Вадим Дубнов, политический обозреватель РИА Новости.
В Чечне страсти о границе, которую призвал провести с Ингушетией Рамзан Кадыров, комментируют с той улыбкой, с которой чеченцы рассказывают друг о друге анекдоты. Такие анекдоты есть в каждом народе, одна часть которого славится своей хитростью, другая – упрямством, третья – недалекостью, а дело в том и состоит, что ингуши для чеченцев – такие же чеченцы, как и другие чеченские тейпы, беной, скажем, или алерой.
А в Ингушетии идее Кадырова улыбаться никто не собирается. Ингуши-селяне из станицы Нестеровской, вошедшей в зону чеченских претензий, долго отмалчиваются, но самый пожилой, будто давая сигнал остальным, глядя в глаза, как о чем-то совершенно естественном, говорит: "У меня автомата в доме нет. И я уже не вояка. Но, сам подумай, если я пойду воевать, потому что не хочу в Чечню, неужели остальные будут сидеть?"
Остальные согласно кивнули.
Без границ
Скоро год, как Рамзан Кадыров заявил о необходимости провести границы между Чечней и Ингушетией. Просто, как говорит он, потому, что граница должна быть. Но если бы граница эта пролегла так, как он требует, территория Ингушетии сократилась бы почти вдвое.
В законе, принятом в декабре 2012 года чеченским парламентом, к муниципальным образованиям Чечни отнесены территории, которые для всех и всегда и без всяких нормативных актов привычно были Ингушетией: станица Вознесенская в Малгобекском районе, город Карабулак, село Чемульга, станицы Нестеровская, Троицкая, Слепцовская. Ингушетия, состоящая сегодня из трех районов, в этом случае сожмется почти до одного.
Последний раз формальные границы здесь проводили во времена уже почти незапамятные. В 1922 году Чечня покинула Горскую республику в весьма скромных границах, не только без Казачьего округа, который после фактического распада Горской области обрел самостоятельность, но даже без Грозного. Он до самого объединения Чечни и Ингушетии в автономную область оставался автономным городом.
Но в феврале 1929 года президиум ВЦИК принимает постановление об упразднении округа, передав всю его территорию, за исключением одной станицы, Чечне. В 1934 году Чечня объединилась с Ингушетией, и с этой точки зрения предложение Кадырова размежевываться с тем, с чем когда-то объединялись, выглядит не лишенным определенной логики, в том числе юридической.
Тем более что никаких других нормативных актов, прямо описывающих принципы местного размежевания, с тех пор не принималось. В 1992 году Ингушетия отделяется от бунтующей Чечни. В 1994-м руководители обеих республик, Джохар Дудаев и Руслан Аушев, пытаются урегулировать пограничный вопрос. Но в воздухе уже тянет порохом, они договариваются по-братски отложить решение вопроса на потом.
Явочным порядком вопрос вместо них решили федеральные войска, вставшие вокруг Чечни по той линии, по которой и пройдет потом негласная, но на долгие годы всех устраивавшая линия размежевания.
Закон о муниципальных образованиях Чечня уже однажды принимала – в 2009 году. И там нет ни слова о сунженских станицах, только станицы Ассиновская и Серноводская закрепляются за Чечней, о чем в 94-м договорились еще Дудаев и Аушев. Никаких претензий и никакого недовольства положением вещей.
Прошло три года, и в закон вносятся громкие изменения. Что случилось за эти три года?
Спор на тысячу лет
В Ингушетии юридическую формальность принято опровергать историей: что такое пять лет, с 1929 по 1934-й, в течение которых эти земли пребывали в Чечне, по сравнению с вечностью, в течение которой они были ингушскими?
Ингушская и вся местная топонимика, уверяют ингушские историки. Ингушскими, как утверждают они, были населяющие веками эти земли тейпы. Ингушская серьезность в отношении своей истории – повод для чеченского ехидства. Их анекдоты – об этом.
"Когда собираются три чеченца, они устраивают вечеринку, когда собираются три ингуша, они меряются родословными…" Ингуши, улыбаясь, признают: да, не без этого. И при первой возможности вспоминают как минимум семь поколений.
