Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости.
4 июля в Латвии отмечается день памяти жертв Холокоста. Уничтожение евреев в этой стране началось с первых же дней немецкой оккупации, жертвы появились уже 23 июня 1941 года. 4 июля, через четыре дня после того, как немцы заняли Ригу, убийства стали массовыми.
Латвия отмечает этот день официально. Хоть отношение к нему в стране остается ничуть не менее противоречивым, чем отношение к войне, оккупации и советскому прошлому вообще.
Антисемитский интернационал
Для окончательного решения еврейского вопроса на оккупированных территориях фашистами были созданы так называемые айнзацгруппы — карательные отряды специального назначения СД.
В оккупированной советской Прибалтике работала дислоцированная в Лиепае Айнзацгруппа А. Но помимо этого в Латвии из местных жителей были сформированы латышские полицейские батальоны и добровольческий батальон Ваффен СС.
Каждый год в независимой Латвии в марте оставшиеся в живых ветераны этих соединений возлагают венки в монументу Свободы, и это из года в год становится поводом для неизменного скандала. Для части страны эти еле ходящие старики, самому молодому из которых изрядно за 80, — символ разделения страны на тех, кто встал на сторону СССР, и на тех, кто предпочел с СССР бороться. Пусть и в рядах СС. Они, действительно, были брошены немцами на восточный фронт. Но не все.
И сегодня невозможно узнать у этих ветеранов, кому из них довелось участвовать в боях, а кому — расстреливать евреев.
Самодеятельно, как в начале войны, или организованно, под контролем фашистов, местные жители принимали самое активное участие в карательных акциях. И не только в Латвии.
В эти же самые дни, в июне 1941-го, когда советские войска уже ушли, а немцы еще не пришли, и в июле евреев уничтожали в соседней Литве, хотя здесь день памяти жертв Холокоста отмечается 23 сентября, в день уничтожения Каунасского гетто. Тут тоже уничтожили 90 процентов евреев. Но в Литве, которая традиционно считалась центром восточноевропейского еврейства, средоточием религиозной и философской еврейской мысли (Вильнюс называли "Северным Иерусалимом"), жертвами катастрофы стали от 220 до 250 тысяч человек.
Так было на занятых немцами территориях везде. В Австрии, например, сочувствие земляку-фюреру было столь выразительным, что там евреев стали убивать сразу после аншлюса, и тоже — собственными силами.
Новое кино про войну
За несколько дней до латвийского Дня памяти жертв Холокоста по польскому телевидению прошел снятый немецкими кинематографистами сериал "Наши матери, наши отцы". Несколько ранее, еще в апреле, после его демонстрации по немецкому телевидению, послу Германии в Москве было направлено письмо директора третьего европейского департамента МИД России, в котором отмечалось "неприятие этого фильма абсолютным большинством посмотревших его российских зрителей".
А в Польше лидеры оппозиционной партии Ярослава Качиньского "Право и справедливость" потребовали отставки директора канала TVP, по которому шел сериал. Их претензии заключались в том, что польские повстанцы из Армии Крайовой предстают в фильме едва ли не большими антисемитами, чем сами фашисты. И даже не вовлеченная в исторический спор английская Telegraph согласилась с тем, что "германская военная драма пытается распространить на других ответственность за Холокост".
…Почти 70 лет в руинах лежит большая часть Варшавского гетто. Здесь живут бомжи, встречающие злобным шипением любопытных, особенно тех, в ком подозревают евреев. И только в последние годы благодаря дизайнерам-энтузиастам зияющие окна теперь закрыты огромными фотографиями людей, похожих на тех, кто здесь мог жить — бородатых еврейских стариков, студентов, матерей семейств…
На самом деле, из трех серий телепроекта польскому Сопротивлению посвящено от силы полсерии. Это фильм про войну, только рассказанную из другого окопа, и она, оказывается, очень похожа на ту, которую снимали из нашего, разве что те, кто в них сидят, выглядят у немцев немного моложе, что, возможно, тоже правда.
Западногерманское кино, в отличие от голливудского или другого европейского, к теме войны обращалось довольно редко. Но почти каждый из немецких военных фильмов становился событием, иногда оскароносным, как в 1960-м с "Мостом" Гернхарда Викки и в 1982-м с "Лодкой" Вольфганга Петерсена. Но и они, ограничиваясь конкретной драмой конкретных людей, не поднимались до глобальных обобщений.
"Наши матери, наши отцы", художественная ценность которого едва ли дает основания его авторам рассчитывать на место в истории кино, между тем, выглядит явной попыткой сформулировать новое отношение немцев к эпохе: немцы — не чудовища, они такие, как все, и окажись в их положении другой народ, вряд ли он выглядел бы лучше.
Авторы фильма словно задают вопрос: немцам представилась возможность проявить свои худшие качества, и они их проявили — а кто бы не проявил? Украинцы, один из которых отпускает еврейскую девочку только под дулом пистолета одного из главных героев, лейтенанта вермахта? Поляки, готовые принять в свои ряды немца, и именно немцем приходится прикидываться еврею, чтобы они его не расстреляли?
Точнее всех реагировала на немецкий фильм польская либеральная "Газета Выборча": "Кто объяснит немцам, что Армия Крайова не была СС?"
Соблазн освобождения гнусных инстинктов
Те латыши, которые убивали евреев просто по велению души, были через несколько дней рижских погромов остановлены немцами. Как выяснилось, для того, чтобы придать процессу системность и порядок. Разрозненные группы латышских антисемитов-карателей были организованы в батальоны. Именно после этого счет жертв пошел на десятки тысяч.
Иногда и сегодня, признавая эти факты, отдельные исследователи все объясняют это тем, что евреям мстили за их симпатии Советской власти. Но ведь и в Австрии после аншлюса случились одни из самых массовых еврейских погромов в истории страны.
Дело не только в выборе между Сталиным и Гитлером. Дело в том, что авторы немецкого фильма в чем-то правы: перед соблазном освобождения самых гнусных инстинктов не устоит ни одна толпа. И никакая интеллигенция, никакие любители Гейне и немецкой философии эту толпу не удержат и не образумят.
И когда выяснилось, что можно все, не устояли, действительно, многие. И поляки, и литовцы, и латыши, и украинцы. И даже русские. Точно так же, как находилось немало тех, кто евреев спасал. Такие были и среди самих немцев.
Но на том месте, на котором скверно выглядел бы любой народ, были именно немцы. О том, что все можно, первыми сказали им, и они первыми и поверили. А то, что вслед за ними поверили и многие другие, ни одну историю более чистой не делает.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
