17 февраля Международный Комитет Красного Креста отмечает 150-летие со дня своего основания. Накануне юбилейных мероприятий глава Региональной делегации МККК в России, Украине, Белоруссии и Молдавии Хуан Луис Кодерке Гальиго рассказал РИА Новости о тех, кому помогает Красный Крест и о том, что не дает «ломаться» в трудных ситуациях. Беседовала Виктория Иванова.
— Господин Кодерке, мы встретились накануне празднования 150-летия гуманитарной деятельности, основоположником которой стал Международный Комитет Красного Креста…
— Во-первых, МККК является инициатором гуманитарной деятельности в той форме, в какой мы ее знаем. Во-вторых, инициатором создания международного гуманитарного права, Женевских конвенций. Четыре раза МККК получал Нобелевские премии мира. Первым лауреатом премии был Анри Дюнан, основатель МККК, а потом ее три раза получала сама организация.
Часто нашу работу в кризисных ситуациях можно описать с помощью английской поговорки — first in and last out. Мы первыми вступаем в действие и последними заканчиваем работу.
Например, в 1945 году одним из первых иностранцев, попавших в Хиросиму после взрыва атомной бомбы, был делегат Красного Креста. И он описал то, что увидел. В Камбодже, после ужасной войны и того, что там случилось, первыми иностранцами тоже были делегаты Красного Креста, которые там остались и развивали потом деятельность в этой стране. На Северном Кавказе МККК начал работать еще в 1992 году, и мы до сих пор там работаем. Мы практически одна из последних международных организаций, представленных на Северном Кавказе.
Последствия конфликтов ощущаются десятилетиями. Очень важно отметить, что мы занимаемся оказанием помощи не только тогда, когда о кризисах сообщают СМИ, но и очень долго после того, как об этом перестают говорить.
Приведу в качестве примера Южную Осетию. Мы работали там еще до событий августа 2008 года, поэтому очень быстро смогли начать помогать людям и в ситуации войны. И мы продолжаем там работать.
То, как МККК подходит к гуманитарной деятельности, очень помогает и объясняет, почему мы можем работать там, где зачастую другие уже не работают или вообще не смогли бы работать. Очень важно, чтобы все участники конфликта или насилия приняли нас и поддерживали то, чем мы занимаемся. А чтобы они поддерживали эту гуманитарную деятельность, мы должны быть нейтральными и независимыми.
— Движение Красного Креста состоит из трех компонентов — МККК, Национальных обществ Красного Креста и Красного Полумесяца, Международной федерации обществ Красного Креста и Красного Полумесяца. Как происходит взаимодействие между частями движения?
— Все части нашей большой структуры очень активно и хорошо взаимодействуют. У каждого свой мандат, но работают они вместе. Например, в России нам — МККК — было бы очень тяжело работать на Северном Кавказе без Российского Красного Креста. Они нам очень помогают, и у нас есть ряд совместных программ.
По образному выражению одного моего коллеги, МККК — отец, Федерация — мать, а Национальные общества — дети. Конечно, это очень «семейный подход» и не совсем серьезный. Но если добавить еще чуть-чуть метафор, можно сказать, что дети бывают разными. Например, некоторые давно уже выросли и сами говорят нам, как и что надо делать. Они нам очень помогают, а некоторые вещи делают даже лучше нас. Есть дети, которые с родителями не очень хорошо общаются… Другие любят родителей, некоторые еще только растут, так что всякое бывает…
— Кто приходит работать в Красный Крест?
— В первую очередь нам нужны профессионалы, люди, хорошо знающие свою профессию, какой бы она ни была. Среди сотрудников МККК можно встретить представителей многих профессий: инженеры, журналисты, юристы, айтишники. Требуются люди, владеющие разными языками, с жизненным опытом.
Нам не нужны святые, но у человека, который к нам приходит, должна быть хорошая мотивация к тому, чтобы работать с людьми и помогать пострадавшим во время катастроф. Оказаться в ситуации вооруженного конфликта, насилия, жить вдалеке от дома, иногда не в самых простых условиях — это не всегда легко. Так что это не для всех.
У нас работают разные люди, но всех их что-то объединяет. Если человек слишком эмоционален или слишком близко к сердцу принимает горе других, ему будет очень-очень трудно. Но есть и механизмы защиты. Где бы мы ни находились, тот факт, что мы можем что-то делать, можем улучшать ситуацию, очень помогает.
— Что помогает не поддаваться эмоциям тем, кто работает в сложных ситуациях?
