В предисловии к только что вышедшей книге о московской архитектуре первого постсоветского периода "Грибы, мутанты и другие: архитектура эры Лужкова" автор, архитектор Даша Парамонова, будто извиняется перед читателем за странный и незначительный предмет интереса. Так называемая лужковская архитектура едва ли украсила столицу бесспорными шедеврами современного зодчества; ее объекты в основном ситуативны и сиюминутны, уродливы и часто построены из черт знает каких материалов.
По окончании долгой эпохи Лужкова над многими из них нависла неиллюзорная угроза исчезновения в пользу более современных и продуманных архитектурных решений; многие рискуют мирно исчезнуть от преждевременной старости – долгая жизнь этих зданий не была в приоритетах у их создателей.
Тем не менее, эта архитектура существует, и прочно вошла в нашу повседневность. Даша Парамонова предлагает не искать в лужковском наследии несуществующей красоты и гармонии, а посмотреть на него как на яркое свидетельство ушедшей эпохи.
Автор сама подает пример такого вовлеченного взгляда, говоря о коллективном восприятии 1990-х – жестоком и удивительном времени перестройки страны. Многие из нас, как и Даша, испытывают к той эпохе "сильную эмоциональную привязанность", несмотря на все трудности и опасности, связанные этим периодом. Кроме того, лужковская архитектура, пока она еще есть, в каком-то смысле – самое честное и неподвластное политическим манипуляциям напоминание о нашей жизни в ту пору. Здания подделать сложнее, чем текст учебника.
Книга Даши Парамоновой "Грибы, мутанты и другие: архитектура эры Лужкова" – это путеводитель по столице 1990-2000-х, мнемоническая карта, которая открывает москвичам едва знакомый город, другую Москву, без которой невозможна ни "настоящая" Москва, ни сами горожане.
Лужковская архитектура похожа на российский футбол: она дорогая и неуклюжая, но каждый считает себя ее знатоком, и знает, что в ней необходимо исправить.
Даша Парамонова конструирует такой подход к московской архитектуре, который показывает фрагментарность наших представлений о современной Москве и предлагает немедленно конвертировать фрагментарность в системное знание.
Эта система использует методы и терминологию не столько архитектуры, сколько других наук: социологии, экономики, даже биологии. Если в книге говорится о поражающих воображение объемах панельного строительства и о преобладании коммерческих проектов над инфраструктурными – автор становится экономистом. Когда речь идет о социальной функции "идентификаторов" – архитектурных объектов, позволяющих владельцу ассоциировать себя с определенным общественным положением или ролью, – говорит социолог и психолог.
Самое любопытное открытие Парамоновой – то, что она называет "грибами" – временные, чаще всего нелегальные сооружения разной степени сложности, связанные с торговлей и вообще с финансами: от киосков и рекламных вывесок до вещевых рынков и торговых центров. Этот тип московской архитектуры описывается при помощи терминов биологии: "грибы селятся в местах с наибольшей концентрацией людей", "для грибов характерна паразитарная форма существования", "грибы имеют хрупкую структуру, что подчеркивает их функциональное назначение: они легко перемещаются, транспортируются, меняют свое расположение и назначение" и т. д.
По всей видимости, именно этот тип архитектуры в более или менее мутировавшем и легализованном виде станет важной частью Москвы будущего. Уже сейчас это хорошо видно по характерному "грибному" буйству временной архитектуры в московских парках.
Другая важная черта книги: в ней действительно речь идет не об антаблементах, а о грибах и мутантах, то есть о таких вещах, которые обычно не относят к архитектуре, но которые составляют важную часть городской среды: о панельных домах и торговых палатках, вещевых рынках и жилых комплексах. В систематизированном виде эти архитектурные "отходы" приобретают не характерную для них значительность; к тому же с точки зрения повседневности различные этапы жизни и смерти Черкизовского рынка представляют куда больший интерес, чем вопросы сохранения шехтелевского наследия.
В какой-то момент это может навести читателя на мысль о том, что московская архитектура, явление по своей сути консервативное, прямо на наших глазах и вместе с нами шагнула из эпохи модерна в трудно подающееся описанию будущее.
В нем уже нет четкости и строгости классицизма, простоты конструктивизма или даже шатрово-купольного благолепия. Ни красота, ни функция, ни религиозные каноны, ни историческая или политическая целесообразность больше не ставят архитектуре рамок и не диктуют ей правил. Все, что с ней происходит, происходит без видимой причины и системы или, точнее, вследствие сложной совокупности всевозможных факторов, постоянно мутирующих, притворяющихся друг другом и взаимно опыляющихся, и поэтому совершенно неуловимых.
Характерно, что при этом "Грибы, мутанты и другие – подчеркнуто строгий текст, без словесных излишеств и журналистских заигрываний, автор которого отважно препарирует хаос, создавая для читателя ориентиры в новом для него мире.
Насколько эти ориентиры будут адекватны в пост-лужковской Москве, власти которой настойчиво декларируют новый курс? Вероятно, наследие харизматичного градоначальника столица будет переваривать еще очень долго, и до конца этого процесса книга Даши Парамоновой останется актуальной.
Впрочем, вполне возможно, что Даша напишет еще – уже о другой Москве. Новой, но по-прежнему населенной людьми, способными, несмотря ни на что, испытывать к своему городу "сильную эмоциональную привязанность".
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
