Российский совет по международным делам провел 21 марта в Москве конференцию "Россия – Европейский союз: возможности партнерства". О том, что нужно сделать для улучшения взаимоотношений между РФ и ЕС, откуда появляется недоверие между партнерами и как сторонам научиться доверять друг другу, в интервью обозревателю РИА Новости Оксане Полищук рассказал президент Российского совета по международным делам, экс-глава МИД РФ Игорь Иванов.
— Игорь Сергеевич, как вы думаете, в связи с очевидными разногласиями между Россией и Европейским союзом, не возвращаемся ли мы во времена холодной войны?
— Проведенная нами конференция имела формальный повод – 10-летие саммита Россия-ЕС в мае 2003 года. Почему мы берем именно эту точку отсчета? Я был на этом саммите, в котором участвовали президент России Владимир Путин и руководители всех государств-членов ЕС и десяти государств-кандидатов в ЕС. Я прекрасно помню, что 10 лет назад был огромный энтузиазм. Заседания проходили так, что складывалось впечатление, что это был праздник, праздник единения. И у многих сложилось впечатление, что мы действительно перешагнули рубеж холодной войны и открываем новую страницу большой Европы.
Действительно, мы тогда наметили, что Россия не может быть членом Европейского союза. Поэтому был выбран, с моей точки зрения, очень рациональный путь – создание общих пространств. Что это такое? Общее пространство – это прежде всего общие правила жизни, игры и быта. Общие законы, общие правовые нормы, общие правила ведения бизнеса, общие правила передвижения капитала, людей и т.д. Мы решили пойти по этому перспективному и долгосрочному пути. По крайней мере, была четко обозначена стратегия. Там же мы впервые заговорили о безвизовом режиме и наметили, как двигаться к нему.
Но, к сожалению, как это порой бывает в политике по разным причинам и не надо сейчас никого винить, данный процесс, вместо того чтобы набирать силу, начал потихоньку затухать.
— Что же произошло?
— Сейчас мы пришли к ситуации, когда развиваются торгово-экономические отношения, бизнес все больше и больше ищет возможности для сотрудничества – и европейский бизнес в России, и российский бизнес в Европе. Для нас Европа — основной торговый партнер, причем с таким отрывом, что в ближайшей перспективе никто его заменить не сможет, ни Китай, ни Азия, потому что то, что мы получаем из Европы, мы не получим из азиатских стран. И то, что мы поставляем в Европу, мы не будем поставлять в азиатские страны в таких объемах. Это совершенно очевидно: Европа — партнер для нас в значительной мере незаменимый. И мы в свою очередь — незаменимый партнер для Европы, которая нуждается во многом, но в первую очередь в энергоносителях. Россия была и остается основным энергопартнером Европы. В итоге получилось, что экономики и экономические связи развивались, мы вступили в ВТО, а политика осталась позади.
Стало складываться впечатление, что на уровне базиса отношения движутся вперед, а сверху идут перепалки по поводу и без повода. На состоявшейся конференции мы хотели показать, что политика должна идти впереди экономики, открывать дорогу, ну, по крайней мере, не тормозить.
Сегодня же очевидно, что произошел разрыв между экономическими связями, долгосрочными интересами и политической формой, которая должна обеспечивать благоприятное развитие. Поэтому многие выступающие на конференции говорили об отсутствии доверия между нами.
— И что же делать, чтобы это доверие вернуть?
— В годы холодной войны недоверие было следствием идеологической несовместимости, а сегодня таковой нет. Сегодня недоверие идет от непредсказуемости, когда одна сторона не знает, что сделает другая.
Почему показателен пример Кипра? Потому что в Европе прекрасно понимали, что Россия имеет свои интересы на Кипре. И если какие-то решения принимаются, тем более такие решительные, в отношении банковской системы Кипра, то в Евросоюзе прекрасно понимали, что российские интересы будут задеты. Они должны были если не проконсультироваться, то заранее проинформировать (Москву – ред.).