Конечно, говорят ингуши, чеченцы более раскованы и веселы, но они уже давно утратили ту преданность вайнахской традиции, которую продолжают хранить ингуши. Насчет того, что было до этой утраты, мнения ингушей расходятся. Одни полагают, что ингуши – отдельный и очень древний народ, автохтонный на Кавказе, восходящий еще к государству Урарту. Другие считают, что народ был один, но только благодаря ингушам еще жива вайнахская традиция. Надо ли говорить, какую улыбку это вызывает у чеченцев?
Для чеченцев вопросов нет. Ингушские тейпы в их понимании – это такие же горные общества, как и чеченские, только западные. И когда в XV веке их восточные общества, загнанные в горы Тимуром, возвращались на равнину, западные в силу ряда географических причин этого сделать не смогли и потому варились все последующие годы в замкнутом пространстве, ни с кем не вступая в контакт. Но и те, и другие – чеченцы, просто западных чеченцев русские стали называть ингушами из-за их родового селения Ангушт.
И чеченцы в увлечении древностью не уступают ингушам. Говоря о слове-первооснове вайнахского самоназвания "нах", авторы вышедшей в Чечне книги "В поисках национальной идентичности" вспоминают о таких этнонимах, как, скажем, Нахичевань. "Мы не утверждаем, что уже 8 тысяч лет назад существовал чеченский народ. Мы хотим только сказать, что в те далекие времена жили люди, возможно и не имевшие прямого отношения к чеченцам, но имевшие в своем лексиконе термин "нах" – "люди".
Это было всегда, с разной степенью добродушия и раздражения. Но сейчас стало не до анекдотов. Чеченцы вспоминают: ингуши на чеченских беженцах во время войны нещадно наживались. Ингуши упрекают чеченцев в неблагодарности, вспоминают, как годами готовили обед на два десятка человек и даже как чеченцы предлагали ингушам своих дочерей в жены за смехотворный калым.
Смерч взаимных обвинений вовлек в них высшее руководство. Президент Евкуров, вспоминая о тех годах, заявил, что он бы беженцев вообще не пустил, поскольку с их приходом "появились такие виды криминальной деятельности, каких вообще не было в Ингушетии". И перечислил проституцию, наркоманию и уличный бандитизм. В Чечне заявление Евкурова вызвало всеобщую обиду.
О границе еще никто не говорил. Чеченцы продолжали недобро смеяться над нежелающими знать родства ингушами. Ингуши в ответ винили чеченцев в распущенности и объясняли, что только родство с ингушами дает чеченцам возможность считать себя частью древней истории. Чеченцы в ответ удивлялись, почему ингуши так неохотно используют термин "вайнах", будто не считая его своим.
В мае Кадыров рассказал, как разоблачил ингушей, проводивших межевание земель в свою пользу. И высказался о Евкурове: "Евкуров не выполняет договоренности". И дальше – нелицеприятно.
Новая историческая география
Официальные люди в Чечне на эту тему говорить явно не хотят. Даже никогда не избегавшие встреч чеченские политики на этот раз, узнав суть вопросов, вежливо отказывались. Замглавы администрации приграничного с Ингушетией чеченского Ачхой-Мартана, к которому в случае чего и присоединится часть Ингушетии, по-доброму улыбается моим попыткам его на эту тему разговорить. Он серьезнеет на миг: "Вы думаете, мы сами здесь понимаем все, что говорят в Грозном?".
Иногда еще о территориальных претензиях говорят так, будто единственное, что надо скрывать – желание покрутить пальцем у виска. Кадырову пожаловались жители села Горагорского, что соседи-ингуши проводят пограничную межу так, как им вздумалось, он и рассердился, а гнев Кадырова, как известно, к политическому моменту отношения может и не иметь.
Да и вообще, говорят в Чечне, зря ингуши так возмутились, никто ничего не собирается у них отнимать, пусть просто признают, что это – наше, а там будем искать компромисс, может, вообще ничего брать не будем. Справедливость, объясняют мне, важнее земли.
