МОСКВА, 16 мая – РИА Новости, Инна Финочка. Говорят, солдат не видит столько ужасов войны, сколько видит журналист. Что из отснятого материала должно доходить до зрителя, а что лучше оставить за кадром? Вопросы о том, где проходит грань между профессионализмом и человечностью обсудили журналисты, работавшие в горячих точках, психологи и социологи в дискуссии совместного проекта Центра документального кино и РИА Новости "Открытый показ", прошедшей после фильма "Рестрепо". Даже больше, чем кадры документального фильма, зрителей поразили личные истории о непоказанных и неснятых кадрах российских журналистов из горячих точек.
Военные корреспонденты Тим Хетерингтон и Себастьян Юнгер снимали фильм в 2007 году в зоне военных действий и следуя за американским отрядом вглубь "долины смерти" Коренгал. На первых кадрах, по пути в Афганистан, ребята (язык не поворачивается назвать их в этот момент мужчинами) дурачатся, изо всех сил корчат рожи в объектив и громко смеются от страха и ощущения и осознания того, что едут умирать. Один из них - Хуан "Док" Рестрепо. Он погиб в первые месяцы службы. На камеру Хетерингтону и Юнгеру солдаты откровенно рассказывают, каково им было в первые дни службы, со слезами в голосе вспоминают погибших товарищей, не стесняясь, говорят о том, чего боялись, о чем мечтали.
Фильм стал лауреатом премии Национального совета кинокритиков США, обладателем Гран-при кинофестиваля Sundance, номинантом "Оскара".
Суета и рефлексирующие солдаты
Дискуссия на тему "Фронтовая правда: нужно ли мирным гражданам знать о войне в мельчайших подробностях?" началась с вопроса журналистам, а смогли бы они снять такой фильм, как "Рестрепо". Специальный корреспондент программы "Вести" Андрей Медведев заметил, что в этой картине есть суета, рефлексирующие солдаты и офицеры, а нахождение в Афганистане американских солдат обусловлено обычной идеологической подушкой – "американский солдат всегда прав". Вот такой фильм про российскую армию невозможен, но не из идеологических соображений, а просто потому, что нашим солдатам такой уровень рефлексии несвойственен. "У нас ребята воевать умеют, а сниматься не любят. Как оно всё на самом деле, обычно рассказывают, когда камера выключена", – рассказал Медведев. Военный корреспондент Александр Минаков поддержал его.
Бесспорным плюсом фильма эксперты назвали его непостановочность: трясущаяся камера, пролетающие перед ней снаряды талибов, режиссеры снимали будни американского отряда, находясь с ними постоянно – иначе не выжить. "Все выдающиеся советские фотографии постановочные, идеологически выстроенные. И сегодняшняя трясущаяся камера – это победа, это правда вблизи, которая стоит дороже заранее простроенного сюжета, даже если на это больно смотреть", - отметил фотограф куратор центра документальной фотографии Fotodoc Александр Сорин.
"На войне вас (журналистов – прим.) никто не ждёт – командиру легче отчитаться за погибший взвод, чем за погибшего журналиста", - добавил специальный фотокорреспондент РИА Новости, лауреат многочисленных премий Владимир Вяткин.
Нерв правды
Ведущая дискуссии Катерина Гордеева вспомнила стандартный тест BBC, в котором журналисту предлагается ситуация: у корреспондента в кадре падающий вертолет, винт вертолета вот-вот убьет человека, что делать – продолжать снимать или бежать спасать, ставя свою жизнь под угрозу?
Вопрос, а в чем цель работы журналистов в зонах конфликтов, даже озвучивать не пришлось. По мнению фотографа, куратора центра документальной фотографии Fotodoc, Александра Сорина цель в том, чтобы передать "нерв правды" без лишнего пафоса. Помня при этом, что правда на войне у каждого своя. А вот когда ведущая Катерина Гордеева спросила гостей в зале, хотят ли они видеть жестокие сцены войны, мнения разделились аккурат пополам.
