27-28 мая в Брюсселе состоится очередной раунд переговоров между РФ и ЕС по вопросам визовой либерализации, а 30 мая — конференция "Энергетический диалог: Россия-ЕС. Газовый аспект". О том, когда можно ожидать завершения переговоров по важным аспектам либерализации виз, на какой стадии находятся переговоры по газопроводам OPAL, NEL и другим подобным проектам, как продвигается антимонопольное расследование Еврокомиссии в отношении "Газпрома" и какие вопросы можно было бы вынести на саммит Россия-ЕС, корреспонденту РИА Новости в Брюсселе Марии Князевой рассказал постоянный представитель РФ при ЕС Владимир Чижов.
— В каком состоянии переговоры по отмене виз между Россией и ЕС? Что мешает заключению соглашения?
— Давайте раздельно рассмотрим два процесса. Первый – реализация "Совместных шагов" по переходу к безвизовому режиму. Процесс идет. Наверное, медленнее, чем я бы хотел. Но идет с такой скоростью, с которой это только возможно.
На сегодняшний день из четырех блоков мы приняли в России экспертные миссии ЕС по трем. Российский ответный визит по третьему блоку состоится в июле. Мы предложили нашим партнерам направить миссию в Россию по четвертому блоку вопросов до августа. Они пока думают. Если не успеют, это пойдет на осень. Но в любом случае шансы завершить работу по всем четырем блокам до конца года, конечно, есть.
После этого должно быть без затяжки принято политическое решение о начале переговоров по тексту соглашения. Мы бы хотели запустить переговоры до конца года, чтобы была возможность в следующем году их закончить.
— Такой шанс есть?
— Есть.
— А касательно визовой либерализации, второго аспекта переговоров?
— В марте нам удалось разблокировать переговорный процесс. Сейчас дискуссия находится на финальном этапе.
— Каковы шансы прийти к соглашению? В какие сроки?
— Следующий раунд переговоров состоится в Брюсселе 27-28 мая. Не исключаю, что он станет последним.
— А что самое сложное, важное в этих обсуждениях?
— Дав согласие на распространение безвизового режима на обладателей служебных паспортов, некоторые страны Евросоюза предложили обусловить это фиксацией ряда деталей: сколько будет служебных паспортов, кому они будут выдаваться, в какой форме будет подтверждаться служебный характер поездки и каков будет механизм реагирования в случае злоупотреблений. Часть вопросов достаточно наивна, например, по подтверждению служебного характера поездки. Ведь служебный паспорт в каждой стране, в том числе и в России, является собственностью государства. Организация, выдавшая своему сотруднику специальный паспорт для служебных целей, несет, по законодательству РФ, за это ответственность. Что касается количества, у нас служебных паспортов намного меньше, чем в сумме у стран Евросоюза. Поэтому если говорить о равноправии, то фиксация каких-либо цифр будет не в их интересах.
Вот все это и является предметом финального этапа переговоров.
— Какова сейчас ситуация с обсуждением "третьего энергопакета" между партнерами Евросоюза и России?
— Этот документ допускает поливариантность по ряду вопросов, оставляя решения по ним за странами ЕС. Одна из наших озабоченностей связана с тем, что отдельные страны ЕС, вместо того, чтобы выбрать взаимоприемлемый вариант, допускаемый законом, принимают наиболее жесткий вариант. Классический пример – Литва. Это одна из трех прибалтийских стран, у которых традиционно единственный поставщик природного газа – Россия. Если Латвия и Эстония, ввиду такой замкнутости на одного поставщика, приняли достаточно мягкий вариант применения "третьего энергопакета", воспользовавшись его гибкостью, то Литва так не сделала.
Мы понимаем, что побудить Евросоюз полностью отменить действие норм пакета было бы нереальным. Мы говорим о гибкости в применении этого закона, а что касается трансграничных инфраструктурных проектов, учитывая их специфику, – об изъятиях из положений "третьего энергопакета".
— А как обстоят дела с переговорами по газопроводу OPAL?
— Я надеюсь, что в ближайшее время нам удастся прийти к решению.
