Автор: Глеб Морев
Вторая половина 1980-х годов – после объявления М.С. Горбачевым в феврале 1986 года политики "гласности", возвращения из горьковской ссылки академика А.Д.Сахарова в декабре 1986 года и освобождения политзаключенных зимой-весной 1987 года – отмечена резким ростом количества общественно-политических изданий в СССР. По условиям того времени, до выхода нового Закона о печати в 1990 году и фактической отмены цензуры, большинство из них были "неофициальными", относившимися к так называемому Самиздату, широко распространившемуся в СССР с начала 1970-х годов. Количество самиздатских журналов и газет к 1990 году исчислялось сотнями, они издавались по всей стране, во всех советских республиках. Первыми и самыми заметными медиа в этой нише стали московские издания, основанные в 1987 году – журнал "Гласность" под редакцией Сергея Григорьянца и газета "Экспресс-Хроника" под редакцией Александра Подрабинека.
Александр Подрабинек (1953, Электросталь, Моск. обл.) – журналист, правозащитник, по образованию врач. Один из соучредителей "Рабочей комиссии по расследованию использования психиатрии в политических целях" в 1977 году. Тогда же — один из редакторов правозащитного бюллетеня "Хроника текущих событий". Автор книги "Карательная медицина" (Нью-Йорк, 1979). В 1978-1983 годах – в заключении и ссылке за антисоветскую деятельность. С 2000 года – главный редактор правозащитного информационного агентства Прима-News. Живет в Москве.
В 1987-2000 годах – главный редактор еженедельной правозащитной газеты "Экспресс-Хроника".
История газеты "Экспресс-Хроника". Справка >>
- "Экспресс-Хроника" самим названием отсылает к "Хронике текущих событий", окончательно разгромленной к 1984 году. В какой момент вы поняли, что медийный опыт "Хроники" может быть восстановлен на другом уже этапе общественной жизни, с другими возможностями?
— Когда перестали сажать по политическим статьям, стало ясно, что социализм рухнет. Потому что если никого не сажать, на чем он будет держаться? И когда стало понятно, что с некоторой долей риска, но можно делать свободную прессу, чтобы она жила, а не выстрелить раз и сесть в тюрьму, тогда мы и придумали выпускать "Экпресс-Хронику". Это был 1987 год. Весной 1987 года начали выпускать политзаключенных и практически перестали сажать, и это был сигнал к тому, что "оковы тяжкие падут".
- Вы готовили издание параллельно с "Гласностью"? Или "Гласность" была той ласточкой, которая показала, что это возможно.
— Мы начали делать ее раньше, чем "Гласность", просто мы очень долго готовились. [Сергей] Григорьянц сделал это быстрее. Это совершенно не связанные процессы.
Читайте интервью с основателем и главредом "Гласности" Сергеем Григорьянцем >>
- А как технически была устроена "Экспресс-Хроника"? Редакция ведь требует бюджета, помещения, средств связи…
— Это был поначалу классический самиздат. Соответственно редакция была на ногах, писала все на коленках, средства мы вкладывали свои. Печатали все на машинках.
- Какой был первоначальный тираж?
— Первый номер вышел на двух машинописных листках, по-моему, в одной закладке, 8-10 экземпляров. Потом она быстро начала набирать силы и в смысле объема, и в смысле тиража. Не было сильных препятствий, был большой читательский интерес. Мы сначала вкладывали свои деньги, не такие большие, хотя для нас они были существенными, потом начались читательские пожертвования. В том же 1987 году "Хроники текущих событий" уже не было, но люди, [ее выпускавшие], признали нас преемниками, хотя мы нигде никогда не провозглашали это, и передали нам свои фонды. Там оставалось рублей 400, и по тем временам это были солидные деньги. Это было то, что осталось от "Хроники текущих событий", — [пишущая] машинка и деньги.
- В тогдашнем поле вы с "Гласностью" дополняли друг друга?
