МОСКВА, 26 мая – РИА Новости, Александр Уржанов, Катерина Гордеева. Это легко принять за кокетство — и в это почти невозможно поверить, но перед лекцией Познер волновался. Волновался из-за микрофона, из-за полного зала, из-за аудитории. "Я и перед каждым эфиром до сих пор волнуюсь. Когда я перестану, это уже не будет иметь смысла", — поделился ведущий. Волнение продлилось ровно до последней секунды перед выходом к публике.
Впрочем, взбежавший на сцену 79-летний журналист, первый президент Академии российского телевидения, ни на кого в зале не произвел впечатление человека волнующегося. Напротив, широко улыбнувшись, Владимир Познер оптимистически заявил собравшимся: "Видите ли, я – экзистенциалист, я живу каждым днем. Я совершенно не знаю, будет ли у меня завтрашний день или не будет. Я прекрасно понимаю, что это может быть последний день в моей жизни, и поэтому я хочу прожить этот день полностью, я хочу получить от него все, что я могу. Это удовольствие, а никакая не трагедия. Я не хочу вдруг в последнюю секунду подумать "Черт возьми, я мог бы это сделать и не сделал". Наоборот. Так что этот формат мне по душе, он близок, так и считайте. Это моя последняя в жизни лекция. Плакать не надо".
Читайте полный текст лекции Владимира Познера о журналистике >>
Для того, чтобы мысль была предельно ясной, Познер привел понятный пример: "У нас есть абсолютно блестящие врачи, но нет системы здравоохранения. Так вот, в СССР были блестящие журналисты в смысле умения, но не было журналистики".
Подробно пройдясь по всем значимым вехам российской истории, Владимир Познер задержался лишь на перестройке, заметив, что занимает на сцене Мультимедийного пресс-центра РИА Новости место ее автора (30 мая 2013 в рамках проекта "Открытая лекция" свою лекцию прочел Первый президент СССР Михаил Горбачев): "Благодаря ему, нелюбимому нашим народом, и благодаря его ближайшему сподвижнику Яковлеву, еще более нелюбимому, зародилась в России журналистика. Когда шли некоторые программы на телевидении, не было никого на улице. Ну, я чуть преувеличиваю, но – все смотрели, потому что это было что-то совершенно новое, совершенно неожиданное и появилось что-то такое другое. Никто не догадался, что просто появилась журналистика". Также Познер напомнил аудитории, состоявшей преимущественно из молодых людей, еще об одной знаковой примете 1980-90-х в России: "Я не знаю, помните ли вы, что люди стояли в те годы прямо на улице, потому что в стеклянных ящиках на бульварах и площадях были развернуты некоторые газеты: "Московские новости", журнал "Огонек" и другие. Люди в очереди стояли, чтобы читать. Большие очереди, ну, как вот сейчас сюда, как будто без этого жить нельзя", – напомнил лектор. Впрочем, не объяснив, куда эти очереди делись, и почему интерес к журналистике теперь в России, мягко говоря, невысок.
Зато Познер привел собравшимся хрестоматийный пример из истории американской журналистики. Этот пример часто приводил своим студентам бывший президент CBS-news, профессор журналистики, Фред Френдли: "Представьте, вы берете интервью у министра обороны США. Вы сидите у него в кабинете, все чудесно. Звонит телефон, он поднимает трубку: "Ага, спасибо, да". Вешает трубку и говорит: "Извините, я выйду буквально на три минуты". И уходит. Ну, вы смотрите, что лежит у него на письменном столе, правда же? Вы же журналисты. И вы видите, что лежит вверх ногами бумажка. И вы видите, что там написано "Совершенно секретно". И из этой бумаги выходит, что ваша страна, США собирается объявить войну другой стране через десять дней, что это не фуфло никакое, он вас не разыграл, это вот так случилось, он проявил невнимание. Он возвращается. Что вы делаете с этой информацией, коллеги? – с милой улыбкой, как правило, спрашивал своих студентов профессор Френдли".
По словам Познера, ответ студентов Френдли был единодушен: "Мы делаем все возможное, чтобы эту информацию сделать публичной. Это наш долг. У нас долг только перед нашей аудиторией – не перед президентом страны, не перед правительством, не перед хозяином. Наш долг перед людьми, которые нас читают, слушают и смотрят”.