— То есть до конца июня, до завершения мандата рабочей группы?
— Думаю, да.
— Какие могут быть варианты решения заполнения трубопроводов NEL и OPAL?
— По NEL "Газпрому", как я понимаю, не нужна стопроцентная загрузка трубы, а тот процент, по которому договорились, нашу компанию устраивает. Что касается OPAL, там будет договоренность о 100% в обмен на выделение какого-то количества кубометров для реализации на открытом рынке.
— Какова ситуация с "Южным потоком"?
— На сегодня подписаны двусторонние соглашения между Россией и всеми странами, через которые газопровод пройдет. Некоторые их них – члены ЕС, другие – нет. Государства ЕС должны передать договоры на рассмотрение в Еврокомиссию (ЕК). Они, насколько я понимаю, сейчас готовят документацию. Главная задача в том, чтобы получить для "Южного потока" такой же статус, какой был дан "Северному потоку" и "Набукко" (который кстати, пока так и остается на бумаге). Это статус (TEN-Е) – трансъевропейские проекты, которые признаны важными для энергобезопасности ЕС. Он предполагает возможность исключений из "третьего энергопакета".
Если говорить о диверсификации не просто маршрутов, но источников энергии (о чем постоянно упоминает ЕС), то тут уже вмешиваются политические соображения. И получаются разные странные проекты, вроде Транскаспийского газопровода – лишь бы обойти Россию. Как будто если тот же туркменский газ пройдет через территорию России, он станет хуже.
— Расскажите, пожалуйста, подробнее о ситуации с Транскаспийским трубопроводом.
— Каспийское море мы называем морем только условно – ведь на самом деле это озеро. Поэтому на него не распространяется действие Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. А отдельной конвенции о правовом статусе Каспийского моря нет, хотя переговоры идут.
В 2007 году лидеры пяти стран, выходящих на Каспий – Азербайджана, Туркменистана, Казахстана, России и Ирана, договорились, что все крупные решения по бассейну Каспия должны приниматься консенсусом. Естественно, Транскаспийский газопровод является таким проектом.
Что сделал ЕС: он договорился с двумя из пяти стран – Азербайджаном и Туркменистаном – и быстренько дал ЕК мандат на переговоры с ними по определению юридической основы для проекта.
Поведение наших коллег из Азербайджана и Туркменистана я оставлю на их совести. Мы с ними, естественно, ведем разговор по этому поводу.
Обозначу две наши озабоченности: международно-правовую, и, естественно, экологическую. Когда мы строили "Северный поток" через Балтийское море, нам буквально душу вынули экологическими экспертизами, которых было больше сотни. Это продолжалось несколько лет. Если же сравнивать регионы, к примеру, по сейсмичности, то Балтика намного спокойнее Каспия.
Поэтому трудно избавиться от ощущения, что главным мотивом этого проекта, так же как и, наверное, "Набукко", являются, скорее, политические соображения, нежели соображения экономической выгоды и заботы об окружающей среде.
— Вам известно, как продвигается антимонопольное расследование Еврокомиссии в отношении "Газпрома"? С постпредством ведутся консультации?
— Мы, постпредство, непосредственным участником не являемся. Когда все это начиналось, мы задавали ЕК вопрос, какую они планируют продолжительность расследования. Единственное, что удалось узнать – они отводили на перевод и изучение документов до двух лет. Это, впрочем, не означает, что они кроме этого ничего не делают – какие-то разговоры с "Газпромом" ведутся, но напрямую.
Кстати, и раньше были антимонопольные расследования в отношении "Газпрома". ЕК нас заверяет, что это обычная практика и что никакой дискриминации и, тем более, политических мотивов нет. Хотя правительство той же Литвы громогласно объявило, что расследование было начато по их просьбе.
— Ранее глава представительства Евросоюза в Москве заявил, что ЕС хочет присутствовать в газовом секторе России. Идет ли речь о каких-тоо конкретных проектах? Ведутся ли какие-либо переговоры в этом направлении?