— У нас были совершенно разные форматы. "Гласность" претендовала на аналитический ежемесячник, они раз в месяц выходили. Мы придерживались традиций "Хроники текущих событий" в освещении и подаче информации, то есть — непредвзято, отстраненно, безоценочно. Собственно говоря, это западные стандарты. Поначалу у нас был информационный бюллетень, мы давали просто информацию, выходили раз в неделю. Так что мы не пересекались. Мы, кстати, ни с кем не пересекались из тогдашнего самиздата, потому что ни у кого не хватало запала делать информационную ленту. По существу это была лента, хоть и раз в неделю.
- Информационная лента требует корреспондентской сети.
— Мы начали быстро создавать корреспондентскую сеть. Я сейчас не могу точно сказать, сколько у нас было в 1987, 1988 году, но это были уже десятки корреспондентов по всей стране. И поначалу это были в основном люди из диссидентского или правозащитного движения, уже новые люди, которые туда приходили. Потом постепенно мы стремились повысить журналистское качество публикаций и стали отдавать предпочтение журналистам. Работали на стыке правозащитного движения и независимой журналистики.
- Ваш авторский корпус – это были журналисты, работавшие в официальной советской прессе?
— Нет-нет, этого не было практически совсем. Это были журналисты, которые не ужились в советской прессе. Но по большей части это были люди, которые хотели заниматься журналистской, в основном молодежь. Миша Бомбин из Риги, Ирина Саришвили из Грузии… В Москве у нас не было специальных корреспондентов, потому что сотрудники редакции сами выполняли эту функцию.
- А кто составлял редакцию? Кроме вас, главного редактора.
— Первый состав был – четыре человека: Володя Корсунский, ныне главный редактор "Грани.ру", Володя Рябоконь, сейчас он в эмиграции в Голландии, Петр Старчик, диссидент, и я.
- Как проходил процесс увеличения объема информации, приращения новых форматов?
— Это был естественный процесс, потому что появился спрос. Если появился спрос, нам приходилось печатать больше. Поскольку "Экспресс-Хроника" начинала распространяться шире, к нам приходило больше информации. Тогда рождались, как грибы, новые организации и многие хотели с нами сотрудничать. И они искали в информационном поле какое-то место, где они могли бы быть обозначены. Советская пресса к тому времени еще не созрела для этого, она еще была достаточно советская, а у нас они находили свое место, мы освещали их деятельность. Например, кроме постоянных рубрик – "Положение политзаключенных" и других традиционных диссидентских рубрик, у нас была рубрика "Партии и движения" – мы давали обзор жизни в этом разрезе, был обзор самиздата. Тогда все еще был самиздат. Были какие-то малотиражные издания где-то в провинции, которые выпускали энтузиасты, глотнувшие свободы. Им хотелось писать, печатать, чтобы их читали, и мы их аннотировали. Это, конечно, было очень полезно, и многие это приветствовали.
- Какова была реакция властей на появление "Экспресс-хроники"? Чувствовали ли вы не только отрицательную реакцию, но и какую-то, может быть, заинтересованность в той информации, которую вы давали?
— Нет, никакой заинтересованности не было. В первые годы была агрессивная реакция со стороны власти, были довольно часто всякие провокации. Сначала мы собирали редакцию у кого-то из редакторов на квартире, но потом нам стало тесно, потому что уже не один раз в неделю собирались, а работа стала более систематической, и кому хочется устраивать проходной двор из своей квартиры? Мы начали снимать квартиры. Начали снимать – начала милиция приходить к хозяевам и требовать нас согнать. В общем, довольно обычные приемы.
Потом было сильное давление на распространителей. У нас было очень много распространителей. Особенно когда «Экспресс-Хроника» начала печататься в типографиях. Арестовывали, [давали] 10-15 суток. В каждом номере у нас было: такие-то распространители подверглись преследованиям… Мы всю эту информацию печатали.
Потом у нас была традиция – мы раздавали по воскресеньям на Гоголевском бульваре, прямо за метро "Кропоткинская", свободные номера. И поскольку свободных номеров было мало, кто-то читал вслух, и у нас собиралось там обычно человек 200-300, иногда больше, иногда меньше. Кто-то брал номер, успевал прочитать страничку, его забирала милиция, кто-то брал следующую. Все время стычки, даже драки случались с КГБэшниками у меня. Я несдержанный в их отношении, даю сдачи, случалось такое. До 1991 года это продолжалось, до известных августовских событий, а потом власть перестала нами интересоваться.
