Запись "Открытой лекции" Михаила Горбачева. Часть первая. Лекция.
Катерина Гордеева: "Открытая лекция" - это гуманитарный манифест тех, по ком мы, в силу самых разнообразных причин, сильно соскучились, тех, чье мнение нам очень важно, тех, кого нам еще хочется успеть увидеть, услышать, запомнить, а может быть, и чему-нибудь поучиться.
Александр Уржанов: Михаил Сергеевич Горбачев прочитает лекцию на тему: "Человек меняет историю, или история меняет человека". Вы, наверное, все себе прекрасно представляете угол Лиговского и Невского. Там в 1985-м году Горбачев произнес свою знаменитую фразу в ответ на замечание "Будьте ближе к народу", на которое он ответил: "Куда уж ближе". Прошло 28 лет, и он опять близок к народу настолько, насколько это возможно.
Катерина Гордеева: Я прошу вас поприветствовать: первый и единственный президент СССР.
(Михаил Горбачев поднимается к сцене)
Катерина Гордеева (вручает Горбачеву ромашки): Я подумала, какие цветы могут расти у вас в Привольном, и решила, что это должны быть ромашки.
Михаил Горбачев: В конце апреля и в первых числах мая в степи от Ставрополья и до Ростова, – лазурики, как мы из называли, или тюльпаны. На 30-40 километров.
Михаил Горбачев: Добрый вечер! Я много езжу и особенно люблю вот такие аудитории, где преимущество за молодежью. Но обязательно присутствует старшее поколение, которое сдерживает их. Когда-то с Андроповым мы гуляли, говорили, и я спрашиваю: "Юрий Владимирович, что-то надо делать, люди беспокоятся, кто власть будет в России брать в руки после вас?". Он говорит: "А что такое?". Я говорю: "Ну как, возьмите фотографию за прошлый ноябрь. Там все стоим мы, и я уже стоял тогда на этой фотографии. Такая была практика – каждый раз фотографироваться. Ни одного молодого лица. Самый молодой был я. Ну а что же дальше?". Все-таки это неправильно. Когда есть молодые, пожилые и даже старые, получается интересная картина, полезное со всех точек зрения смешение. У молодых есть склонность загибать и даже перегибать. Ничего в этом страшного нет, типичная история для всех поколений. У пожилых – дремать на всех заседаниях и держаться за то, на чем сидим. Мол, раз сидим - не трогайте. А жизнь сейчас заставляет трогать. Та самая известная ходьба коня по проторенной колее. Андропов мне: "Может, это и не плохо?" — "Но надо же когда-то из колеи выходить. Она такая теперь, наезженная и натоптанная, что с нее не вытащишь. Вот такая у нас ситуация!" — "Нет, — говорит Андропов. — ты преувеличиваешь". — "Ну, хорошо, — говорю. — Мы — страна лесная, и во всех областях хорошо знают эту поговорку: Нет леса без подлеска".
Когда меня избрали генеральным секретарем по аграрным делам ЦК, все поздравляли, Андропов подошел и говорит: "Поздравляю, подлесок! Только теперь ты уже не подлесок! Теперь тебе придется отвечать!" - Я говорю: "Все время старался отвечать!" - "А я тебе напоминаю! Не подлесок ты сейчас!". Ему запомнилось это.
Когда я сейчас в аудиторию заходил, спросил: "Кто будет на встрече?" Мне ответили: преимущество за молодежью. А что сейчас в ваше время считается молодым? По-разному смотрят на это. Главное – это единение, согласие. Я вам всем желаю успеха в ваших делах, и пусть будут удачными ваши следующие годы жизни.
Тема поколений, тема истории человека. Вот мне предложили тему: "Человек меняет историю или история меняет человека?". Тут важно понять: если ты ни за что не отвечаешь, тебе безразлично, приносишь ли пользу ты своим ответом, тогда можно не задавать вопросов и смело идти дальше, не оглядываясь и не беспокоясь. Но это краеугольные камни, принципиальные вопросы. Ленин говорил в таких случаях: не разобравшись в общих вопросах, не берись за частные. Все время будешь натыкаться на эти нерешенные вопросы.
Исходный пункт рассуждений на этот счет: история состоит в том, что она не фатальна. История не предопределена. Иногда просто удивляешься и думаешь: что-то там где-то есть все же. И в связи с этим вы и я часто слышим, что где-то там кем-то все предопределено. Вот, судьба! А что судьба? В этих вопросах нужно стараться разобраться, по крайней мере, почувствовать вектор.
Если верить, что человек не может повлиять на ход исторических событий, то нет смысла участвовать в политических движениях, даже нет смысла реагировать на политические события. К чему тратить время?
