Вадим Дубнов, обозреватель РИА Новости.
Круглый стол в РИА Новости "Стереотипы о чеченцах: мифы и реальность", организованный интернет-порталом "Россия для всех", конечно, к этому событию приурочен не был, по крайней мере, официально. И о соперничестве кремля с мечетью на нем почти не говорили. Дело ведь, действительно, не в мечети.
Больше позитива
На круглом столе вспоминали Советский Союз. Профессор-филолог Зулай Хамидова вспоминала про повсеместность дружбы народов. Бывший сенатор и бывший советник президента Асламбек Аслаханов вспоминал о советском патриотизме. Вспоминали времена, когда по радио пели песни не на английском, а на советских языках, включая чеченский, и люди друг друга знали, и потому не ссорились.
Профессор-историк Явус Ахмедов объяснял, что большинство чеченцев не просто чувствуют себя россиянами, а желают жить в государстве "с централизованным типом управления – с крепкой властью и понятными лозунгами". Еще говорилось о том, что в советское время чеченцев ждали на любых советских широтах, потому что они хорошо работали, а теперь никто не хочет их видеть, потому что таковы стереотипы, которые опережают их, куда бы они ни приехали.
Жалоб на то, как чеченцы работали, в советское время, действительно, не было. Тысячи шабашников растекались по колхозам и совхозам, тысячи коровников и ферм построены их руками. Но о том, что колхозов больше нет, на круглом столе не говорили. Говорили о том, что все, накопленное в советские годы, рассыпалось, и больше никто не работает с молодежью.
И никто не борется со стереотипами. Бороться участники круглого стола предлагали проверенными методами. Дружба народов, песни на чеченском и, конечно, побольше позитива…
Про дембельский альбом и две войны
Советских людей, на самом деле, тоже было не провести интернационализмом. Безо всяких священных книг многие из них знали, кто распял Христа, кто и откуда приезжает на наши рынки спекулировать, а вернувшиеся из армии точно помнили, кто "урюк", а кто "чурка". Они, кстати, хорошо знали, что с чеченцами связываться не стоит, потому что те всегда держались вместе и всегда были готовы к бою.
Но отношение к чеченцам того времени – это очень советская смесь боязни, уважения и фотографий из дембельского альбома. И, может быть, поэтому первая чеченская война была совсем не такой свирепой, как вторая, потому что в первую воевали друг с другом те, кто вчера весело дрался и братался в казармах и на танцах.
Стереотипы были всегда. Оборотной стороной советской несвободы было удержание этих стереотипов там, где им место – в рамках реальной политкорректности, в которой, как ни смешно, советская власть знала толк.
Так что речь не о стереотипах, которые вдруг появились, а о том, как они изменились.
Два источника и составных части
Любая общность людей имеет свое представление о другой общности людей, живущей рядом, и, как правило, эти представления имеют не очень много общего с реальностью. Но в отношении Кавказа и особенно чеченцев дело, действительно, особое.
Базовых стереотипов о чеченцах, которые для жителя средней полосы являются воплощением кавказца вообще, по большому счету два: они понимают только силу, и коррупция им присуща просто-таки генетически. И тезис "Хватит кормить Кавказ!" – крик об этих двух видах поруганной справедливости – деньги дают не кому-то абстрактному, не безобидной Чукотке, а сильному и жестокому врагу, с которым невозможно говорить, а можно только драться.
С другой стороны, есть свои стереотипы и у чеченцев. Любой когда-то покоренный народ, даже став, казалось бы, органичной частью империи, в своем отношении к покорителям всегда таит скрытое высокомерие. Да, ваш закон и вами и нами одинаково презираем, и вы, и мы его одинаково обходим его обманом и деньгами, но у нас есть то, чего нет у вас: регулирующая традиция. И это правда, потому что любой советский начальник милиции предпочитал на Северном Кавказе исполнять свои должностные обязанности, не выходя из кабинета – по обоюдной договоренности с местными жителями, которые любое происшествие решали в соответствии со своими традиционными представлениями.