Рассказав это, Познер заметил, что многократно задавал тот же вопрос своим российским коллегам. Ответы получил примерно такие: "Я бы не сделал ничего. Ну как? Это же не патриотично будет, если я скажу об этом".
Некоторые, впрочем, добавил Познер, отвечали в том духе, что переспросили бы самого министра: "Правда ли, что возможна война?" "Но ведь он вам ответит”, – посетовал Владимир Владимирович, – "Он скажет: "Это злопыхательство! Это разные оппозиционеры, мразь такая, которые распространяют о нас". Ну и так далее. За все это время я встретил только одного человека, который мне сказал "Я постараюсь донести эту информацию до моей аудитории". Одного! И я уверен, что в этом прекрасном зале есть немало людей, которые найдут способ не давать эту новость”, – сказал лектор. И добавил: “Если бы мне сказали "Я ничего не сделаю, потому что мне страшно", у меня нет претензий. Конечно, страшно. Это я понимаю. А никаких других оправданий нет”.
Впрочем, никаких особых рецептов того, как реанимировать российскую журналистику Владимир Познер давать не стал, кроме, разве что, одного: набраться терпения. "Я думаю, нам придется с вами ждать – ну, мне-то уже нет, конечно, но вам придется ждать – еще лет 30-40. Я совершенно серьезно говорю.
Можно взять на вооружение сравнение: Моисей, дети Израиля, 40 лет, пустыня. Сам Моисей не попадает в Землю обетованную, потому что он был рабом. И чтобы попасть туда надо было, чтобы исчез последний раб. И в нашей с вами истории есть пересечение с этой замечательной мудростью, потому что пока, по крайней мере, рабское нас не отпускает. Поэтому состояние журналистики сегодня в России – я закончу позитивной нотой – замечательное, учитывая, откуда мы идем", – заключил Владимир Познер. И многим показалось, что это
приговор. Впрочем, пришедшие на лекцию, судя по всему, не оказались готовыми к тому, чтобы потерпеть с журналистикой еще три-четыре десятилетия. Из зала посыпались уточняющие вопросы: "В чем состоит призвание журналиста?"
По мнению Владимира Познера, главное, соблюдать три главных принципа: "Принцип номер один: говорить правду. Невероятно звучит, да? Мне могут сказать "Ну, правда бывает разная. Это из области управляемой демократии". Конечно. Есть его правда, есть моя правда. Но если я скажу, что сегодня суббота и оговорюсь, что, может быть, в Японии это уже воскресенье, то это будет правда. Значит, говорить правду. По крайней мере, для себя быть уверенным, что ты говоришь правду. Это первое. Второе: уметь держать в узде собственные симпатии и антипатии. Ведь вот, посмотришь, что пишут или что показывают. Это только то, что я думаю. И о том, что мне не нравится, я не буду говорить. Я буду только говорить то, что подтверждает мою точку зрения. Это не имеет никакого отношения к журналистике. Это та же пропаганда, если хотите. Ведь, твой долг – информировать. А что ты думаешь по этому поводу, это совсем другое.
Наша журналистика почти исключительно занимается этим – либо с одной стороны, либо с другой. Либо за, либо против, но обязательно за или против.
Ну и третье – это быть объективным. Конечно, мы необъективны, мы же не роботы. Но мы можем стараться. Мы же себе-то не можем врать. Но мы этого не делаем.
В сегодняшней России эти три принципа выполнять чрезвычайно трудно. А самой журналистике очень трудно быть четвертой властью. Потому что трех первых — нет. Есть только одна".
И тут Владимир Познер опять перешел к понятным примерам: "Вы спрашиваете, как будто настоящий врач – это кардиолог, а все остальные – непонятно кто. Бывают журналист или не журналист. Журналист – это прежде всего некоторое состояние, некий образ жизни, когда человек настроен определенным образом. Он считает важным делиться информацией, которой он обладает. Не важно, откуда. С поля боя, так с поля боя, откуда угодно. Это человек, который все воспринимает чуть-чуть по-другому. И поэтому у него нет никакого специального дела, кроме информирования. Информировать, даже когда это не очень популярно. И, может быть, даже более того, когда это непопулярно".