Но это – рецепт, открывающий простор для равнодушия, пассивности, апатии. Конечно, можно прожить жизнь и в таком состоянии, но для меня это было неприемлемо с самого начала. Многое, что со мной происходило, я не могу объяснить.
Вся моя жизнь связана с политикой. В молодые годы это общественная работа – в школе, университете. А затем, с августа 1955 года это уже профессиональная политическая деятельность.
Моя карьера была успешной! Карьера в нормальном смысле, а не в смысле "карьерист". Это не то, что умел ухватить момент, ухватиться кому-то за полу – нет!
Моя карьера начиналась так. В школе села Привольного я закончил восемь классов. И надо было решать, что делать: заканчивать среднее образование или поступать учиться в техникум, или просто продолжать работать в МТС. Кстати, отец, как простой народ, который всю жизнь работает и добивается результатов, сказал: "Ты как после десяти классов-то собираешься дальше? Может, будем вместе работать на комбайне?" Он меня этим вопросом даже обидел.
Я принял решение – закончить среднюю школу и потом уже определиться со своим будущим. Учебу в 9-10 классах мне пришлось завершать в средней школе районного центра. Это была большая школа, еще из старых школ – более тысячи человек. Уезд, в котором мы жили, был один из пяти огромных уездов всех Ставропольской губернии, которая простиралась по всей северной части Кавказа и Предкавказья.
В октябре 1949 года на общешкольном собрании комсомольцы должны были выбирать секретаря комсомольской организации. Сошлись семь групп, которые представляли семь школ из семи сел – каждая группа выдвинула свою кандидатуру. В числе выдвинутых оказался и я. По просьбе комсомольцев каждый из претендентов должен был что-то сказать о себе, высказать, что считал нужным. Все было очень просто. Сам не помню, что сказал, но ничего выдающегося от своих одноклассников тоже не услышал. Когда же я садился, из-под меня убрали стул. Кажется, все присутствующие получили от этого большое удовольствие. Смех, аплодисменты!! Вы еще молодые или были недавно молодыми! Время молодости - самое прекрасное время с одним большим недостатком: она быстро проходит. Много суеты, много поспешных решений, но отсюда большой интерес к этому времени.
По итогам тайного голосования секретарем комсомольской организации был избран я.
Для меня это первый урок демократии в политике.
В два последних года учебы в средней школе произошли и другие знаковые события в моей жизни. Работая помощником комбайнера в местной МТС (машинно-тракторной станции) – всего я проработал 5 лет, шестой год писал письмо, когда решили с Раисой пожениться, приезжал подработать деньжат на свадьбу. Всего 6 лет я отработал на комбайне. Я был награжден орденом Трудового Красного знамени за успехи на уборке урожая в 1948 году – мне было 17 лет. Это редкая по тем временам награда. А в 1950 году, в десятом классе, я стал кандидатом в члены КПСС.
Не потому, что меня кто-то поставил - это было мое личное решение. Но я посоветовался с дедом (по матери) Пантелеем – мой знаменитый дед, который прошел через пытки и приговор к расстрелу, старый коммунист, и с отцом посоветовался - он вступил в партию на фронте. Отец – активный фронтовик, прошел бои под Тамбовом и Ростовом, на Курской дуге и бои освобождения Украины. Оба поддержали, причем весьма активно, мое решение.
Мне было 19 лет. Я был человеком активным, как сказали бы сейчас – лидером. Что-то во мне было от природы. Огромное влияние на мое становление оказало то время: война и послевоенные годы. Я был уже в том возрасте, который позволял мне видеть, судить, понимать, что происходит.
После войны фронтовики вернулись с победой, с верой в свои силы, с настроением на быстрое возрождение страны. Это сказывалось во всем, особенно влияло на молодежь, определяло отношение к жизни, к работе, к учебе – ко всему.
Десятый класс средней школы я закончил с серебряной медалью. Далее – существенный момент, хотел бы обратить ваше внимание! Для сочинения на аттестат зрелости я выбрал тему, не связанную с программой, свободную тему: "Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полет". Это слова из песни Михаила Исаковского.
Тогда и взрослые, и особенно мы, молодежь, верили Сталину и преклонялись перед ним. Много пройдет лет, прежде чем изменятся мои взгляды на Сталина, на жизнь вообще. Этого не надо бояться. Жизнь все меняет, и мы жизнь меняем. Такой процесс.
Но самый важный период в моем становлении - годы учебы в Московском университете (1950-1955 годы).