На самом деле, реальность, как положено, стереотипы опровергает. И по части присущей генетически беспредельности, и по части коррупции.
Изначально традиционные общества, подобные чеченскому, и в экономическом плане, и в политическом, настроены на самоуправление, то есть на договоренность, пусть и основанную на силовом балансе. Однако появление в таких сюжетах внешнего центра управления всегда чревато особыми договоренностями между элитами победителей и побежденных.
Так что и коррупция, и крушение внутренних политических балансов – явления отнюдь не внутричеченские. Советская власть, полагая, что у нее впереди вечность, пыталась быть, по крайней мере, аккуратной.
Постсоветская власть первое же противоречие принялась решать авиацией и "градами". Динамика изменения подходов вполне соответствовала взрывной эволюции стереотипов.
Лезгинка как сигнал
Традиционное общество связано тысячей внутренних нитей, родственных, соседских, куначеских, и кавказцы, оказываясь за пределами своего мира, несли это с собой, быстро конструируя модель микрообщества везде, куда они попадали – в том числе, в армии, в общежитии, на танцах…
А поскольку из всех свобод, вопреки надеждам оптимистов, повсеместно востребованной оказалась свобода нарушать даже самые приличные табу, нравы лучше и мягче не стали нигде.
Кавказская динамика в этом деле ничуть не более утешительна, чем в целом по стране. Более того, безоговорочный триумф субкультуры в обществах, которые прежде жили традицией, происходит намного болезненнее. И кавказской молодежи, насмотревшейся, как побеждают на просторах великой страны предельно простые взгляды на жизнь, было совсем несложно упростить и былую систему кавказских ценностей. Особенно в условиях великого внутрироссийского перемещения народов. Особенно когда обстановку вокруг так легко и обоснованно было принять за враждебную.
Конечно, лезгинка – это вызов. Сигнал о границах пространства, за которое не следует заходить. Но это и превентивная защита, потому что уже давно пройдена та черта, за которой уже бессмысленно выяснять, кто начал первым.
Виток за витком, стереотипы становятся как наведенная радиация: они развиваются бесконтрольно, потому что все участники действа вольно или невольно начинают их эксплуатировать.
Чеченцы, может, и без ножа, но стереотипы говорят, что нож есть – что ж, пусть те, кто должен бояться, этой мыслью живет. Мысль, в свою очередь, овладевает массами, стереотип выходит на новый виток, и дальше, в полном соответствии с классикой, становится материальной силой.
Искаженная реальность
На круглом столе призывали создавать условия для того, чтобы русские и чеченцы друг друга лучше узнавали. Как в советское время.
Они друг друга узнали. Так, как не знали никогда. Ничего хорошего не вышло.
Но все справедливо на уровне больших площадей. В обычных школах и обычных домах, в спортивных секциях и конкретных кружках рисования, в институтах и во дворах глобализация местного значения уже давно идет, оставаясь незамеченной – может быть, потому что никому не приходит в голову ей удивиться.
С другой стороны, как наличие друга-еврея отнюдь не всегда исправляет антисемита, так и интеграция на уровне приятельства не сеет сомнений в душе того, кто по зову этой души завтра опять соберется на Манежную.
Социологии на этот счет нет, но эмпирическое ощущение подтверждается опытом: тот, кто рукоплескал бомбардировкам Грозного с целью сохранения целостности России, сегодня за то, чтобы выстроить вокруг Чечни стену и избавиться от нее.
Противоречия нет. В обоих случаях мотивация одна и та же: пусть чеченцам будет хуже. А целостность – дело десятое.
Со стереотипами бороться невозможно. Просто потому, что они – пусть и искаженная до неузнаваемости, но реальность. Реальность, как и нравы, лучше не становится, утешаться остается лишь тем, что иногда она все-таки тоже, как и стереотипы, виртуальна. Как в истории виртуального соревнования кремля и мечети.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
