатериной был одним из первых, кто сделал частное собрание публичным. В интервью РИА Новости основатель фонда рассказал о том, как распознать подделки, почему шедевры сейчас приходится искать "днем с огнем", и объяснил, почему коллекционировать надо "с холодным носом". Беседовала Светлана Янкина.
- Вы коллекционировали, делали выставки с музеями. Зачем вам потребовалось открывать собственное пространство — это все-таки довольно затратная история?
— Это очень просто объясняется. Возьмем для примера выставку о Young British Artists — она обещает стать бомбой! Мы над ней работаем уже длительное время, и нам еще потребуется год. С одной стороны, государственные музеи хотели бы работать с частными фондами, а с другой — есть еще Минкультуры, и у учредителя всегда приоритет. С этим трудно очень. Плюс у музеев ограниченное количество выставочных пространств, которые и так перегружены. И если все это обобщить, то свое выставочное пространство – это определенная свобода в планах и действиях. Но, действительно, его наличие накладывает множество обязательств — как с финансовой точки зрения, так и с имиджевой. Несмотря на сложности мы не хотим отказываться от этого проекта — это как коллекция: изначально для нас это было хобби, просто радовало глаз, а сейчас стало второй работой. Нам с супругой она очень нравится, потому что немного раскрепощает, сильно развивает — мы много ездим, смотрим, общаемся. Для нас открыт целый новый мир людей, которые любят искусство, которые его создают, продвигают.
- Как на ваш взгляд изменился характер коллекционирования с 90-х годов, как эволюционировали вкусы, в том числе и ваши?
— Главное, что изменилось – это стало модным. В тот момент, когда мы начинали этим заниматься, никто не понимал, зачем, скажем, вместо предприятия в Сибири покупать произведение Машкова или Кончаловского. Предприятие в Сибири, конечно, хорошо, но сейчас, если ты не знаешь ничего, что происходит в культуре, не обязательно в изобразительном искусстве, — то как-то ты выглядишь чистым капиталистом. Потом у людей появилась возможность сосредоточиться на коллекционировании. Если в 1990-х годах главным параметром все-таки было то, что хотелось хлеба, то сегодня – уже зрелищ. Многие из тех, кто заработал какие-то состояния, сегодня думают позиционировать себя как людей, которые увлекаются кино, поддерживают балет, классическую музыку или собирают коллекцию. С кино и балетом — проще, собирать коллекцию – это сложно. А собирать коллекцию публичную – во сто крат сложнее, потому что на твой выбор воздействует большое число критиков, которые недовольны тем, что ты делаешь, или которые могут о тебе написать не очень позитивные вещи. Не все способны выдержать это.
- Как бы вы сами охарактеризовали свою коллекцию?
- Ваша личная коллекция и коллекция фонда — это одно и то же?
— Для нас это практически одно и то же. Дело в том, что в нашей стране пока еще не существует никакого интереса со стороны государства в развитии и продвижении частных институций, занятых в искусстве. У крохотного поселкового музея больше прав в организации выставки, чем у нас. Мы надеемся, что рано или поздно в этом направлении произойдут сдвиги, как это произошло в свое время с ввозом работ. Считается, что это связано с приобретением Виктором Вексельбергом коллекции яиц Фаберже, но с кем бы это ни было связано — очень здорово, что это произошло. Благодаря этому закону удалось в Россию вернуть колоссальное количество работ, которые в свое время были вывезены. Это сработало потому, что искусство стало искусством, а не товаром наравне с автомобилем в таможенной номенклатуре. Сейчас существует определенный перекос. Почему-то выпало актуальное искусство из кодировки, но ведь если картина написана сегодня, она не перестает быть объектом искусства. Это негативно влияет на разные выставочные обмены и ввоз каких-то произведений для выставок.
- Сейчас в вашем собрании весьма широко представлено именно современное искусство — вы сразу на него ориентировались?
— Мы пришли к этому постепенно. Начали с классики — XVIII-XIX веков, потому что это было понятно. Я считал, что стены должны быть украшены такими работами, на которых понятно, что изображено. Впрочем, сублимативно такое искусство присутствовало с первого дня — мы посещали галереи и так далее. Но для меня это была очень далекая тема.
- Могли ли вы тогда представить, что когда-нибудь станете инициатором проекта, подобного "Реконструкции"?
— Нет, никогда. Но это и правильно. Невозможно вытащить человека из контекста, сразу поставить его и сказать, что это правильно. Может, кто-то и может так, но я – нет, я должен перейти к этому эволюционно. Но у многих происходит так, что они не совсем понимают, что им это нужно, но есть талантливые консультанты, которые могут объяснить. Если они попадают в точку, тогда везет. Чтобы не допускать каких-то промахов, мы эволюционировали от классики, через авангард и "Бубновый валет", сначала к нонконформистам, а потом и к актуальному искусству и сейчас, собственно, покупаем и зарубежных художников. Россия стала открытым рынком и можно ездить на разные биеннале, смотреть и сравнивать, сколько стоит наш и американский художник. Главным мерилом взглядов является база того, что ты считаешь правильным. Ну, нравится, например, только фигуративное искусство – пожалуйста, другой собирает скульптуру, третий – книги. Каждому – свое.
- "Реконструкция" представлена в двух частях. Почему?