Интересно, кто из вас родился в 1950-м или до этого? Поднимите руку? Нет? Все? Подпольщики? Ну, прекрасно, позавидовать можно! Ничего не сделаешь!
Учеба в МГУ – какой перевал, рубеж, Москва – все это стало для меня школой жизни. Представьте, я приехал в Москву из села, где нет электричества, ничего подобного, я первый раз ехал на поезде в МГУ, отец провожал меня до Тихорецка, там мы попрощались, и он забыл отдать мне билет. И уехал. Меня сразу начали разбирать – контролеры ходили тогда буквально. Но на мою защиту встал весь вагон. "Ты что, не видел его отца? Весь в орденах! Воевал!" Как-то требования ко мне снизились, но только до того, что на следующей станции я должен купить новый билет. Я куда-то прятал деньги на всякий случай, пришлось все израсходовать и купить новый билет. Я помню эти остановки, картошка паром еще идет – ее только сварили и продавали, мы покупали и на этом ехали. А в Москве все грохотало, как мне казалось, хотя если сравнить сегодняшнюю Москву с той Москвой, та Москва была как деревня Привольное. Ну что это за жизнь, когда круглые сутки горит электричество, как спать, когда гудят трамваи? Потом все это стало обычным. Самым большим впечатлением для меня стало метро. Неудобно говорить, но я даже не знал, что же делать с этими движущимися порожками, присматривался к людям, что они делают. Я из той среды глубокого села, при том что я уже многое знал в жизни, пожил и на оккупированной территории, но оказавшись в этом большом городе, я как будто оказался в другом лесу. Так начинался новый этап моей жизни. Именно в эти годы я многое понял, познал и во многом определился.
Моя карьера состоялась в КПСС, она была успешной. Я не напрашивался ни на какую работу. За всю жизнь я никогда никуда не просился. У меня не было никаких ходатаев. Но я довольно быстро продвигался по карьерной лестнице: через 15 лет после возвращения на Ставрополье я стал первым секретарем Ставропольского края, а это крупнейшая величина у нас в стране, вслед был избран депутатом Верховного Совета СССР, а на следующий год на съезде партии - членом ЦК КПСС – такой вот взрыв, это ставило человека в очень сложную ситуацию, здесь нужно по совести и жить и работать.
Для меня все это было не столько карьерой, сколько стимулом к деятельности. Мне нравилось быть в гуще людей, вокруг меня всегда вертелись ребята, я близко к сердцу принимал проблемы общества и, самое главное, интерес к обществу у меня был огромный.
За годы работы на Ставрополье мне удалось немало сделать: были разработаны и осуществлены крупные проекты, которые вывели край на новый уровень. В эти годы я чувствовал поддержку сверху, прежде всего тогдашнего Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева. Он проводил со мной первую беседу, сообщив, что выдвигают меня на первого секретаря. Три часа беседовали. Однажды, докладывая дела по Ставрополью, он сказал: не надо приглашать Горбачева! И сам за меня доложил ситуацию по краю. И сказал: "Нам надо поддерживать молодых секретарей, они ведут дела энергично, по государственному".
Когда меня избирали секретарем ЦК, я сказал: "Не знаю, подхожу ли я для этого дела?". И вдруг слышу странную фразу, сказанную Константином Черненко: "Да какое дело, что Вы об этом думаете? Леонид Ильич тебе доверяет, вот и все. Твое дело – работать!". Подумаете: разговор своеобразный. Его можно воспринять как недоверие, нечто такое, чем можно манипулировать.
В общем, для меня работа на Ставрополье стала большой наукой. Я и раньше, и сейчас часто говорю, что это была "моя малая перестройка". Деятельность на этой должности – она всеохватная и многое дает.
После девятилетней работы на посту руководителя Ставропольского региона в ноябре 1978 года я был избран Секретарем Центрального Комитета КПСС, в 1979 году – кандидатом в члены Политбюро, а в 1980 – членом Политбюро.
Время, в которое я оказался в Москве, было непростым.
Система, позволившая ценой огромных жертв провести индустриализацию и обеспечить высокие темпы экономического развития, начала сдавать. Темпы роста были близки к нулевым. По производительности труда в промышленности мы отставали от наиболее развитых стран в 3,5 раза, в сельском хозяйстве – в 5 раз. Качество продукции было низким.
Исключение составлял только наш оборонный сектор. Он по большинству был конкурентоспособен Западу.
Страна с огромными возможностями, каких у других не было, не могла обеспечить людей товарами, необходимыми для жизни. Система оказалась невосприимчивой к вызовам научно-технического прогресса. Это сказывалось на всей жизни людей.