— Во-первых, то, что у нас есть возможность помогать людям. Несколько лет назад я работал на юге Судана. Тогда у МККК на севере Кении была больница, где оказывалась помощь людям, пострадавшим в результате военных действий. Это была самая главная больница для пострадавших на территории нынешнего Южного Судана, но она находилась в другой стране. Это было 10 лет назад, там уже шел конфликт между северной и южной частями страны. Каждый день три самолета Красного Креста летели на юг Судана и обратно, чтобы собрать раненых. Еще они забирали беременных женщин. Всего за год мы вывезли с юга Судана почти четыре тысячи человек, вылечили в нашей больнице, а потом привезли домой. Такие результаты приносят большое удовлетворение.
Несколько лет назад я был главой делегации в Бейруте, в Ливане. После продолжавшихся много лет переговоров мы, наконец, смогли подписать соглашение о том, чтобы посетить все тюрьмы, все места заключения в этой стране. Это тоже было для меня очень запоминающимся событием.
Но бывают и другие случаи, когда уже ничего не можешь сделать или когда видишь вокруг себя очень печальные ситуации. Я работал в секторе Газа и посетил в больнице троих детей, попавших под обстрел. Очень хорошо помню: одна комната в больнице, трое детей, и ни у одного ребенка не было ног. Там мало чем можно было помочь, это было очень трагично…
Недавно я был на Северном Кавказе и встретился там с одной старой женщиной, сын которой пропал 10 лет назад. Она очень печально и очень красиво сказала: «Если у тебя умер ребенок, это очень большая трагедия, но жизнь идет вперед. А если ты не знаешь, где он — твои глаза его ищут, твои уши хотят его услышать, твое сердце его ждет, но его нигде нет, и ты не знаешь, где он».
Так что можно много говорить про хорошие и не очень моменты в нашей работе- есть и то, и другое.
— Как построен механизм взаимодействия МККК с органами государственной власти? Обращается ли правительство страны за помощью к Красному Кресту?
— Бывает, конечно. Бывает, что и мы обращаемся с предложениями о помощи, предлагаем наши услуги. Согласно международному гуманитарному праву есть ситуации, когда власти страны обязаны содействовать нам, а есть — когда мы можем предлагать свою помощь, а государство само решает, принимать ее или нет.
Как правило, руководство Красного Креста принимает решение о том, направлять ли помощь, с учетом мандата организации и того, какие события происходят в стране или регионе — есть ли там конфликт или ситуация насилия.
У международного сообщества достаточно хорошее мнение о МККК. В принципе, у нас нет проблем с деньгами, мы получаем все, в чем нуждаемся — ежегодно более миллиарда долларов. При этом в большинстве случаев мы можем распоряжаться этими средствами по своему усмотрению, то есть деньги дают не под какой-то конкретный проект, например, для оказания медицинской помощи на юге Судана.
— Как взаимодействует МККК с правительством России?
— Москва — это не только столица России, это один из самых важных городов мира. Россия — большая держава, так что мы ведем очень насыщенную, интересную дипломатическую, правовую и гуманитарную работу, в первую очередь в Москве.
Если назвать ряд партнеров в Москве, то это Дипломатическая академия МИД РФ, Академия МЧС, ОДКБ, с которым у нас очень тесные отношения. Еще мы ведем работу с крупными институтами России, аналитическими, научно-исследовательскими организациями, с разными министерствами.
В прошлом году Россия впервые выделила нам два миллиона швейцарских франков (около 2,18 миллиона долларов). Не для деятельности на территории России — у нас так не принято, а для деятельности МККК в Сирии. Это был первый случай, когда мы получили такую большую помощь от России. И это большой шаг вперед. Второй шаг вперед — Россия помогла нам в Сирии не только деньгами, но и политической поддержкой. У Москвы хорошие контакты с сирийскими властями, и поддержка России помогает нам работать в Сирии.
— Какой объем средств ежегодно выделяется на Россию?
— Бюджет Региональной делегации МККК в России, Белоруссии, Молдавии и Украине составляет 15 миллионов долларов в год.
— Как осуществляется работа с другими российскими гуманитарными организациями?
— Самый главный партнер для нас — Российский Красный Крест и, может быть, еще федеральные, республиканские власти и власти на местах. Я уже назвал ряд учреждений, с которыми мы работаем, но их больше.