В Ингушетии серьезнее. И местные эксперты вовсе не согласны с тем, что на карту поставлена политическая судьба президента Юнус-Бека Евкурова. Напротив, полагают они, ему это все чрезвычайно кстати, особенно накануне формирования списков кандидатов в президенты для единого дня голосования 8 сентября. Отражение агрессии, пусть даже сугубо теоретической, вынуждает на поддержку Евкурова даже самых отчаянных его оппонентов.
Ингуши ищут аргументы не только в древней историей. Ведь административное перемещение казачьего округа – лишь самое незначительное из территориальных преобразований, происходивших в этих краях до и после депортации чеченцев и ингушей в 1944 году.
Когда в 1957-м была восстановлена Чечено-Ингушская АССР, ей не вернули Пригородный район, переданный после депортации Северной Осетии. В качестве компенсации ЧИАССР получила от Ставрополья Наурский и Шелковской районы. И теперь Ингушетия спрашивает: Пригородный район мы теряли вместе с Чечней, но за его возвращение бьемся мы одни – ладно. Но ведь и ставропольские земли мы тоже получали, когда были вместе, и если все по-честному – давайте делиться?
Но при этом обе полемизирующие стороны обращают внимание на одну странность. Два региональных руководителя наотмашь приступили к личным выпадам – федеральный центр безмолвствует. Один из них предъявляет фактические территориальные претензии, другой отвечает угрозой серьезного отпора, – федеральный центр реагирует лишь мягким увещеванием полпреда Александра Хлопонина.
Любимая арифметика власти
По гипотезе одного политолога, центр инициирует конфликт, чтобы в процессе решения принять нужное ему решение. Например, согласиться с тем, что границы нужны. А когда окажется, что провести их невозможно, вспомнить, что их никогда и не было. И догадаться, что они просто не были нужны, потому что слишком близки два этих народа. И резюмировать: само их разделение – нонсенс, и пришло время исправлять ошибки лихих 90-х. Значит, добро пожаловать в процесс укрупнения регионов. Назад, в Чечено-Ингушетию.
Тем более, что, как объективно признает один ингушский чиновник, нынешняя Назрань будто для того и создана, чтобы безо всяких оппозиционных разоблачений легко убедить Москву: республика-то ведь и в самом деле за 20 лет не состоялась.
И необязательно создавать Чечено-Ингушетию прямо сейчас, полагают эксперты, Москве важно просто иметь под рукой инструмент, которым можно будет воспользоваться в любой момент.
А момент этот вполне может наступить, если Москва и в самом деле, перед Олимпиадой или вне зависимости от нее, намерена принципиально поменять свои северокавказские подходы. И громкий арест махачкалинского мэра – часть этих изменений, а не ситуативная реакция на что-то дагестанское.
Во всяком случае, слухи о том, что в эшелоне северокавказских руководителей назревает большая чистка, упорны, и когда лет 9-10 назад такие слухи ходили, дело и в самом деле кончилось определенным кадровым освежением. А руководитель Ингушетии уже давно в списках проблемных. А теперь, может быть, и снимать не придется. Нет республики – нет проблемы.
И если это так, то выгодно это получается многим. Москва немного сэкономит на одном безнадежно дотационном республиканском бюджете, вместо элиты республиканского масштаба ей придется содержать элиту районную. И вообще, сокращение числа субъектов федерации с точки зрения нынешней теории управления – любимая арифметика власти.
Для Рамзана Кадырова, которому, как полагают источники, чистка не грозит, такое политическое самоутверждение может оказаться вдобавок и вполне материальным. Федеральная целевая программа по восстановлению Чечни закончена, прямое финансирование готовится к значительному сокращению, и потому укрупнение может оказаться бесценным и, главное, своевременным подарком.
Но дело не только в Чечне и Ингушетии. Фактически и, как минимум, очень надолго снимается вопрос ингушских претензий на Пригородный район. Их теперь просто некому будет предъявлять, Чечено-Ингушетии, в которой Ингушетия будет всего лишь одним из провинциальных районов, Пригородный район не нужен.
Не выиграют только ингуши. Но вряд ли они всерьез будут протестовать. В конце концов, намного хуже, чем сегодня, все равно уже не будет.
