Анна Банасюкевич
Театр имени Маяковского показал премьеру спектакля, претендующего на статус гражданского высказывания - режиссер Никита Кобелев, до этого сделавший на малой сцене "Любовь людей" по пьесе Дмитрия Богославского, поставил "Врага народа" Ибсена в редакции драматурга Саши Денисовой.
В разнообразном творчестве Ибсена "Враг народа" занимает особое место - возможно, это наиболее радикальное политическое высказывание норвежского классика, разобравшегося в этой пьесе со всеми общественными раздражителями того времени. Главный удар пришелся по, якобы, либеральному большинству, фактически, установившему свою диктатуру, в рамках которой крупный бизнес договорился с властью, а общественное мнение стало легко управляемым инструментом псевдодемократии.
Видимо, пришло время прямолинейных высказываний, снова пришло - и не только в России: в Германии пьесу поставил Томас Остермайер. Спектакль привозили на прошлогодний фестиваль в Авиньоне, и французская горячая публика воспринимала острую публицистику программных монологов главного героя доктора Стокмана бурно, с восторгом. Остермайер во время главного монолога героя врубил в зале свет, актеры разносили по рядам микрофоны, и зрители с готовностью включались в общественную дискуссию, становясь частью спектакля.
В спектакле Никиты Кобелева, кстати, тоже во время главной сцены включают в зале свет, и Стокман (Александр Фатеев) обращается прямо в зал - до тех пор, пока представители власти и продажные журналисты не оборвут его выступление, врубив на полную катушку Чайковского. Такой привычный российский способ "кончать базар" в государственном масштабе.
Как и у Остермайера, в спектакле "Маяковки" пьеса подверглась некоторым, существенным, изменениям и купюрам. Купюрам, прежде всего, по части персонажей - исчезли взрослые сыновья Стокмана, остались только жена и дочь-учительница. Дочь Петру, которая в пьесе Ибсена хоть и поддерживала целиком отца, но все-таки достаточно пассивно, Саша Денисова превратила в активистку от экологов. Петра - совсем молоденькая, в круглых модных очках, с детским высоким голосом, преподает в школе экологию и ведет блог в интернете, рассказывая о преступлениях местных чиновников перед природой.
Сцена из спектакля "Враг народа"
Собственно, экология в спектакле Кобелева становится основным полем боя - в этом смысле пьеса Ибсена вполне близка к российским реалиям. У Ибсена в городке строят современную лечебницу, которая в ближайшем времени превратит провинциальное захолустье в престижный курорт. Но Стокман, главный курортный врач, вдруг обнаруживает экологическую катастрофу - вода оказывается заражена, а курорт крайне опасен для здоровья. Это открытие грозит репутационными и финансовыми убытками всей элите города - чиновникам, предпринимателям, редакции, финансово зависящей от капиталистов. Понятно, что в общих своих чертах история вполне российская - достаточно вспомнить Химкинский лес. Его тут и вспоминают довольно часто - впрямую не называют, но всем понятно: говорят о том, как вырубили лес, чтобы построить трассу, о том, как некий вице-губернатор построил дачу на территории заповедника. Понятно, что экология в России стала частью политики, и влезать в эти дела не менее опасно, чем всерьез бороться с коррупцией или пытаться создать настоящую, не карманную, оппозицию. И поэтому, когда смотришь на Стокмана в спектакле, вспоминаешь, например, Бекетова и его страшную судьбу. Но все эти, сами собой напрашивающиеся аналогии, все-таки мало имеют отношения к пьесе Ибсена. Для современной России мир пьесы Ибсена чересчур прекраснодушен - когда смотришь, как благодушно и лукаво уговаривает своего брата-строптивца мэр Петер Стокман (Игорь Костолевский), не веришь - сейчас разговор был бы совсем другим. Не веришь и прекраснодушию самого Стокмана - его восторженность и разочарование сродни недалекости, потому что те, кто сейчас идет на баррикады, проводят расследования, иллюзий не питают. И странно, когда Стокман, глядя на лица пронырливых журналистов и суетливой, глуповатой жены, с восторгом говорит о новых людях, о молодых лицах, о свежих силах... Кого он имеет в виду? То есть понятно, что, наверное, он говорит про тех, кто выходил на Болотную, но в спектакле их нет - есть только редактор Ховстад и журналист Биллинг, которые ищут выгодную позицию и легко меняют Стокмана с его принципами на власть, а Болотную на теплое место в мэрии. И это тоже вызывает вопросы - все-таки очень разные реальности: та, которую описывал Ибсен, и та, что в России. Не то чтобы у нас мало тех, кто, подобно флюгеру, легко меняет свое положение, в зависимости от ветра... Много. Но, учитывая, как легко убивают у нас журналистов, как легко увольняют редакции, продают-покупают, снимают с эфира, вспоминая того же Бекетова, который был главным редактором, смотрится это все довольно двусмысленно. Можно еще вспомнить недавнюю фразу президента в прямом эфире в ответ на вопрос о том, будут ли у нас в стране хоть как-то заботиться о безопасности журналистов. Сказано было, что профессия это такая, а люди сами ее выбирают. Хотят безопасности - пусть идут в профессии поспокойнее...
