Константин Богданов, обозреватель РИА Новости.
Тридцать лет назад президент США Рональд Рейган провозгласил "Стратегическую оборонную инициативу" (СОИ), известную также как "программа Звездных войн". Проект оказался в значительной степени дутым, заявленные результаты так и не были достигнуты.
Многослойного противоракетного зонтика США не создали. Однако легче от этого Советскому Союзу не стало: нагрузка военных расходов и структурные диспропорции в промышленности уверенно вели страну к кризису.
Полнометражные "Звездные войны"
СОИ представляла собой концепцию эшелонированной противоракетной обороны с элементами космического базирования, основанной на комбинации самых различных средств поражения, включая и так называемые "основанные на новых физических принципах". То есть микроволновые, пучковые, лазерные и т.п.
Изучались возможности поражения ракет на всех четырех основных участках траектории: активном (до разделения головной части на боевые блоки и ордер средств противодействия ПРО — проще говоря, ложных целей), послестартовом (в момент разделения), баллистическом (полете сформированного ордера вне пределов атмосферы) и конечном (после входа блоков в атмосферу).
Например, чуть ли не в качестве панацеи предлагались рентгеновские лазеры с накачкой ядерным взрывом. Автором и локомотивом этой идеи выступал Эдвард Теллер, руководивший в конце 1940-х годов американским проектом термоядерной бомбы.
Это небольшие орбитальные ядерные заряды, утыканные направляющими, канализирующими излучение при подрыве. Верно сориентированные по наводке информационных средств ПРО, они поражают жестким излучением вышедшие из атмосферы боевые части ракет.
При увеличении мощности накачки (т.е. подрываемого ядерного заряда) предполагалось и поражение наземных объектов сквозь атмосферу. Не говоря уже о том, что такой лазер де-факто представляет собой орбитальную ядерную бомбу — чрезвычайно коварное оружие, которое можно легко сбросить с орбиты прямо на голову противнику, у которого не будет времени оценить опасность и задействовать средства ПРО.
Или лазеры воздушного базирования, которые с борта самолета типа Boeing 707 должны были поражать стартующие ракеты на активном участке их траектории. Или такие же лазеры, но уже более мощные — космического базирования, развернутые на полярных орбитах и перекрывающие предполагаемые районы старта советских ракет.
Или электромагнитные пушки (рэйлганы): системы, разгоняющие металлические болванки в магнитном поле до скоростей в несколько (до 10) километров в секунду.
Плюс ко всему этому — целый набор информационных средств предупреждения о ракетном нападении, в частности, новые спутники.
Картинка борьбы с массированным ракетным ударом на новом технологическом уровне столь впечатляла, что, по ассоциации с популярным кино рубежа 1970-х и 1980-х годов, программа получила в прессе кличку "Звездные войны". Да, программу никто не секретил — наоборот, о ней очень подробно и со смаком рассказывали.
Только вот на выходе, если не считать красивой пропаганды, получился по большей части пшик. Исключение составили разве что наработки по спутниковым информационным средствам. Да еще работы по кинетическому поражению — из них потом выросла нынешняя программа американской ПРО в части средств высокоточного поражения.
Стоимость НИОКР по СОИ, по ряду оценок, составила приблизительно 25 миллиардов долларов за все 1980-е годы.
Легенда о подножке
Существует широко растиражированный постперестроечный миф, что СОИ — это изящный блеф американцев по дешевой раскрутке гонки вооружений при помощи "надувной" угрозы.
Выступили-де и заявили: вот, мол, что мы сейчас с вами сделаем. А советское руководство перепугалось, утвердилось в очередной раз в провинциальной истине "американцы не дураки — знают, что делают" и кинулось вбухивать деньги в военные программы "асимметричного ответа".
Чем, вроде как, и спровоцировало экономический кризис и скорое падение СССР. Американцы эту легенду очень любят, да и у нас ее нет-нет, да использует какой-нибудь публицист.