Все это состояние, когда мы чувствовали и переживали, что с нами происходит что-то неладное, хотя вроде бы пока все было на месте, и было названо емким словом – застой. А в это время ведущие страны, пусть и болезненно, после нефтяного кризиса начала 70-х годов выходили на новые технологии, организацию производства и управления.
Застой был не только экономический, но и идеологический, и политический. И особенно кадровый. Он приобрел особенно жесткие формы, по сути дела, форму политической реакции после ввода советских войск в Чехословакию, подавления там попыток демократизировать, реформировать систему.
Работая на Ставрополье, я не сразу во всем разобрался. Была информация в красных брошюрах, которые нам выдавали, но информация идет другими путями, и это были совсем другие новости. Когда я оказался с делегацией в Чехословакии, я увидел, что люди не приняли страны Варшавского Договора. Нам в глаза высказывали обиду – и рабочие, и интеллигенция, и молодежь. Все считали, что мы должны были помочь и им, и новому руководству. Пришедшие туда войска сорвали этот процесс.
Я все больше убеждался, что система держит, сковывает всех, все общество, в том числе само руководство страны. Лишенная демократии и свободы, она консервировала статус-кво. Нужно было обновление страны, переход к новой модели развития.
К 80-м годам это стало особенно очевидно. Общество требовало перемен. В результате внутри общества родился лозунг: "Так дальше жить нельзя!". Именно в обществе это родилось. Кто помнит наших певцов-бардов, которые в своих концертах пели: "Требуем перемен!", напрямую, то есть уйти уже от этого требования было нельзя.
Мое избрание на пост Генерального секретаря ЦК КПСС произошло тогда, когда требования перемен буквально стучались в окна и двери.
Мы услышали требования людей. Важно и другое: мы понимали, что перемены нужны для того, чтобы ответить на вызовы мировой политики. Вызов, общий для всех стран. Глобальные проблемы безопасности, бедности и отсталости, экологии требовали новых подходов, нового мышления. Все это стало в повестку дня Перестройки.
Мы начали с гласности. Без демократии, без участия народа, свободы прессы ситуацию изменить было невозможно. Голос людей зазвучал, да и как зазвучал! Даже те, кто вроде бы был связан со всеми теми процессами, что происходили в стране, открыл столько новизны и неожиданности. Пресса стала смелее. Все общество пришло в движение. Но уже на этом этапе проявилось противодействие переменам. Поездки членов Политбюро для участия в региональных собраниях, встречах показали, что люди не принимают или не понимают многого и остро поднимают вопросы.
В конечном счете, все упиралось в политику, в систему формирования власти, где доминировала партийная бюрократия.
Встал вопрос о кардинальных демократических преобразованиях. Чтобы обсудить именно этот вопрос, было принято решение провести летом 1988 года ХIХ партийную конференцию. Это был поворотный, переломный момент перестройки. Это было потрясающее событие, которое длилось 10 дней. Тогда по вечерам были пустыми театры и кинотеатры, люди шли к экранам телевизоров, чтобы услышать, о чем говорят на конференции.
Конференция приняла решение о проведении политической реформы. Пока мы пришли к этому выводу (работала группа людей – Яковлев, Медведев и другие), мы раскололись и разошлись, два дня не встречались. Это было в Завидово. И не знали, что дальше делать. Мы, кто очень серьезно относился ко всему и понимал общий замысел, не могли договориться, что делать. Через 3 дня мы встретились, началась работа и мы пришли к этому выводу: надо проводить политическую реформу. В нее все упиралось. Суть ее - выборность, сменяемость власти, политическая конкуренция. Впервые прозвучали на этой конференции слова о необходимости политического плюрализма.
Кстати, вас это может удивить, но все, в том числе и консервативные члены Политбюро, поддержали это решение. На конференции никто публично не выступил "против". Глубокий поворот, затрагивающий и умы и сердца, происходил в головах людей.
Наступивший 1989 год круто изменил жизнь страны. Впервые в ее тысячелетней истории были проведены свободные, конкурентные выборы.
Когда утром, на следующий день после выборов я встретился с членами Политбюро, я не мог понять растерянность на их лицах и те суждения, которые звучали. Я попытался войти в этот процесс и сказал: скажите, что вас не радует? Чем вы огорчены? Люди сами избирали новых членов руководства на выборах и среди них оказалось 84 процента коммунистов! Думали, что это будет разгром – свободные выборы. Ничего подобного! Люди знают стоящих людей и все понимают!
Это и сейчас важно подчеркивать: нам нужны свободные выборы, чтобы нам никто не мешал! И палки в колеса не вставлял! Пусть люди сами порассуждают и разберутся! Когда они разбираются, получается, что все встает на место.