Однако психолог Московского института процессуальной интегративной терапии Ольга Герасименко возразила, что вся правда войны, если ее показывать в выпусках новостей, приведет ожесточению обычных мирных людей, и злоба их будет направлена не на причины войны, а на свое собственного соседа, например. Это подвело всех к еще одной теме – законопроекту об упорядочивании информации в СМИ, согласно которому материалы, пропагандирующие культ насилия и жестокости, социальный паразитизм и эгоизм, должны считаться злоупотреблением СМИ.
К сожалению, инициатор законопроекта депутат Госдумы Олег Михеев не успел приехать, поэтому отвечать на вопрос о необходимости ограничений пришлось ведущему специалисту "Левада-Центра" Татьяне Ворожейкиной. По ее мнению, война – грязное, жестокое и бессмысленное дело, которое именно так и нужно показывать. "Война – это крайность, а закон об упорядочивании информации я не понимаю. Что такое "упорядочить информацию", не упорядочив реальность?" – сказала она.
"Я против смакования таких кадров"
Вопросами о том, что стоит давать в эфир, а что лучше оставить за кадром, именно в военной журналистике задаются чаще всего. Участники дискуссии вспомнили освещение журналистами Норд-Оста, как работа журналистов поставила под угрозу всю операцию по спасению заложников. Вспомнили и трагедию в Беслане, когда наученные опытом Норд-Оста корреспонденты знали, что происходит в школе, но в эфир не давали. Всю правду в новостной журналистике показывать нельзя, но допустимо в документальных проектах, сказал фотограф Сорин. Остальные участники дискуссии согласно закивали.
"У меня солдатик 22 лет умер в кадре, ушел прямо на глазах, и я не стал ставить это в свой сюжет. Я против смакования таких кадров в информационном жанре. В документальном кино я бы оставил этот уход, это допустимо", - рассказал военный корреспондент Александр Минаков.
Сильные неснятые кадры
Еще больше, чем истории, которые были сняты, но никуда не вошли, гостей дискуссии поразили те, которые не попали в кадр.
Истории двух неснятых кадров и о сверхидее в фотожурналистике Владимира Вяткина вызвали в зале взрыв аплодисментов. Первую фотоисторию журналист снимал на протяжении 20 лет, начав с кадра, как выносят солдата, отслужившего в Афганистане всего 2 недели и подорвавшегося на мине. Для Вяткина очерк об это молодом человеке стал частью его собственной жизни. За 20 лет этот солдат отсидел в тюрьме за убийство, получил и потерял квартиру, перенес 186 операций. Фотограф рассказал, что отдавал ему часто всю зарплату, возил еду из собственного холодильника, а потом узнал, что вся помощь идет на оплату наркотиков, алкоголя и девиц. "Когда я узнал об этом, я сказал: "Коля, наши отношения заканчиваются". На что он мне ответил, что, мол, я же не сделал еще той, финальной, фотографии. Я сказал, слава Богу, что я ее не сделал. Теперь отчасти я виноват в его смерти, потому что 4 года назад я узнал, что закончил жизнь самоубийством", - рассказывал Вяткин, а зал слушал, затаив дыхание.
Второй неснятный кадр Вяткина был в Чечне. Фотограф ездил туда 28 раз, и лишь половину из них по заданию редакции, но еще больше – в отпуск, охотясь за одним кадром, который объединил бы тему чеченского синдрома. "В январе месяце я ехал на БТРе в ночное время и увидел, как из трансформаторной будки на носилках выносят 2 тела. Мать русского десантника, приехавшая из воронежской области, опознавала эти куски мяса. Рядом на носилках лежали останки так называемого боевика, мать-чеченка оплакивала их. Я это увидел, я был в шоке. Сделал я этот снимок? Нет, я его не сделал", - поделился фотограф, для которого фотожурналистика не просто фиксация момента, а настоящая литература.
Профессионализм говорит, что снимать нужно все, но журналистская этика для военного корреспондента должна быть на первом месте, согласились эксперты. Потому что главное – человеком оставаться. Даже на войне.