- Каков был максимальный тираж "Экспресс-Хроники"?
— Максимальный тираж офсетной печати – 64 тысячи экземпляров. Он был не постоянный, разумеется. У нас распространялось примерно в 140 точках продаж, в основном это города. Конечно, тираж вырастал, когда были какие-то горячие события, и очень вырастал за счет мест, где "Экспресс-хроника" была запрещена, вообще запрещена пресса. Например, во время гражданской войны в Таджикистане, в Чечне во времена Дудаева, который запретил распространять, и она распространялась подпольно. В Грузии, когда Гамсахурдиа пришел к власти, он тоже запретил. Поэтому тираж колебался, иногда больше, иногда меньше. И объем колебался. Сначала мы выходили форматом А3, потом А2, иногда были больше вкладыши, иногда меньше, часто это зависело от того, есть у нас деньги или нет.
- Кстати, о деньгах. Если говорить о периоде до 1991 года, до путча, как строилась материальная база редакции? На какие деньги существовало издание?
— Газета долго выходила как классический самиздат и распространялась бесплатно. Потом стало понятно, что на этом развития нет, и в редакции были по этому поводу горячие споры, можем мы продавать или нет, потому что старые диссидентские правила входили в противоречие с новыми требованиями. Я придерживался того мнения, что для развития газеты надо ее продавать, она стоила у нас поначалу рубль. И потом мы ее привязывали к стоимости буханки хлеба что ли или кружки пива, не помню, к какому-то стандарту, когда человек может выпить кружку пива – значит, он может заплатить за газету, примерно так.
Но это не могло быть источником финансового самообеспечения. Потому что качественная пресса нигде себя не обеспечивает. Хотя это все и продавалось, но обеспечить себя не могло. Поэтому у нас было как бы три источника финансирования. Сначала мы сами вкладывали деньги, потом очень быстро стали поступать пожертвования, и довольно серьезные, частные люди присылали, у нас был опубликован номер счета в сберкассе, и присылали переводами, по 10 рублей, со всех концов, и из-за границы, потому что за границу она тоже попадала, ее читали по радио, перепечатывали. В лондонской "Таймс", например, была колонка как раз в те годы, 1988-89-ый, — по материалам "Экспресс-хроники". Да и другие газеты перепечатывали. Где-то с 1990 года нас начали поддерживать западные фонды, прежде всего американский фонд "National Endoument for Democracy". И они нас поддерживали до самого конца. Собственно, конец связан в основном с тем, что перестали поддерживать, это был наш основной спонсор.
- А Джордж Сорос вас поддерживал?
— Нас очень многие фонды поддерживали, кто-то один раз, кто-то много раз. Сорос тоже поддерживал, какие-то гранты мы получали пару раз от него. Но основными были, пожалуй, NED и Фонд Макартура, Mott Foundation.
- После 1991 года вы были уже официальным СМИ…
— Нет, не совсем так. Мы поставили себе такое правило, что мы не будем регистрироваться, покуда будет советская власть. Советская власть и "Экспресс-Хроника" были несовместимы. Советская власть закончилась в 1993 году, строго говоря. И после 1993 года мы зарегистрировались, у нас свидетельство о регистрации – от января 1994 года, по-моему. Но в период между 1991-м и 1993-м, в общем, было все относительно спокойно. Мы уже снимали офисные помещения. В 1991 году мы поставили свой киоск на Пушкинской площади, он и сейчас стоит, на Страстном бульваре. Власть уже пошла навстречу. Ну, в 1993 году власть сильно изменилась, особенно городская.
- Оставались ли вы всегда информационным изданием?
— Нет, это не была чисто информационная лента. Прежде всего потому, что довольно быстро мы разделили газету на информационную часть и аналитическую. Была такая десятая рубрика, "Комментарии" называлась. Это были статьи, репортажи, интервью, то есть материалы уже не чисто новостного характера. Но это была нормальная логика развития, потому что газета не может состоять только из новостей. И читатели хотели, и сотрудники хотели высказать свое мнение, вступить в полемику. У нас бывали полемики. От других изданий нас отличало, может быть, только то, что мы никаким образом не пытались встроиться в систему властных отношений. Мы держались всегда от власти особняком, принципиально считая, что пресса не должна быть никак связана с властью.