Никакого вмешательства, никакого нажима на избирателей, никаких фальсификаций. В результате в политику пришли новые люди. Это были другие люди, те, которые нужны были стране. Востребованные временем.
Но перемены шли трудно. Несмотря на такие результаты выборов, с каждым днем нарастало сопротивление. Процесс перемен и реформ очень болезненный. И этим воспользовались консервативные, реакционные силы. Они начали организовываться, повели атаку на меня и других инициаторов перемен.
Несколько раз ими ставился вопрос о смещении меня с поста Генерального секретаря ЦК КПСС, о недоверии президенту, т.е. опять мне, об ограничении его полномочий в пользу Кабинета Министров.
Ситуация накалялась и достигла такого предела, что на одном из пленумов я заявил о своей отставке с поста генсека и покинул зал заседания.
Что я могу сказать сейчас? Это очень важный момент был в истории страны и партии. Считаю, что тогда я допустил ошибку - поддался уговорам вернуться. Надо было идти до конца, тем более что уже около ста человек из числа членов ЦК объединились в список тех, кто готов был идти за Горбачевым. А на самом деле моих сторонников было гораздо больше.
В общем, в открытой публичной политической борьбе моим противникам не удалось добиться своих целей. И тогда в августе 1991 года они пошли на путч, осуществили попытку государственного переворота.
Путч провалился, но он ослабил мои позиции, и этим воспользовались радикалы, сепаратисты и просто люди, рвавшиеся к власти.
В течение буквально двух недель после путча все республики приняли Декларации о независимости.
В августе Ельцин не пошел на сговор с путчистами, хотя они предлагали ему объединиться против Горбачева. Нет, он возглавил сопротивление. Но после провала путча действовал разрушительно, стремясь, прежде всего, к единоличной власти в Кремле. Обновленный Союз, к которому мы стремились, мешал ему. И поэтому, пусть и после колебаний, в конце концов, и Ельцин встал на путь разрушения союзного государства.
6-8 декабря 1991 года он секретно встретился в Белоруссии с руководителями Украины и Белоруссии. Там был подписан документ о прекращении существования Советского Союза.
Я знаю ,что многие из вас все это и большую часть знают. Но я хочу опять привлечь ваше внимание ко всему, что мы пережили, потому что нужно знать, что мы пережили и надо вооружаться знаниями, на базе которых нужно выстраивать политику на будущее. А у нас сейчас такие страсти кипят. Интересно, мы будем обсуждать, что сейчас происходит и каким будет будущее? Этот вопрос остается главным и пока открытым.
Здесь, в том, каким быть Союзу, и было мое принципиальное расхождение с Ельциным и теми, кто его поддерживал. Видя необходимость децентрализации, обновления Союза, я, тем не менее, выступал и боролся за сохранение союзного государства.
Всякие разговоры и попытки свалить на меня вину за развал Союза безответственны, голословны и лживы. Я об этом пишу статьи, книги и жду, кто из этих недовольных может меня обвинить во лжи. Никакой ложью я не занимался и не собирался заниматься, если ты политик и рассчитываешь на серьезный успех и далеко идущие планы.
Кстати, один из путчистов, забытый ныне Тизяков, свердловский товарищ, который возглавлял промышленную ассоциацию, обращаясь к своим сообщникам из тюремной камеры через записки, которые закручивал в хлеб, требовал: "Перестаньте каяться, - писал своим друзьям. - валите все на Горбачева". Вот и валят уже 20 с лишним лет. Но ложь остается ложью.
И тем не менее немало людей верят ей. Верят в том числе и потому, что власти, исходя из своих интересов, на протяжении всех этих лет по существу участвуют в дискредитации Горбачева. Вы понимаете - речь идет обо мне.
Какой-то абсурд получается! Почему люди не могут понять простой логической ситуации, которая разворачивается на ваших глазах! Подумайте: какой смысл мне, после того, как в 1991 году была принята антикризисная экономическая программа, поддержанная всеми республиками, даже прибалтийскими, подготовлен новый Союзный договор и намечено на 20 августа его подписание, в июле 91-го состоялся Пленум ЦК, принявший решение о разработке новой Программы КПСС, планировалось проведение внеочередного съезда партии в ноябре – какой смысл было рушить самому Горбачеву все это? Чего он добивался? Вот он всех пустил в грязь, а сам на белом коне… Какая глупость!
Срыв перестройки и распад Союза стали результатом ожесточенного сопротивления реакционных сил, организовавших путч, и авантюристических действий радикальных и сепаратистских сил, рвавшихся к власти. Сыграли свою роль и допущенные ошибки реформаторскими силами. Нам следовало раньше приступить к реформированию КПСС. Мы опоздали с децентрализацией, обновлением Союза.
