Врио главы Ингушетии Юнус-Бек Евкуров, предложенный Владимиром Путиным в числе трех кандидатов на пост главы субъекта, считает, что со своей главной задачей за пять лет управления республикой он справился: улучшились экономические показатели, остановился рост безработицы, решаются социальные вопросы и, главное, стабилизировалась криминогенная обстановка. В интервью корреспонденту РИА Новости Адаму Буражеву он рассказал, что есть еще много задач, которые необходимо решать главе региона.
— Юнус-Бек Баматгиреевич, что изменилось за те пять лет, которые прошли с первого дня вашего вступления в должность президента Республики Ингушетия, тогда у вас настроение было боевое. Не надоела работа, не устали? Или только еще сильнее раззадорились?
— Настроение такое же рабочее. Есть много вопросов, которые получилось решить, задачи, с которыми мы справились. Буду самокритичен, есть еще много вопросов, с которыми мы, к сожалению, еще не справились. Главная задача, которую я перед собой ставил в начале президентского срока, — это улучшение экономических показателей, повышение инвестиционной привлекательности региона, строительство жилья, школ, детских садов, стабилизация криминогенной обстановки. С этими задачами мы справились.
Но при этом вторая задача – создание большого количества рабочих мест — выполнена не полностью. Есть динамика положительная, но процесс идет не такими темпами, какими хотелось бы. Есть ряд направлений социального характера, где необходимо еще работать.
Конечно, по сравнению с тем, что было несколько лет назад, у нас сейчас наблюдается заметное улучшение по многим направлениям: дороги, электро- и водоснабжение, и с водой намного лучше. Задач очень много, но, повторюсь, что настроение такое же рабочее, и есть желание продолжить тот курс, который мы взяли.
— Нервов много тратите на работе?
— Я бы не сказал, что нервы трачу. Такого явного переживания нет, и головой об стенку не бьюсь, если что-то не получается. Мы довольно серьезно анализируем ситуацию, делаем выводы по тем или иным направлениям работы. Многие вопросы сегодня понятны самому, уже не обязательно с кем-то консультироваться или у кого-то спрашивать совета.
— Касаясь темы второго срока, как вы относитесь к этому? Есть искреннее желание и дальше возглавлять республику или вы просто понимаете, что это надо сегодня сделать?
— Есть желание заниматься этой работой, тем более что я понимаю прекрасно, что даже через пять лет после второго срока будет много задач, которые не доделаны – это работа такая. Конечно, есть много проектов, которые хотелось бы в будущем реализовать.
— Вы очень много времени уделяете работе, даже поздно ночью иной раз проводите совещания и встречи. Находите время на семью?
— Да, работа занимает большую часть моего времени, но любую свободную минуту я стараюсь уделить семье. Общаюсь с детьми каждое утро, они просыпаются и бегут ко мне, так что перед работой удается пообщаться. А вообще, они растут, с ними нужно проводить как можно больше времени и не обделять отцовским вниманием.
— Ну и возвращаясь к рабочим делам. Если ваша кандидатура пройдет голосование в местном парламенте, что изменится в кадровой политике? Будете обновлять команду или обойдетесь рокировками?
— Не скажу, что будет полная замена правительства. У меня, естественно, есть свое видение ситуации. Конечно, ряд ключевых фигур придется поменять, но это не значит, что они плохо работают. Это из-за того, что время приходит, и надо обновлять команду. Какой-то процент чиновников мы поменяем — это необходимо, и, думаю, люди это понимают. Проводя совещания, присматриваюсь к ответственным сотрудникам, наблюдаю их в работе и делаю выводы.
— Не так давно исполняющий обязанности главы Дагестана заявил, что уже следующие выборы в республике могут быть прямыми. На ваш взгляд, как скоро эта система может появиться в Ингушетии? Нужна она вообще и как вы относитесь к этому?
— Я являюсь сторонником прямых выборов. Но надо исходить из того, какая модель предпочтительнее для региона, для большинства населения. Я не знаю, что будет через 5-10 лет, какая будет ситуации, надо думать, надо смотреть, надо готовить общество к этому.
— Но как вариант это не исключается?
— Это не исключается ни в коем случае. Наш народ всегда голосовал, вспомните те же референдумы. Я не исключаю варианта проведения в республике прямых выборов в перспективе, но подчеркиваю, что любому руководителю того или иного периода надо ориентироваться не на меньшинство и ждать оттуда поддержки и одобрения, а надо думать о республике и о большинстве.
— Скажите, какой была безработица в прошлом году? И какого результата вы ждете к концу текущего года?
— По итогам полугодия предварительные оценки такие: если у нас была безработица 47% в прошлом году, то в этом году мы выходим на отметку 30%. Это хороший результат. Если регистрируемая безработица в прошлом году была где-то под 30%, то в этом году мы выходим на 14-15%. Это хорошие показатели, чтобы не быть последним в стране по уровню безработицы. Мы хорошую работу в этом направлении проводим. После ввода в эксплуатацию всех тех объектов, которые мы сегодня строим, появится большее количество рабочих мест.