- Кто из известных теперь авторов вырос у вас, в "Экспресс-Хронике"?
— Да многие. Сейчас многие работают в самых разных изданиях. Саша Садчиков, по-моему, сейчас уже ушел из "Известий". Марина Перевозкина, по-моему, в "Независимой" работает, Илья Максаков работает в "Независимой", на "Свободу" кто-то ушел. Светлана Ганнушкина у нас работала. В общественную деятельность кто-то подался, кто-то политиком стал. Ира Саришвили была спикером грузинского парламента. В Эстонии наш корреспондент Лагле Парек стала министром внутренних дел. Наш чешский партнер, корреспондент Ян Урбан был правой рукой [Вацлава] Гавела, потом был секретарем президента. Когда была "бархатная революция" в Чехословакии, в 1989 году, нам Гавел звонил, просил связать с Сахаровым… В дни революции, когда люди вышли на улицы в Праге, у них оборвалась вся связь с Западом, а с советской Москвой связь сохранялась. Гавел нам звонил и просил передать Андрею Дмитриевичу, что в Праге снайперы на крышах, что есть угроза кровопролития.
В 1988 году мы создали Восточно-Европейское информационное агентство, оно начиналось при "Экспресс-Хронике" из наших корреспондентов за рубежом. У нас всегда были во всех коммунистических странах корреспонденты, также в Иране, в Африке…
- А как тогда осуществлялась связь с корреспондентами?
— Только по телефону, потом факсы появились. Наших читателей интересовало, что происходит в странах Восточной Европы, потому что там все бурлило, и мы имели там своих корреспондентов, которых находили кружными путями, через Запад, устанавливали с ними контакты, и они давали нам информацию в газету. А потом им тоже стало интересно, что происходит здесь, и мы установили равноправные отношения, создали Восточно-Европейское информационное агентство, это был такой пул информационный, мы обменивались информацией. Кто-то еженедельно редактировал, обычно этим занимался я, иногда кто-то другой. Были редакции в Польше, в Праге, в Бухаресте, в Будапеште, в Софии. Должна была быть в Берлине, но нам Штази пыталась внедрить своего агента, в результате в Берлине не получилось. Позже у нас были в Китае, на Кубе, в Иране, в Анголе корреспонденты.
А после 1989 года, когда прошли все революции, агентство наше рухнуло, везде появилась своя пресса, и мы сотрудничали с их прессой, у нас были партнерские отношения с разными изданиями, которые выросли из Восточно-Европейского агентства.
Для нас на первом месте стояла, конечно, информационная сторона, причем она была поставлена абсолютно не по-советски, а по-западному. Мы старались давать только проверенную информацию, от своих корреспондентов… Наши журналисты не должны были быть ангажированными ни в малейшей степени. Однажды я уволил корреспондента, который сфотографировался в Абхазии с автоматом в руках. Просто взял автомат, будучи на журналистском задании, и его щелкнули на "мыльницу". Я его уволил. Мы не требовали, чтобы журналист был вне политики, что он не может быть членом партии, но в служебное время, когда он работает журналистом, он не должен носить оружие. Хотя всякое бывало, и погибали журналисты. В Грозном у нас два журналиста погибли, первый еще при Дудаеве, наш журналист Дмитрий Крикорьянц. Он занялся расследованием незаконного экспорта нефти, причем не по нашему заданию, а как стрингер для Би-Би-Си, и его гранатой взорвали. Потом Надежда Чайкова погибла в Чечне. Гию Чантуриа взорвали в машине в Грузии, это уже конец 90-х был.
- Было ли у вас информационное партнерство с какими-то крупными западными СМИ?