Но это не перечеркивает результатов, достигнутых всего за шесть лет - всего шесть лет длилась Перестройка.
В страну впервые за столетия ее истории пришла свобода – свобода слова, собраний, частного предпринимательства, свобода совести, свобода выезда. Были проведены демократические выборы, созданы органы власти, подотчетные людям.
Мы нормализовали отношения с США и Китаем, освободили народ от бремени холодной войны, отвели угрозу ядерной катастрофы, начали сокращение ядерных и обычных вооружений, договорились о ликвидации химического оружия. Это все дала перестройка.
Были выведены советские войска из Афганистана – тем самым исправлена ошибка прежнего руководства, спасены жизни тысяч людей. Были погашены региональные конфликты, полыхавшие на протяжении десятилетий.
Народы Центральной и Восточной Европы получили возможность сами определять свою судьбу. И когда меня обвиняют в том, что я "отдал Восточную Европу", я отвечаю: отдал – кому? Польшу – полякам, Чехословакию – чехам и словакам, Венгрию – венграм. Вот вопрос стоит: так кому ж я отдал?
Все эти исторические перемены не пришли сами собой. Они делались руками людей – тех, кто начал перестройку, и миллионов людей, которые ее поддержали. Люди менялись сами и меняли ход истории.
Таков ответ на главный вопрос темы сегодняшней лекции.
Но история не только не фатальна, она не линейна. Перестройка была прервана, и Россия оказалась в историческом зигзаге.
Есть статистика, я ее как-то вычитал в "Комсомольской правде". Я, кстати, получаю 12 газет, они меня мучают своим обилием и ерунды и очень важных сведений, но тем не менее я это делаю – все читаю. Сейчас я серьезно болею, но выбираюсь потихоньку. Я думаю, что если бы я начал поддаваться этому сплошному лечению, хотя и так много времени уходит, то можно испортить свою жизнь. Надо до конца идти.
Я недавно пересмотрел второе издание уже нового фильма "Два капитана". Я все знаю, конечно, но на меня производил большое впечатление мальчишка, который перед каждой серией говорил эти слова: "Надо бороться, искать, найти и не сдаваться!". Такие мальчишеские слова, такая искренность, что я просто очень волновался когда-то. Да, вот так и надо жить, вообще-то говоря!
Так вот, что я вычитал в "Комсомольской правде": есть статистика, показывающая, что большинство альпинистов погибли не при восхождении на Эверест, а на обратном пути, при схождении вниз. Жизнь после власти – большое испытание. Не все его выдерживают.
Что поддерживало меня в первые, самые трудные месяцы и в последующие годы? Прежде всего, убежденность, что перестройка была необходима, что главный выбор мы сделали правильно.
Я видел: началась атака на перестройку. И справа, и слева. Атака не только на меня, но прежде всего на принципы перестройки, на эволюционный подход к изменениям.
В то время как я считал и говорил, что эволюционные перемены займут как минимум 15-20, может быть 30 лет, Ельцин обещал людям: потерпите немного, а через полтора-два года Россия станет одной из самых процветающих стран в мире. Если нет – "лягу на рельсы". Это все его слова. А все меня спрашивают, почему Ельцин не ложится на рельсы? Ну что я мог сказать: может быть, потому, что у нас перебои большие в транспортном сообщении?
Ельцин думал, что можно добиться быстрых перемен к лучшему, издавая указы. Я считал: для того, чтобы обеспечить успех реформ, нужны силы, кадры, ресурсы. Новая российская власть утверждала: Горбачев нерешителен. Мы – смелые, радикальные реформаторы. У нас получится.
Кампания по дискредитации перестройки, очернению Горбачева особенно усилилась, когда стало ясно, что безответственная политика "шоковых реформ" привела к катастрофическим результатам. Итоги 1992-го года были плачевными.
Наполовину (!) сократилось производство. Две трети населения оказались за чертой или у черты бедности. Безработица достигла беспрецедентных масштабов, люди месяцами не получали зарплату и пенсии. Приватизация, от которой ждали большого эффекта, была проведена грабительски, в интересах горстки людей.