Мы еще работаем и над тем, чтобы выявить скрытую рабочую силу – то есть тех сотрудников, которые работают без официального оформления, чтобы не платить налоги и пенсионные отчисления, что также дает хороший процент в снижении безработицы.
— В неофициальных беседах федеральные чиновники говорят о возможных изменениях и пересмотре приоритетов в строительстве горнолыжных курортов, в том числе о выводе ингушского курорта из зоны «Курортов Северного Кавказа». Вы что-нибудь знаете об этих разговорах? Насколько это правда, осуществима ли такая идея?
— Вряд ли такое имеет место быть. Не вижу в этом смысла. И, кроме того, мы без помощи "Курортов Северного Кавказа" уже запустили проект, показали, что мы дееспособны, уж мы-то как раз и заслуживаем той помощи, которую должны получать. И потом, по проекту КСК весь Северный Кавказ должен быть закольцован, и Ингушетия не может быть исключением.
— Какова сегодня оперативная обстановка в республике? Сколько в регионе осталось бандитов?
— Вы знаете, мы проводим серьезную профилактическую работу, и многие члены бандподполья сдаются. Конечно, мы видим угрозу, видим тех, кто скрывается, а их у нас около 20-25 человек, которых мы показываем по телевидению, объявили в розыск. Ведется определенная работа, есть успехи, как в части добровольной сдачи, так и в силовых акциях — задержании или ликвидации при оказании сопротивления.
— Дополнительная поддержка со стороны не нужна?
— Дополнительная не нужна. Единственная помощь, которая пришлась бы кстати, – увеличение численности МВД по Ингушетии.
— Зачем?
— Затем, что у нас все сотрудники работают в усиленном режиме, почти без смены. В обычном режиме у нас не хватает людей нести службу в три смены, приходится нести службу в две смены, что опять же является колоссальной нагрузкой на сотрудников полиции. Это, конечно, сложно, и нам нужно укрепить штат хотя бы 2 тысячами сотрудников.
Нам эти люди нужны не для борьбы с боевиками, для этого есть другие силы, а для обеспечения общественного порядка на территории республики. Чтобы дать возможность сотрудникам работать не в постоянном усиленном режиме, что тоже ослабляет и притупляет бдительность.
— Реально на сегодняшний день прогнозировать ситуацию с теми же боевиками? Допустим, что мы решим этот вопрос завтра, или послезавтра, или через год…
— Реально. Постепенно можно эту ситуацию выправить, если мы также пойдем и дальше, то поверьте, буквально через 3-4 года такого понятия как бандподполье для нас не будет существовать. Нужно продолжать комплексную борьбу с этим злом. Власть, силовые структуры и население должны сообща бороться с этой проблемой. И не только в пределах одного региона, а везде, чтобы бандиты знали, что у них под ногами земля будет гореть в любом субъекте.
— Вопрос про ношение хиджабов. Это тема, которая резко стала всем интересна и ею начали спекулировать. Скажите, поддерживаете ли вы ношение хиджабов, платков и других элементов религиозной одежды в учебных заведениях, в том числе в школах и в вузах?
— В вузах уже учится, хотя и в школах тоже, уже сознательная часть детей. Но школы — это школы, а вузы — это вузы. Если я в вузах наблюдаю ребят, которые отрастили короткую бороду, или наблюдаю девушек в хиджабах, то это уже люди, которые готовятся к взрослой жизни. Сознательные. Я вообще сторонник того, чтобы эту тему не затрагивать.
— Почему?
— Потому что даже сейчас в нарушение устава в некоторых школах ходят девочки в хиджабах, ну и пусть себе ходят. Я противник другого. У нас появляется информация, что девочки в хиджабах встают демонстративно среди уроков, показывая всем, что, дескать, здесь дети — не мусульмане, а мы вот мусульманки, и пытаются молиться в классе. Вот это неправильно, это неуважение, здесь надо пресекать. Ведь в каждой школе есть комната для молитвы. Мое мнение: не надо зацикливаться на тех, кто в хиджабах.
Мы уже обсуждали этот вопрос, никто не делает замечание, почему ребенок пришел в красных туфлях или желтых. Есть такое выражение — запретный плод сладок. Очень многие хотят пойти на принцип, не столько из-за религиозных соображений, сколько из принципа пойти против правил. Этого нельзя допустить. У нас будет в этом отношении демократично — не запрещать и не разрешать.
— То есть человек сам определяет форму одежды, лишь бы поведение было нормальным?
— Но надо жестко пресекать, чтобы тот или иной ребенок в хиджабе не проводил агитацию, за этим должны следить и преподаватели религиозных уроков, и директора, и учителя. В то же время, если мы заметим, что ребенка в хиджабе дразнят или достают, что называется, к нему относятся плохо, будет то же самое – будем пресекать и это.