А в спектакле, в принципе, все по Ибсену, только с небольшой внешней модернизацией: молодой журналист Биллинг одет как хипстер, в терракотовые узкие брюки, в кроссовки на колесиках. Пуская дым тонкой сигареты в камеру, он рассуждает о грядущей революции, о необходимости митингов, и весь как будто изнывает от жажды борьбы и справедливости. Его старший товарищ, редактор Ховстад, вообще, даже иллюзий никаких не внушает - вкрадчивый, юркий, внимательный, не испытывает никакой рефлексии, роботообразный человек с экрана.
Странно, что и те, кто в спектакле отвечают за светлые силы, те, кто борются и бесстрашно жаждут правды, тоже не внушают симпатии. Сам Стокман - плоть от плоть той системы, той "трухлявой вертикали", вся порочность которой стала для него так внезапно очевидна. Ему трудно сочувствовать, хотя, спектакль все же пытается вписать его историю в современность, и если у Ибсена Стокман в конце говорил красивые речи в окружении умилявшихся родных, то тут его просто убивают. Его дочь Петра - такая юная и такая бесстрашная, почему-то до невозможности наивна, примитивно-фальшива в своих откровениях в блоге, и как-то легко совмещает в себе свою бескомпромиссность и родственные чувства к дяде-мэру. При таком раскладе, самым убедительным персонажем становится именно мэр - Костолевский играет вполне узнаваемый тип начальника городского масштаба: недалекий, простоватый, лукавый в меру, но, в принципе, достаточно прямой и своих убогих и комичных, вроде бы убеждениях, откровенный. Он такой как есть - и когда говорит о экоэнергии и ветряных мельницах как о завиральных идеях своего братца-чудака, то совсем не притворяется, он и правда убежден, что это чушь какая-то. Мало ли, что где-то там в Европе асфальт теплый, тут-то чего делать - когда с одной стороны, губернатор "гнобит", а с другой - инвесторы судьбой своих вложений настойчиво интересуются.
От спектакля, пусть и политического, конечно, не требуется черного и белого, разделения на злодеев и благородных борцов. Понятно, что жизнь устроена сложнее, особенно современная российская политика. Но этой сложности в спектакле тоже нет - есть пафос обличения, есть достаточно простая ситуация, заданная Ибсеном. И получается, что создатели спектакля смотрят на современную им реальность, которая, наверняка, ранит их и мучает, несколько равнодушно, отстраненно и с некоторым снобизмом - мол, все хороши... Позиция "над схваткой", конечно, удобная, но недолговечная. Жаль, что в спектакле потерялась человеческая история семьи Стокмана, прописанная в пьесе Саши Денисовой - монолог жены о том, как жилось на севере кажется отдельной вставкой. Из-за чересчур напыщенной интонации теряется и колкий юмор, точные наблюдения за действительностью. А приметы времени в тексте, действительно, точны - и несколько раз всплывающая статья "за разжигание розни", и прекрасная формулировка, по которой увольняют Петру из школы - "за нетрадиционную гражданскую позицию".
Но тем не менее, спектакль и реакция публики выявила важный и пугающий факт - любое политическое, даже вполне себе абстрактное высказывание со сцены воспринимается как крамола, как что-то опасное и будоражащее. Годы так называемой свободы, как выясняется, совсем не притупили историческую память - и публика восторженно аплодирует на любую публицистическую реплику: для зрителей, с одной стороны, это доказательство того, что все еще не так плохо, а с другой, - возможность почувствовать себя в этом зале хоть на короткое время сообществом, все понимающим единством. И в этом смысле, "Враг народа", поставленный на большой сцене академического театра, жест, действительно, важный и волевой.