Все это привело к расколу общества, противостоянию законодательной и исполнительной власти. Кульминацией стал расстрел парламента в октябре 1993 года. А затем последовала чеченская война, которую можно и нужно было предотвратить. Кстати, так случилось, что как раз в это время в фонде Горбачева проходила международная встреча. И очень много журналистов пришло не ради той тематики, что мы там обсуждали, а ради того, что надо что-то делать, как-то остановить. Мол, как я смотрю на то, что происходит и на то, что начинается война? Я сказал, что я категорически против того решения, которое возникло. Я предложил свои услуги, чтобы обсудить эти вопросы и организовать систему, которая бы остановила этот процесс нарастания военного противостояния. Позвонили президенту Чечни. Он сказал: "Я принимаю предложение Горбачева и готов встретиться". Ельцин, для того, чтобы эта тема в прессе не пошла, решительно дал команду "Наступать!". Так началась эта чеченская война. Не знаю, я сейчас не влезаю во власть, разные цифры ходят, вроде бы говорят – 100 тысяч погибло во время чеченской войны, и военных и гражданских людей. Сто тысяч! В общем, Ельцин и его окружение снова сделали ставку на силу. Последствия этого мы до сих пор расхлебываем – на Кавказе и не только на Кавказе.
Итогом ельцинского правления стало не обещанное процветание, а развал экономики, дефолт 1998 года и хаос во всех сферах жизни.
В эти годы как раз и встал вопрос о новых подходах. Я не молчал в это время, я много выступал, хотя меня не пускали на телевидение, кого-то даже пытались снять, когда мне дали сказать по телевидению 20 слов. Очень яростно поддерживали Ельцина в этой борьбе с Горбачевым, даже когда он уже покинул этот пост, молодые люди. У них горели руки, я видел. Хотелось им прям добраться до этого Горбачева! Требовали в наручниках доставить его в конституционный суд!
В это же время я создал Фонд социально-экономических и политологических исследований, который стал платформой для широкой общественной дискуссии.
А в 92-м году по приглашению представителей общественности более 100 стран я стал президентом-основателем экологической организации Международный Зеленый Крест. Осенью будет отмечать двадцатилетие. Горжусь тем, что сегодня эта организация действует на всех континентах, имеет организации в десятках стран.
Вчера ко мне в больницу приезжал президент международного зеленого фонда Александр Лихоталь, известный наш соотечественник, он возглавляет этот фонд сейчас, после того, как я ушел.
Когда Ельцин ушел, драматически, мы видели, как было ему тяжело, я его понимаю, несмотря на то, что мне чужда практика назначения "преемника", тем не менее, как и большинство россиян, я поддержал Владимира Путина тогда.
Путин унаследовал хаос. Бездействовать было нельзя. Нужно было действовать. Я поддержал шаги по восстановлению конституционного порядка во всех регионах России. Федерация расползалась. Принятые тогда меры сыграли свою роль, способствовали стабилизации обстановки и возобновлению экономического роста. Помогло и то, что изменилась внешнеэкономическая конъюнктура. Я имею в виду рост цен на нефть до 100-120 долларов за баррель. Как тут не вспомнить обвал этих цен в годы перестройки – до 10-20 долларов!
Я всегда говорил: за стабилизацией должны последовать меры по реформированию и развитию. Потому что сохранение статус-кво – это путь к застою.
Второй президентский срок Владимира Путина открывал возможности для реализации новой стратегии. Но власть пошла по другому пути. По существу всё осталось по-старому и в годы президентства Дмитрия Медведева.
Что мы имеем в результате?
Политика все больше превращается в имитацию демократии. Вся власть в руках исполнительной ветви, президента. Парламент лишь штампует его решения. Несамостоятельна судебная власть.
Экономика монополизирована, сидит на нефтяной и газовой игле. Инициатива предпринимателей скована, малый и средний бизнес сталкивается с огромными барьерами.
Большое беспокойство вызывает состояние таких сфер, как образование, здравоохранение, наука.
Один уважаемый мною профессор в МГУ читал нам лекции по уголовному процессу. У него были проблемы с горлом, как, наверное, у большинства профессоров, и ему на лекцию ставили знаменитый графин и стакан граненый. Он лекцию читал и воду попивал. Однажды забыли поставить, он прошел, начал читать. Потом вдруг открывается дверь, тетушка все-таки заносит графин, чтобы истина была восстановлена. Мы уже были на 4-м курсе, могли с преподавателями говорить на трибуне. Он увидел наши лица, смех и движение в зале, и сказал: "Господа! Коллеги! Ни одна самая лучшая лекция не может быть без воды!" Я думаю, что и у меня не обошлось.
В конечном счете, власти удается сбивать на какое-то время протестную волну. Но проблемы никуда не ушли. И если все останется по-прежнему, они будут обостряться, а это значит, что предстоит новая попытка российского общества перейти к реальной демократии. Она будет иметь историческое значение.
