Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Третий сборник стихов Веры Полозковой вышел в конце апреля, а сейчас стали известны некоторые результаты: десятое место по продажам в трех крупнейших магазинах Москвы. Понятно, что на первом месте "Бэтман Аполло" Пелевина, на втором – "Черный город" Акунина, но это-то "бизнес как обычно". А вот когда было, чтобы в список лидеров продаж выходила только что созданная русская поэзия? Это не просто событие. Это, возможно, смена эпох. Плакали по временам, когда в Политехническом музее собирали тысячные толпы юные Вознесенский, Рождественский, Евтушенко? Вот вам. Полозкова, кстати, когда выступает, то именно такие толпы собирает – по всей стране.
Чистый случай
Вообще-то, и совсем недавно, еще один поэтический цикл тоже вырвался в лидеры – Дмитрий Быков с его "Гражданином поэтом". Но тут другая история, в ней больше политики, чем поэзии, примерно как с Маяковским, добровольно внуздавшим себя "в революцию". Маяковским он от этого быть не перестал, но… возвращаясь в наши дни, есть множество людей, которые знают Быкова лишь как оппозиционного деятеля, пишущего ядовитые строки на злобу дня, и не подозревают, что у него есть и другие стихи, да еще какие!
А Вера Полозкова – чистый случай. Это не прилив популярности вследствие ухода поэтессы в политику. Это просто поэзия. Поэзия как чудо слова – знакомого, но в чьих-то строках почему-то обжигающего сердце. Поэзия как музыка чувства и мысли. Поэзия как способ неожиданно сделать нашу радость и боль высокими и прекрасными.
Вернемся к героям Политехнического. Именно они впервые чуть сдвинули поэзию из книг в музыку. Да, эти трое и сейчас всенародно любимы, в том числе потому, что на их стихи писались песни, а песни живы и сегодня. Были и есть те поэты, кто с песни начинал и из нее не уходил. Окуджава, Высоцкий, Гребенщиков – они в наших головах поют, а в виде строчек на белом фоне их поэзию представить трудно.
Но Вера Полозкова сделала что-то абсолютно свое. Множество ее стихов стали как бы песнями – а на самом деле она просто их читает под музыку. В России такого не было. Во Флоренции начала 17-го века – да, в Индии – и сегодня так. Но не у нас.
И врывается Вера…
Чтобы лучше понять смысл происшедшего: а вы знаете, что у нас десятки и сотни прекрасных поэтов? А знаете, что книги им издать – не то чтобы деньги получить, а просто издать – почти невозможно? А где, кроме нескольких специализированных мест, вы эти все-таки изданные книжки можете купить? Вообще-то это цивилизационная катастрофа.
И тут врывается Вера Полозкова… Давайте так: ругайтесь сколько хотите, я лишь высказываю личное мнение… И тут врывается Вера Полозкова и полностью опрокидывает иллюзии упадка стихотворчества и стихочтения – но заодно и все пирамиды и рейтинги, долго и любовно выстраивавшиеся внутри голодного мира поэзии его обитателями. Так вот, на мой очень личный взгляд, с выходом "Осточерчения" в России стало два первых поэта – Быков и Полозкова. И еще Гребенщиков где-то в ином измерении или мире.
А это для многих обидно. Будут кричать: Вера? А как же такой-то, он еще жив? Мой ответ: а вот так. Так это бывает. А как же без Сергея Шестакова, с его "снег засыпает улицы все, засыпает снег, засыпает сам"? А без него никак. Но пришла Вера…
Она ведь еще и не всем нравится. Ладно бы – народный самородок из дальнего села, вроде Сергея Есенина или Николая Рубцова. Можно пожалеть и полюбить. Но Вера-то не из дальнего села. Она скорее из Царскосельского лицея. Я не совсем о ее журфаке МГУ, а о том образовании, которое она сама себе сделала, и на журфаке, и вне его. И, что хуже всего (для некоторых), она знает цену себе и своим строчкам. Она знает, кто она есть.
Ну, и давайте я скажу уже совсем все, что думаю. Это не просто поэтесса, лучшая на сегодняшнем общем фоне. Ее место – на той вершине, где и Пушкин. Чудес не бывает? Еще как они бывают, в России особенно. Возраст? Пушкин в возрасте Веры Полозковой (27 лет) был уже Пушкиным, Ахматова написала как раз три книги, и была уже Ахматовой. Это прозаику лучше быть постарше, а у поэтов – вот так.
Насчет трех книг: когда у Полозковой были еще изданы только "Непоэмание" и "Фотосинтез", плюс множество музыкальных работ, нужно было иметь очень острый (и добрый) глаз, чтобы понять, кто перед нами. И даже испугаться. В том числе испугаться вот чего: а если на этом взлет выровняется, и…
Читайте, если не боитесь
А вот теперь, с "Осточерчением", шутки в сторону. Это не просто книга. Это уже не лепет гениального подростка, абсолютно точно названный "Непоэманием". Это книга всех красок, всех эффектов, размеров, сложнейших приемов. Высочайшего класса. Нервная, спокойная, счастливая, а иногда просто пугающая. Неуклюжий подросток вырос.
Мелким шрифтом значится имя составителя – Александр Гаврилов. Это фигура в литературном мире, что-то вроде Писемского в 19-м веке. Он выстроил удивительную конструкцию – тринадцать тетрадей, каждая из которых тянет на отдельный сборник: Вера – это такой вулкан с женским именем (как Этна), она пишет очень много.
Вы хотите прежнюю Полозкову, про любовь? Пожалуйста:
давай когда-нибудь говорить, не словами, иначе, выше,
о том, как у нас, безруких, нелепо и нежно вышло,
как паника обожания нарастает от встречи к встрече,
не оставляя воздуха даже речи.
Да, она теперь часто пишет без заглавных букв; но неважно – а хотите послушать человека, который съездил за мудростью в Индию? Цикл получился исключительно ехидным:
Чему учит нас Каджурао, мой свет?
Тому, что love is just passing by.
И вы едете в одном поезде – ты до Сатны, а он в Мумбай.
Он во сне улыбается, а ты погибай.
А если вы хотите понять, кем и чем (и почему) стала Вера Полозкова сегодня, то есть такое стихотворение – "Текст, который напугал маму". Но лучше бы не только маме, а и вам его вообще не читать, потому что страшно. Правда, последние строчки все-таки не без оптимизма – о том, что Бог, может быть, иногда глядит на Веру и думает: "ну она ничего, справляется. я, наверное, не ошибся в ней".
А как вам сотни разбросанных по страницам мелочей, типа "только птицы под небом плавают, как чаинки, и прохожий смеется паром, уже седым".
И в порядке послесловия: еще раз скажу, что речь лишь о моем личном мнении. Которое основывается, среди прочего, на том, что хорошо бы отказаться от нашей национальной привычки признавать гениями только покойников. Иногда можно рискнуть сделать это и со вполне живыми; а если ошибаться, то лучше восторженно, чем наоборот. И еще – помнить, что этим живым бывает в жизни неуютно. Стихи – это ведь то, что они дают нам. А что мы даем им, особенно тем, которые – на вершине, где холодно и голо?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