— Что он имел в виду, надо понять. Что значит участие ЕС? ЕС как субъекта международного права, или стран-членов ЕС, или компаний, зарегистрированных в ЕС? Что касается компаний, то они уже участвуют.
— То есть, после этого заявления никаких дополнительных переговоров в этой сфере не началось?
— Я не слышал.
— Недавно Евросоюз призвал Россию воздержатся от принятия закона о запрете гей-пропаганды. Какова ваша реакция?
— Наверное, те, кто призывает нас не принимать какой-то закон, плохо себе представляют, что такое суверенное государство и его законодательные процедуры. А самое главное, они, видимо, не читали сам закон. Мы с некоторым удивлением и озабоченностью наблюдаем за тенденцией последнего времени: на фоне финансово-экономического кризиса, когда у Европы проблем не оберешься, происходит целенаправленное смещение фокуса внимания на сугубо специфическую тематику прав ЛГБТИ-сообщества. При всем уважении к тем, кто себя причисляет к таким категориям, вопрос ведь не в том, что им кто-то что-то запрещает. Вопрос в том, какими методами эти права отстаиваются. В первую очередь, в фокусе нашего закона – недопущение активной пропаганды этого стиля поведения среди несовершеннолетних. Это не имеет ничего общего со свободой выбора взрослых людей. Предметом озабоченности является именно молодое поколение и особенно дети, которые, как известно, в однополых браках не рождаются.
— Давит ли вопрос о секс-меньшинствах на повестку дня отношений с ЕС?
— Ну что вы. До этого, к счастью, дело не дошло. В рамках консультаций по правам человека, конечно, эта тема понимается, но это нормально. Выносить ее на регулярный саммит Россия-ЕС, я считаю, было бы неуместно.
— Какова ситуация с дискуссией по правам неграждан в Латвии и Эстонии?
— А вот эту тему я бы вынес на саммит. Мы считаем, что сохранение института неграждан является пятном на репутации Евросоюза.
— В середине мая спецпредставитель МИД по правам человека Константин Долгов на встрече со спецпредставителем ЕС по правам человека призвал Евросоюз оказать давление на Латвию и Эстонию для обеспечения прав неграждан в этих странах. Какова реакция ЕС на это и другие обращения РФ?
— 28 мая в Брюсселе по инициативе подкомитета по правам человека в Европарламенте будут очередные правочеловеческие слушания. Надеюсь, что Константин Долгов там выступит. Разговор идет, говорить мы не отказываемся, говорить с нами не отказываются. Но насколько меняется реальная ситуация – это другой вопрос. Однако если не говорить, она точно не изменится.
— Это пока только разговоры, без документальной фиксации?
— Ну, какая может быть документальная фиксация…
— Например, план дальнейших действий.
— По решению проблемы неграждан? Это было бы хорошо, мы неоднократно эти и подобные инициативы предлагали. Увы, реакции на этот счет нет.
— Какова ситуация со спорами в рамках ВТО, связанных с Россией? В частности, по утилизационным сборам на автомобили.
— По утилизационным сборам вопрос практически решен. Его финализация требует времени, так как речь идет о внесении поправок в российское законодательство. Хотя есть еще некоторые "хвосты", которые надо досогласовать.
— Какие?
— Например, тарифы на отдельно поставляемые кузова. Наши коллеги в ЕС не могут понять, зачем нужны отдельные кузова. Не могут понять, что в нашем климате бывают ситуации, когда кузов выходит из строя раньше, чем автомобиль, и в нашей традиции ремонтировать, а не выбрасывать вещь.
— В какие сроки вопрос окончательно может быть закрыт?
— Некорректно, думаю, мне предсказывать темпы работы наших законодателей.
— Как вы считаете, сейчас ничего острого, тяжелого в отношениях России и ВТО нет?
— Сложных вопросов, сопоставимых с вопросами финального этапа нашего вступления в ВТО, я считаю, нет. Конечно, пристрастное отношение будет сохраняться. Попытки что-то где-то найти будут. У нас есть специалисты по ВТО, правда, немного. Надеюсь, дальше их будет больше.
