Ничто, пожалуй, нынче так низко не ценится, как личное достоинство. Это у нас, возможно, в печенках. А возможно, не только у нас. И скорее всего, печенки здесь не причем. Просто это имманентное свойство человека эпохи победившего масскульта.
Незначительный повод послужил толчком к этому рассуждению. На Первом стартовало шоу "Вышка", где не очень известные артисты и шоумэны третьего-десятого ряда на радость телезрителям плюхаются в воду с трех- и пятиметровой вышек, отбивая себе печенки вместе с остатками человеческого достоинства.
Выглядит это не эстетично, травмоопасно, но забавно. А, по мне, так унизительно для героев этого зрелища. Хотя легенда предложена вполне себе благообразная, даже благородная: "Человек побеждает свои комплексы и страхи, чтобы, победив себя, победить других".
Это шоу, как и все подобные развлекательные проекты, что шли, идут и будут еще приходить к нам, – лицензионное. За редчайшими исключениями. За редкими исключениями они не содержат в себе аттракциона унижения.
В памятном шоу "Последний герой" последние герои должны были наперегонки поедать живых насекомых, червяков, дохлых мышей, валяться в грязи и немного подличать во имя победы над собой и над другими. Еще с ними обращались как со стадом баранов. И только однажды вспух скандал. Это когда двое участников взбунтовались и покинули проект.
Настоящим и самым выразительным шоу унижения стал так называемый психологический проект – "Детектор лжи", где за большие деньги желающие должны признаваться в своих стыдных помыслах, в гнусных намерениях, в грязной низости и т. д. Они и признавались в присутствии родных и близких на потеху миллионам телезрителей.
Вспоминаю ХIХ век по наводке литературы ХIХ века. Какое эффектное шоу унижения в ответ на свое унижение устроила Настасья Филипповна, когда швырнула в огонь пачку с сотней тысяч рублей, назначенную Ганечке. Ганя рухнул в обморок, но не позволил себе абсолютное моральное самоуничтожение. Русская литература в ХIХ веке довольно часто задерживалась на драме человеческого достоинства.
"Задерживалась", пожалуй, не то слово. Она, можно сказать, была зациклена на ней. У Пушкина – бедный Евгений, преследуемый медным всадником. У Лермонтова – романтический герой-эмигрант ("Прощай немытая Россия – страна рабов, страна господ"). У Гоголя – Башмачкин, Поприщин – все сумасшедшие, но еще способные на предсмертную агонию. У Достоевского – Макар Девушкин и прочие униженные и оскорбленные бедные люди. У драматурга Островского героев, достоинство которых подвергнуто тяжелым испытаниям, полным-полно. Большей частью это артисты – Кручинина, Гриша Незнамов, Счастливцев и Несчастливцев, Негина…
В ту пору то было наиболее уязвимое сословие не столько, скажем, в имущественном положении, сколько с точки зрения общественной морали. Трагик Несчастливцев еще мог позволить себя, сойдя со сцены, прикинуться барином, а комик Аркашка Счастливцев был обречен и в жизни играть роль слуги.
В "Бесприданнице" сразу несколько униженных и оскорбленных. Прежде всего – Лариса, затем – Карандышев, да и опять же артист Счастливцев по кличке Робинзон. Всех их унижает барин Сергей Сергеевич Паратов. Особенно жестоко и больно – Ларису, которой во спасение ничего не остается, как убить себя. Больно и Карандышеву, сколь бы незначительным он ни казался рядом с импозантным Паратовым. Но именно он скорее других разгадал характер мужчины, состоящего из одних мужских достоинств. И когда Лариса восторженно живописала смелость Паратова, Карандышев коротко заметил: "Сердца нет – оттого и смел". Сердца нет – оттого и растоптал чувство Ларисы. Сердца нет – оттого и топчет человеческое достоинство и Карандышева, и артиста Робинзона. Артисту Робинзону уже давно не больно. Всякое самоуважение выветрилось. А то, что называется внутренним достоинством, атрофировалось. То, что Паратов не берет себе в голову, что оскорбляет и унижает человека, еще полбеды.
Хуже всего, когда униженные и оскорбленные не догадываются, что они унижены и оскорблены. Артисты нашего шоу-бизнеса в этом отношении бестрепетны. И если бы эта беда ограничена была только кругом "последних" и "предпоследних героев".
У Чехова есть печальный рассказ о гувернантке, которую показательно нагло обсчитывает хозяин. А она только мерсикает. Хозяин вспылил: "За что мерси? Я же вас обобрал, ограбил… Отчего не протестуете? Отчего молчите? Разве можно быть такой размазней?" Гувернантка кисло улыбнулась, и на ее лице хозяин прочел безропотное: "Можно!".
Советский режим в немалой степени поспособствовал размазыванию человеческого достоинства и физическими и моральными средствами. Только было Антон Павлович и другие классики помогли отдельным гражданам России выдавить из себя по капле раба, как советская власть закачала в них новые гекалитры рабской крови.
И вот теперь дефицит человеческого достоинства на индивидуальной основе мы озаботились компенсировать гипертрофированным общенациональным достоинством. Это, кажется, называется патриотическим воспитанием.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