Разобравшись в общих вопросах, слушатели перешли к частным, посетовав на то, что из эфира российских телеканалов исчезли настоящие ток-шоу, а пришедшие им на замену скандалы и разборки в эфире позорят жанр, придуманный, к слову, другом и соратником Познера, Филом Донахью.
На это Владимир Познер ответил: "То настоящее ток-шоу, о котором вы мечтаете, люди просто не станут смотреть, – это вам скажут гендиректора всех телеканалов. Ничего не происходит. Ну чего? Задают вопросы, нету там драйва. Умерло ток-шоу в том смысле, в каком оно был".
Наконец, слушатели лекции попытались предложить Познеру альтернативу. Ведь если в эфире федеральных телеканалов и в редакциях крупных газет практически не осталось журналистов, быть может, журналистику в состоянии заменить блогосфера? И здесь ответ не вселял оптимизма.
По мнению Владимира Познера, "это ерунда. Конечно, не заменяет и не заменит. Это прекрасная вещь, это возможность высказываться, обмениваться мнением, поспорить. Но это не профессиональные вещи. Во-первых, они ничего не снимают. Как они могут снимать на уровне оператора? Как они могут оказаться в месте, где что-то происходит? Это мило и полезно, наверное.
А может ли быть гражданская медицина? Он, правда, не медик, но хороший человек и поэтому аппендикс я буду оперировать у него".
В конце концов к микрофону подобрался журналист по профессии, Владимир Раевский. Он попытался, опираясь на метариал леции, задать Владимиру Познеру уточнящий вопрос: "Владимир Владимирович, представьте себе, что вы журналист, работаете в журнале и пришли на интервью к Константину Эрнсту, ну и говорите о телевидении. И в какой-то момент он просит вас выключить диктофон, вы выключаете, и он рассказывает о том, кто по его глубокому убеждению убил Влада Листьева. Тот журналист, о котором я говорю, опубликовал, спустя три года почему-то в интернете этот материал. Как бы вы поступили, узнав такие сведения при выключенном диктофоне?" "Есть некоторые правила поведения, – ответил Владимир Познер. – Например, врач не имеет права другим говорить о вашей болезни. Адвокат, защищающий последнего убийцу, не имеет права передавать никому то, что этот убийца ему сказал. Это правила профессии. Может нравиться, может не нравиться. Для журналиста существует правило. Если ему человек говорит "off the record", то он обязан либо сказать "Тогда я прекращаю, и мы с вами больше не разговариваем", либо, да, off the record. Выключение микрофона – это off the record".
Но Владимир Раевский продолжил: "А если бы посадили невиновного человека за убийство Влада Листьева, и вы знали бы, что есть веское суждение в пользу того, что убийца – другой человек?"
Владимир Познер продолжал настаивать: "Есть правила. Еще раз говорю Вам, есть правила. Если вы берете интервью и я Вам говорю off the record", в этот момент Вы говорите "Нет, стоп, я не принимаю off the record". Тогда прекращается наша беседа. Или вы соглашаетесь. Тогда вы не имеете права говорить. Это правило. Ну вот в футболе все игроки, кроме вратаря, не имеют права брать мяч руками? Не нравятся правила – не играйте в футбол".
По словам Владимира Познера, "получилась такая организация, которая целиком и полностью финансируется государством, и генеральный директор которой назначается президентом, ну и снимается, разумеется. Это не Общественное телевидение. Сейчас в эфире что-то такое есть. Я не посмотрел. Я боюсь. Я очень переживаю за Общественное телевидение, я его большой сторонник. Я ходил в свое время в 2004 году к Владимиру Владимировичу Путину лично по этому вопросу. Он меня принял очень мило. Я очень не хочу смотреть, потому что думаю, что буду очень огорчен. Тем более, что Анатолий Григорьевич Лысенко, который и есть генеральный директор, сказал, что сейчас это не то еще, не надо особенно обращать внимание. Что осенью будет по-настоящему. Так что подождем до осени".