— Было. "Экспресс-Хроника" выходила на английском языке. Это был 1990, 1991, 1992 год. У нас был штат переводчиков, английский редактор – Джон Кроуфут, англичанин, он жил в Москве тогда, был женат на русской. И она выходила на английском и распространялась в Москве. Это была копия "Экспресс-хроники". В основном для московских иностранцев, но многие увозили и за границу, домой. Особенно когда киоск появился, иностранцы приходили, разбирали весь тираж. Она выходила на день позже, чем русская версия, требовалось время на перевод, печать. До 1992 года она печаталась в Прибалтике, потому что здесь печатать незарегистрированное издание было невозможно. Мы возили в Ригу и в Вильнюс, "Саюдис" нам помогал, разные политические группы, тогда уже Прибалтика была независимой. А потом начали печатать в "Известиях", в типографии. Мы сотрудничали с разными изданиями. Более-менее постоянным партнером была Het Parool в Голландии, амстердамская газета. Они перепечатывали наши материалы. Они даже создали фонд поддержки "Экспресс-хроники". Было несколько таких фондов, был в Швейцарии создан Фонд "Экспресс-Хроники", в Голландии… Эта газета признала нас своими собратьями, потому что учреждалась во времена нацистской оккупации. Она тоже появилась как самиздат в то время. Голландцы увидели, что мы идем таким же путем, и поддерживали нас, собирали деньги, свои давали.
- Для СССР было характерно отношение к прессе, как к своего рода альтернативной власти. Воспринималось ли ваше издание не просто как медиа, но как некая правозащитная институция?
— Я вам расскажу одну историю. Это был 1990 год. Тогда были северокорейские лесные лагеря, северокорейцев вывозили в СССР работать на лесозаготовках. На Дальнем Востоке это довольно известная история была. В этих лагерях они работали за так, но были счастливы, потому что их кормили. Двое корейцев бежали из этого ада. Заключенные часто пытались бежать, но там была своя охрана, северокорейская, убивали сразу. И вот двоим удалось бежать. Одного убили, а другой добежал до Москвы и как-то пришел к нам в редакцию, стал просить убежища. А за этим парнем по пятам гонялись северокорейские спецслужбы. Они орудовали тогда тут, как хотели. Его пытались задержать северокорейцы, а он сдался нашим властям. Он без документов был, естественно. И его посадили на Петровку. [Сергей] Ковалев был тогда депутатом Верховного Совета, [Аркадий] Мурашов был руководителем московской милиции. Мы его оттуда вытащили, дали документы. Он сначала ходил с документами "Экспресс-Хроники", а потом сделали ему какие-то свои документы, он получил вид на жительство, стал бизнесменом.
Приходили уклонисты от армии, потому что мы много писали об этом. Приезжали в редакцию разные люди, просили убежища, мы их отправляли иногда в Грузию, в Абхазию, в соседние страны, их там принимали.
Последний такой случай был уже году в 1999-м или 2000-м, зимой, когда мне позвонил с Кубы один из наших корреспондентов и сказал, что в Москве на Павелецком вокзале в таком-то зале сидит кубинец, он не знает русского языка, не знает английского, он замерз. Мы приехали, нашли его – сидит в углу, как бомж, без документов, без всего. Он бежал с Кубы, переодевшись в полицейскую куртку, удалось сесть в самолет. Он пожил некоторое время у нас, а потом его отправили в Чехию, к друзьям, и он там остался жить.
На Кубе у нас тоже были постоянные корреспонденты, один журналист даже получил 15 лет тюрьмы – Адольфо Фернандес Сайнс – за сотрудничество с нами. Отсидел 8 лет, а потом его выпустили за границу, уже при Рауле Кастро. Мы устраивали демонстрации перед кубинским посольством в защиту нашего корреспондента, с нами приходили драться АКМовцы под предводительством [Сергея] Удальцова, это был 2004-2005 год. Я Удальцова с тех пор не переношу.
Если уж вспоминать разные людские истории, то вот, например, — недавно я был в прямом эфире на одном из телеканалов. И питерский депутат [Виталий] Милонов, автор известных законопроектов, начал вдруг расписываться мне в своей признательности. Меня это компрометировало просто! Он говорил, что в свое время распространял "Экспресс-Хронику", был нашим распространителем! Словом, вокруг нас тогда были очень разные люди.