"Русские играют с нами в шахматы, а мы с ними — в "Монополию". Вопрос в том, сумеют ли они поставить нам мат раньше, чем мы их обанкротим", — заметила как-то раз Джин Киркпатрик, в рейгановские времена — представитель США в ООН.
Миф красивый, но к реальности имеет опосредованное отношение. Да, СОИ была блефом, и некоторые ее элементы, широко разрекламированные в прессе, действительно были способом направить Москву по ложному пути. Но вряд ли СОИ всерьез рассматривали как способ обрушить советскую экономику.
Стратегически Штаты действительно выигрывали ресурсную и технологическую гонку у позднего СССР, но взаимодействие сверхдержав сводилось отнюдь не только к этому измерению. (Об этом и говорила Киркпатрик.) Кроме того, в 1980-е годы американские аналитики расценивали советскую социально-экономическую систему как куда более прочную, чем она была на самом деле.
Правда в том, что раскрутка гонки вооружений началась еще до СОИ, и Советский Союз охотно участвовал в ней всеми своими невеликими ресурсами.
На хорошо удобренную почву
Проблема роста бремени военных расходов в СССР не сводится к проблеме противодействия СОИ, зато хорошо иллюстрируется ею.
Юрий Соломонов, генконструктор ракетных комплексов "Тополь-М" и "Булава", описывал, как в середине 1980-х принимались решения о выработке "научно-технических мер противодействия" СОИ. Как никто не желал запускать комплексные оценки "модели функционирования перспективной системы ПРО США", которую продвигали как данность и которую в промышленности многие полагали бессмысленной с физической и инженерной точек зрения.
И как на основании принятых решений формировались технические задания, а под прикладные исследования и заказы выделялись миллиарды рублей.
Советская "оборонка" жила широко: руководство страны давало практически все, что она просила по тем направлениям, которые всерьез беспокоили высшие сферы ЦК. К 1988 году до 75% всех расходов на НИОКР в СССР осуществлялись в рамках оборонной тематики.
Сошлемся на мнение Анатолия Басистова, конструктора московской системы ПРО А-135. В конце 1970-х ему в ЦК задали вопрос о том, можно ли создать надежную систему отражения массированного ракетно-ядерного нападения. И тут, по воспоминаниям Басистова, он понял одну вещь: если конструктор сейчас ответит партии "да, можно" — ему прямо на стол выложат любые затребованные ресурсы под эксперименты на решение этой задачи.
В тот раз Басистов сказал "нет, нельзя". Но отраслевой механизм было уже не переделать, он работал по своим законам. Тем более что вон, американцы говорят — можно…
И, самое главное, башня из слоновой кости, внутри которой в конце 1980-х постоянно работало не менее десяти миллионов человек (не считая эпизодически кормившихся с военных программ по договорам) — самых обыкновенных, но очень хорошо оплачиваемых людей — формировала ощущение стабильности. Того, что так и должно быть впредь.
А основания для этого становились все более призрачными.
Золотые слесари небогатой страны
Последний начальник советской внешней разведки Леонид Шебаршин вспоминал, как их, высшее руководство КГБ, на излете перестройки погнали на встречи с рабочими крупных заводов. Шебаршин приехал на московский авиастроительный завод "Знамя труда" —ведущее предприятие в кооперации МиГа.
"А вы сколько получаете, товарищ генерал?" — ядовито поинтересовались из зала после выступления. "1300 рублей", — честно признался Шебаршин. После некоторого оживления с галерки раздался голос: "Да у нас слесарь может столько заработать"…
Юрий Яременко, с конца 1980-х — директор Института народнохозяйственного прогнозирования, описывая эту ситуацию, подмечал, что основной "урон" от советской "оборонки" 1980-х годов был даже не в деньгах, которые в нее уходили. ВПК тянул на себя все лучшее, что было в небогатой стране. В первую очередь — квалифицированные кадры, но он также претендовал на качественные материалы, требовал самое передовое оборудование и технологии.