Когда же существует подобная непредсказуемость и возникают подобные сюрпризы, первая реакция: это было сделано специально против нас, чтобы нам напакостить. Не для того, чтобы спасти европейскую банковскую систему, не для того, чтобы решить какие-то внутриевропейские проблемы, а именно чтобы напакостить России. Если так, тогда и мы будем пакостить. От пакости к пакости в итоге, вместо того чтобы заниматься поиском созидательных решений, мы оказались в этой динамике.
В ходе конференции ее участники говорили о том, что нужен постоянно действующий переговорный механизм, чтобы мы двигались по пути укрепления правовых основ. Кроме того, необходимы превентивные механизмы для кризисных ситуаций, призванные предотвращать различного рода эксцессы и недопонимание. То есть нужно создавать такие формы сотрудничества, которые позволяли бы лучше понимать друг друга. А лучшая форма для этого — диалог.
Поэтому мы предложили провести такую конференцию и очень признательны российскому правительству, премьер-министру Дмитрию Медведеву, что эта инициатива была поддержана, и он сам принял участие, и председатель Еврокомиссии Жозе Мануэл Баррозу, и представительные европейские политики.
— Что может дать такой диалог?
— Мне кажется, что такой диалог очень востребован сегодня. Но он, естественно, сам по себе не решит проблемы. Он их поставит, а дальше нужны последовательные переговоры. И надеюсь, что наша конференция задаст конструктивный тон для намеченных на 22 марта переговоров прибывшей в Москву делегации еврокомиссаров с их коллегами из российского правительства.
Но если говорить стратегически, то я не вижу никаких серьезных, непреодолимых проблем на перспективу между Россией и Европой, которые толкали бы нас к обострению конфронтации. Мы можем иметь разные точки зрения по сирийской ситуации, по кипрской проблеме и т.д. Это нормально.
К сожалению, сегодня ситуация в мире так динамично и непредсказуемо развивается, что готовых рецептов нет. Идет поиск необходимых решений, и в ходе поиска, конечно, могут быть разные точки зрения, которые есть и внутри самого Евросоюза, и между союзниками, между США и ЕС. Поэтому не стоит драматизировать ситуацию, чтобы это не определяло характер отношений. Наоборот, необходимо, чтобы характер отношений помогал находить взаимопонимание даже по тем вопросам, где имеются временные расхождения.
— Западные политики стали говорить о якобы имеющей место "советизации" постсоветского пространства. Каково ваше мнение по этому поводу?
— Я был удивлен, когда во время своих встреч и бесед с европейскими представителями услышал такого рода рассуждения. Думаю, что это продолжение того, что я сказал выше — недоверия. Именно поэтому на нашей конференции был поднят вопрос о евразийской интеграции.
Например, когда мы создавали Шанхайскую организацию сотрудничества (ШОС), (у наших партнеров – ред.) сразу возникло подозрение – против кого это создается. Нас обвиняли в желании доминировать в Азии, желании подмять под себя Центральную Азию. Потом, когда увидели, что там вдруг возросло китайское доминирование, у них стали меняться акценты.
Так что отсутствие доверия порождает определенную реакцию – "это делается против". А то, что интеграция – это нормальный процесс и что сегодня весь мир проходит через него, почему-то не приходит сразу на ум. Это можно преодолеть двумя формами. Первое – через сложный процесс объяснения, разъяснения.
Конечно в определенной мере, с моей точки зрения, на такие дефиниции влияет переговорный процесс России с Украиной, так как со стороны может сложиться впечатление, что на Украину оказывается давление, чтобы ее втянуть в Таможенный союз. Если с Белоруссией и Казахстаном этого не было, даже внешнего впечатления, то в отношении Украины такое впечатление может сложиться. Это может бросать определенную тень и на Таможенный союз. Поэтому мне кажется очень важным, чтобы в Москве, учитывая этот деликатный момент, ясно формулировали позиции.
— Что вы думаете о создании Евросоюзом "Восточного партнерства", в которое приглашаются Украина, Молдавия, Азербайджан, Армения, Грузия и Белоруссия? Не направлено ли оно против России?