Влиять на ход истории люди могут только через участие в политике. Реальность же такова, что у них практически нет возможности влиять на принимаемые решения через реально действующие, отражающие их интересы партийные и общественные структуры. И они ищут другие пути – через Интернет, через стихийные и организованные акции протеста, возмущенные звонки на радио.
Но этого недостаточно. Нужна реальная политическая жизнь. А она, как в воронку, засасывается в "Единую Россию" и другие официальные и близкие к ним структуры.
Стоит человеку выпасть из номенклатуры – и начинается стремительный процесс его маргинализации, он выталкивается из политической сферы. Можно назвать десятки людей, которые были активны в политике пять-десять лет назад - они показали себя способными, но их не слышно. Их просто загнали в тупик. вот что такое отсутствие демократии и свободы.
"Единая Россия" превратилась в "руководящую и направляющую". Но реальные проблемы людей не решаются, прорываются на поверхность, требуют "вмешательства на высшем уровне". "Ручное управление" на глазах превращается в регулирование уличного движения, в составление расписания поездов.
Все это делается "во имя стабильности". Да, нам нужна стабильность, но стабильность демократическая, достигающаяся через диалог, через соревнование ответственных политических сил, через предоставление возможностей для формирования и продвижения конкурирующих программ.
Этого у нас нет, хотя мы прошли часть пути в этом направлении. Может быть, полпути, а может быть и меньше. Если не идти дальше, то нас может отбросить назад, и придется снова искать дорогу. Потеряем темп, потеряем время, а это в современном мире – опасно.
Ведь наши соседи по глобальному миру уже сделали рывок или готовятся к нему. Отставать нельзя. Если не будет модернизации политической сферы, то мы увязнем в болоте и будем скатываться вниз и на международной арене.
Я думаю, что и власть и общество должны сделать сейчас исторический выбор. Надо, чтобы и со стороны власти, и со стороны общества было понимание того, что решить сложнейшие проблемы страны можно лишь на путях демократического взаимодействия. Разрыв между властью и народом больше нетерпим.
Скажу откровенно: сейчас слово прежде всего за властью. Идти дальше по пути "завинчивания гаек", принятия законов, ограничивающих права и свободы людей, наступления на СМИ и организации гражданского общество – губительный, бесперспективный путь.
Уверен: если власть выберет путь диалога с обществом, с его активной, неравнодушной частью, она найдет у них отклик. В том числе у молодежи.
Молодежь активно проявила себя в период подъема общественного протестного движения. Меня обрадовала ее энергия, ее поведение на митингах. Но весь опыт моей жизни в политике подсказывает: будет трудно, серьезные изменения легко не даются. Энергия и энтузиазм должны быть дополнены настойчивостью, умением организоваться, серьезно мыслить, слышать и учитывать разные мнения. В общем, нужно учиться бороться за демократию и жить в условиях демократии.
Один существенный момент, о котором я хочу сказать специально, подчеркнуть его значение. Не должно быть раскола – ни между поколениями, ни между разными течениями демократических сил.
Надо проявить зрелость, подлинный патриотизм – то есть ответственность перед страной, перед обществом, перед будущим России. И тем самым доказать, что человек может менять историю, что граждане России способны взять будущее страны в свои руки и строить его на пути демократии. Потому что, по большому счету, другого пути у нас нет.
При всем своеобразии российской истории, культуры, при всех особенностях нашего пути, я думаю, что задачи, которые мы решаем, не уникальны. Сегодня буквально все страны должны адаптироваться к требованиям и вызовам новой эпохи.
В свое время я говорил своим партнерам, западным руководителям: Мы понимаем, что нашей стране предстоят глубокие, далеко идущие перемены. Но меняться придется всем. Ход истории ускорился, и всем нам придется действовать и мыслить по-новому.
Я никому не навязывал эти мысли. Но говорил так, потому что был убежден в их правоте.
Они актуальны и сегодня. Мы видим, как непросто идут процессы на Западе, где приходится пересматривать многие догмы, еще недавно казавшиеся незыблемыми. Видим, как мучительно даются перемены арабскому, мусульманскому миру. Видим, что и в успешно развивающихся странах, в том числе в Китае, понимают, что без политических реформ, в конечном счете, не обойтись.
Еще раз, пользуясь такой возможностью и удобным случаем – по мере выздоровления я буду больше этим пользоваться – хочу сказать, что история действительно не фатальна и человек может повлиять на ход исторических событий. Я думаю, что каждое поколение должно доказывать, что у него для этого достаточно сил и ума. Несмотря на возраст, я много общаюсь с молодыми людьми, и у меня есть надежда и даже уверенность, что новое поколение с этим справится.
Я желаю вам всем, друзья, успеха.