На втором месте в системе приоритетов стояли нужды сырьевиков и энергетиков. Гражданскому машиностроению и промышленности ТНП доставались объедки: из людей — кого не взяли военные, из оборудования — что удалось выбить, материалы — ну, берите, что есть… На качестве продукции это сказаться не замедлило, равно как и на усугубляющемся отставании технологического уровня промышленности от Запада и Японии.
Обеспечить трансфер высоких технологий советского оборонного машиностроения в гражданский сектор не позволяла не только укоренившаяся феодальная логика директората, привыкшего под предлогом решения задач государственной важности "вырубать" себе изолированные домены кооперации и сидеть на них полновластными баронами, ответственными только перед главками профильных министерств и партией. Дело в том, что главки и партия тоже ничего слышать не желали.
Тот же Яременко вспоминал, что целостные программы сокращения военных расходов с одновременной продуманной конверсией высокотехнологичных оборонных мощностей и подготовленных кадров на массовый выпуск гражданских товаров длительного пользования (качественной бытовой техники, проще говоря) подавались наверх с первой половины 1980-х. Там их демонстративно не замечали… а потом выделяли новые и новые ресурсы на ВПК.
Оборонные директора брали программы выпуска гражданской продукции на свои предприятия "в нагрузку", но не видели в них приоритета и работали с ними по остаточному принципу. Военные программы оплачивались лучше, и интересовали их больше.
Икона отечественной оборонки, Юрий Дмитриевич Маслюков, человек, который сделал для промышленности СССР и для экономики России немало хорошего, — и тот в 1987 году, по словам Яременко, заявил, что разговоры об избыточном выделении ресурсов военному производству пустопорожни, ибо советская "оборонка" отстала и, наоборот, требует дополнительных вливаний.
Это сказал глава Военно-промышленной комиссии Совмина — начальник штаба "девятки" оборонных министерств, главный отраслевой координатор и ответственный за определение направлений работ по оборонной тематике. В следующем году, не уходя с этой должности, Маслюков станет главой всего советского Госплана…
"В общем, он лопнул"…
Какая уж тут СОИ? Эффект расточительства от противодействия надуманным угрозам СОИ — комариный укус на фоне ресурсопоглощающего маховика, разогнанного еще во второй половине 1970-х солидарными усилиями оборонного комплекса и другой иконы ВПК, бывшего секретаря ЦК по оборонным вопросам, военного министра Дмитрия Федоровича Устинова.
Так что Рейган плохо знал советский директорат и руководство "девятки". Даже если бы программы СОИ не было провозглашено, ее бы тем или иным способом выдумали.
Сущность экономической катастрофы СССР крылась не в нефти, не в СОИ и не в американцах. Не в "предателях родины", "младореформаторах", "иудах Горбачеве и Ельцине" и т.п. Проблема была в том, что в экономике сформировался огромный самозамкнутый сектор, привыкший тянуть на себя одеяло и требовать больше, больше, больше…
Его надо было аккуратно разомкнуть, плавно перевести значительную часть его огромных возможностей на обеспечение повседневных нужд всей страны. Но те, кто понимал общую картину — руководители ВПК от заводов через министерства до Совмина и ЦК — молчали. Ибо их все устраивало, и пробиваться сквозь межведомственную грызню при структурной перестройке экономики не хотелось. Да и была ли такая возможность?
А принимать решения в той системе коллективной безответственности, что сложилась в позднем СССР, никто не хотел. И все боялись нового витка холодной войны, поэтому лавировали между жестким давлением "почуявшего кровь" Вашингтона на переговорах по разоружению и солидарным запросом собственного директората — уступали, уворачивались, откладывали в долгий ящик.
В итоге, если пользоваться военными аналогиями, вместо аккуратного разминирования "оборонки" получилась ликвидация методом подрыва, от которой разнесло не только ВПК, но и вообще всю советскую экономику — вместе со страной.
Рейган мог записывать себе победу. И кому какое дело, что совершенно незаслуженно?
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