— Я думаю, что никто не отменял борьбу за рынки. В разное время это происходило по-разному. Сегодня существуют различные политические и иные формы влияния. Конечно, это огромный рынок. Украина – огромная страна, другие страны, возможно, не такие большие, но стратегически очень важные. И, конечно, ЕС закладывает на будущее задел своих интересов. В Центральной Азии вполне определенные интересы, связанные с энергетикой прежде всего. Однако во всех документах ЕС прописан стратегический интерес, который представляют для него Центральная Азия и Кавказ. Попытка (создания газопровода – ред.) Набукко была демонстрацией того, насколько важны для них (европейцев – ред.) Центральная Азия и Кавказ.
Поэтому интерес их понятен и, с моей точки зрения, объясним. Очень важно, насколько эти страны (Украина, Молдавия, Азербайджан, Армения, Грузия и Белоруссия) будут правильно осознавать, что в их интересах. Если они будут видеть, что то, что предлагает ЕС, в большей мере отвечает их сегодняшним и долгосрочным интересам, то очень трудно будет найти какие-то политические рычаги давления для того, чтобы их склонить в другую сторону.
Поэтому мне кажется, что чем успешнее будет проект Таможенного союза, чем успешнее будет конкретный результат – а мы видим за два года, что уже есть реальные результаты, — тогда и притягательность Таможенного союза будет выше, а соответственно, и шансов на то, что эти страны выбор сделают в пользу Таможенного союза, будут выше.
— Каковы дальнейшие планы работы Российского совета по международным делам? Когда стоит ожидать проведения аналогичных конференций по другим актуальным международным вопросам?
— К сожалению, нас не так много, а планов много. Поэтому на все времени и сил не хватает. Жизнь ставит много новых проблем, и сходу найти им решение очень сложно. Я, например, прекрасно понимаю моих коллег в МИД РФ, когда они вынуждены на всех фронтах вести активную позиционную борьбу, потому что везде возникают проблемы.
Кардинально меняется картина на Ближнем Востоке. Там складывается новая ситуация, требующая новых подходов, нового переосмысления ситуации, понимания, в каком направлении это будет идти, каковы будут последствия для региона. Ситуация в Сирии имеет совершенно новый характер. Что будет в Афганистане после вывода коалиционных сил. Много проблем, где требуется глубокий анализ.
Здесь мы (РСМД – ред.) перед собой ставим задачи. Мы всегда говорим, что мы помощники правительства и министерства иностранных дел. Мы не хотим делать это для диссертаций, каких-то там публикаций и конференций. Мы хотим, чтобы от нашей работы была польза.
Сегодня нужны такие институты (как РСМД – ред.). Президент Владимир Путин, выступая в МИД РФ, заявил о необходимости проведения политики "мягкой силы". Однако "мягкая сила" — она же не сама по себе, это вспомогательная форма для руководства страны, для принятия и реализации внешнеполитических решений.
Тем много, и мы хотим многим заниматься, но должен сказать, что мы это делаем не одни. У нас очень хорошие партнерские отношения с академическими институтами, с другими общественными организациями. И конечно, когда мы берем тему, приглашаем специалистов из разных институтов.
Однако должен сказать, что я начинал работать в системе Академии наук в конце 60-х годов, в Институте мировой экономики и международных отношений, когда директором института был Николай Николаевич Иноземцев, а его заместителем был Евгений Максимович Примаков. Перед ними и их коллегами можно было не только снять шляпу, но и преклоняться, настолько они были великими, признанными не только в нашей стране специалистами. И когда я сегодня возвращаюсь в академическое лоно, вижу, что, к сожалению, за последние годы специалистов высокого класса по многим направлениям становится меньше. И главное, что чувствуется разрыв поколений. Если есть еще специалисты от 60 лет и старше, подрастают специалисты моложе 40 лет, то от 40 до 60 лет провал почти по всем направлениям. А это должна быть самая активная группа работающих ученых и специалистов. И это чувствуется не только в академической среде, это чувствуется в практических областях.
Поэтому одновременно мы через наш Совет по международным делам очень много внимания уделяем работе с молодежью, с университетами. Мы проводим конкурсы молодых ученых. Уже есть первые лауреаты конкурсов молодых журналистов-международников. Мы по разным направлениям хотим оказывать содействие молодым ребятам, которые стремятся заниматься международными отношениями, международной журналистикой, другими направлениями международной деятельности.