— Тема переосмысления художественных процессов 1990-2000-х годов оказалась настолько глобальной, что нам пришлось разбить проект, чтобы показать всю полноту той жизни и свободы, которая возникла в работах, поступках и всем остальном. К выставке выпущен огромный двухтомный каталог. И, в общем, это серьезная заявка на большой анализ. Наверняка, его будут проводить неоднократно, но мы хотим сделать его первыми, и это вообще отличительная черта нашего фонда – мы хотим делать то, что никто еще никогда не делал.
- Вы уже видели множество работ, можете ли сходу определить подделку?
— Для нас это очень просто определяется. Если у тебя висят настоящие работы и ты повесил к ним другую, а она "вываливается", то, значит, она на 100 процентов ненастоящая. Как-то так происходит, что то, что выстрадано художником и им писалось, сразу видно. Если что-то не то в этом ряду, то, как минимум, эта работа автору не удалась. Нельзя всех огульно обвинять в непорядочности и, конечно, наверное, существует удача, когда ты на чердаке каком-то нашел шедевр, но с нами за все время никогда такого не было. Такое может быть, но таких случаев – один из ста, тогда возникает вопрос: а остальные 99 — что?
- Вы и выставку "Бубнового валета" сделали для того, чтобы защитить художников этого круга и рынок от подделок?
— Рынок русского авангарда наиболее не защищен от подделок. К тому времени, когда мы решили делать выставку, мы собрали очень репрезентативную коллекцию этих художников, приобретая напрямую в семьях или у коллекционеров, которые отважились в советское время собирать это искусство, по сути, подпольно. Мы хотели собирать их и дальше, и тогда мы увидели, что пошла волна выставок, где наряду с музейными вещами вывешивались работы сомнительного характера, без провенанса. В связи с этим и с практически полным отсутствием серьезной литературы на Западе по этому периоду мы очень стали переживать за свое собрание и решились на серьезный проект. В нем была часть работ из нашей коллекции и лучшие произведения из 18 музеев страны. Сейчас вообще трудно представить, как мы могли это сделать в частном порядке. Но мы были полны решимости защитить эту поляну от разорения и от смешения с грязью. Поэтому в 2004 году в Монако состоялась эта выставка. Тогда же специально под этот проект был создан фонд "Екатерина" — музеям нужны были юридические гарантии, которые не могло предоставить частное лицо. Тогда пришлось сломить большой скептицизм. Мы хотели ограничиться только историей в Монако, потому что по финансам это было достаточно дорого, но музейные специалисты убедили нас сделать это в Санкт-Петербурге и Москве, и я очень рад, что они нас тогда убедили – эффект превзошел все ожидания.
- И какие бонусы вы стали получать от своей публичной деятельности?
— Главное, на что мы не рассчитывали – мы перестали охотиться за работами, как раньше. Ведь как было – мы должны были найти произведение и убедить, что его надо отдать именно нам. Сейчас все иначе: люди сами к нам приходят, показывают вещи и говорят о том, что они отдадут их нам в фонд со скидкой. Это в некотором смысле отличает нас от других коллекционеров – мы открыто этим занимаемся, везде готовы участвовать, и это сказывается на отношении других людей, они видят, что их работы не будут спрятаны от публики.
- Как бы вы охарактеризовали нынешнюю ситуацию на рынке искусства с точки зрения коллекционера?
— Что-то нам удалось приобрести благодаря тому, что до кризиса 2008 года цены устремились в космос, был не то, что пузырь, но пены было определенно много. Сейчас все улеглось и можно покупать. Дорого, но по каким-то адекватным ценам. Тенденция такова, что рынок немного просел с точки зрения плохих вещей, но цены на хорошие вещи не падают никогда. И сейчас мы видим, что средние вещи по стоимости уже стали возвращаться на докризисный период. Это тенденция, которая видна по официальным продажам, и ее легко отслеживать.
Красивых, хороших вещей не становится больше просто по причине того, что один раз переход из рук людей, кто давно собирал, в руки новых владельцев произошел, и люди пока не готовы с этим расставаться. Поэтому определенное количество вещей было выведено с рынка, новых нет, а людей, которые хотели бы купить, становится больше. В отсутствие качественного предложения при растущем спросе все это, конечно, толкает цены только вверх и происходят феноменально большие продажи. Никогда не хочется переплачивать, ведь есть бюджет. Я считаю, что коллекционировать вещи надо только те, которые тебе безусловно нравятся, безотносительно того, сколько они стоят. Ты не будешь переживать, что неправильно приобрел, если тебе вещь нравится. Это как если ты купил бутылку вина, потому что у тебя было такое настроение, – ты же не думаешь в тот момент о том, правильно ли ты это сделал или нет. Голова может болеть, если вина много и оно плохое, но если хорошее – никогда. Так же и от искусства.
- На ваш взгляд, какими качествами нужно обладать, чтобы собрать хорошую коллекцию?
— Самое главное — иметь определенную внутреннюю трезвость и неувлеченность. Потому что, если ты увлекаешься, то сразу происходит перекос. Ты думаешь, вот это супер, потрясающе! Можно купить сразу 20 работ, но нужно проявлять мудрость. Хотя, конечно, нельзя недооценивать того, что не поторопился – предложения больше нет. Здесь должна быть золотая середина между одним и другим, вот это самое главное для коллекционера.