Для нас, например, очень важен вопрос пропавших без вести. С 1992 года у нас зарегистрировано 2300 таких случаев на Северном Кавказе. Насколько я знаю, у Министерства обороны есть еще список из 600 или даже 700 пропавших офицеров и солдат. Это уже три тысячи. Есть и другие организации, которые занимаются этим вопросом. Одна из них — Миротворческая миссия имени генерала Лебедя, мы с ними тесно сотрудничаем.
Иногда обращаются за помощью по вопросам не нашей компетенции, и тогда мы направляем людей в те организации, которые могут помочь.
Во время наводнения в Крымске было очень много волонтеров. Когда произошло наводнение в Дербенте, там тоже на помощь пришли добровольцы. В этих ситуациях мы работали в основном с властями и с РКК, но и с этими молодыми, да и немолодыми ребятами мы тоже сотрудничали и координировали свою работу.
— Какие точки на карте России являются самыми «горячими» для вас?
— У нас в России три приоритета. Первый — работа на Северном Кавказе, второй — особые отношения, которые у нас есть с Российской Федерацией по гуманитарным, правовым, дипломатическим вопросам, а третий — помощь в развитии РКК.
Мы работаем в пяти республиках Северного Кавказа. В 2012 году мы помогли там приблизительно 30 тысячам человек. Речь идет о разных категориях людей и разных типах помощи. Например, после наводнений в Крымске и Дербенте — о последнем меньше писали — мы работали совместно с РКК: раздавали гуманитарную помощь, продукты и самое необходимое. Помощь получили 9 тысяч человек в Крымске и более 2 тысяч человек в Дербенте. Но это не самое главное направление для МККК.
В основном мы занимаемся следующими программами: помощь семьям пропавших без вести, помощь семьям заключенных, одиноким пожилым людям, которые потеряли семью на Северном Кавказе, и тем, кто был вынужден покинуть свои дома, но уже сейчас, вернувшись, все еще не может наладить свою жизнь. Мы работаем с РКК, поддерживаем работу, которую Красный Крест ведет в Беслане со времени трагедии. Мы активно работаем на юге Чечни, там, где жители еще нуждаются в поддержке.
Мы проводим разные программы для населения, оказываем разного вида помощь, например, экономическую, когда мы создаем рабочие места для жителей сел. В 2012 году более 200 чеченских семей получили помощь в рамках микроэкономических проектов. Только в декабре МККК предоставил сельскохозяйственное оборудование для 90 таких проектов. А в общей сложности за последние 6-7 лет было реализовано 6 тысяч микроэкономических проектов.
Есть у нас и программа по улучшению водоснабжения и санитарии. В ноябре был завершен большой проект по устройству водопровода в селе Дачу-Борзой, где проживают около 2 тысяч человек. Там были построены бетонные емкости, проложена линия электропередач, 19 километров труб. Проект обошелся в 15 миллионов рублей. Но это не единственный проект — мы построили водопровод в нескольких отдаленных селах на юге Чечни.
Уже очень много лет мы работаем с хирургами на Северном Кавказе, проводим для них обучающие семинары. Когда в регионе происходят большие теракты и страдает много людей, мы очень быстро можем передавать в больницы хирургические материалы, если собственных ресурсов больницам не хватает.
— Одним из направлений работы МККК является помощь заключенным. А помогаете ли вы тем, кого в современной России принято называть политзаключенными?
— Первая Женевская конвенция посвящена раненым на поле боя, вторая — раненым на воде, третья касается военнопленных, а четвертая — гражданских лиц. Во время Первой и Второй мировых войн это была огромная проблема, речь шла о миллионах заключенных. Поэтому исторически для нас главный интерес — помощь военнопленным. Но мы работаем также с людьми, которых лишают свободы в связи с внутренними конфликтами в странах или в ситуациях насилия. Так что ответ на ваш вопрос — нет.
У нас есть такая программа — посещение заключенных родственниками. У семьи часто не бывает средств, чтобы посетить в местах лишения свободы своих братьев, мужей, сыновей. В этом случае мы финансируем поездки таких семей к заключенному один раз в год. В прошлом году участниками такой программы стали около 340 человек.
— Какие работы МККК проводит в Белоруссии, Молдавии, на Украине?
— Если говорить об Украине, Белоруссии и Молдавии, то там у нас два самых главных направления: распространение знаний о международном гуманитарном праве и работа с национальными обществами Красного Креста.
Есть очень интересный проект, который реализуется на территории Украины и начинается в Молдавии — это консультативная помощь в том, как обезвредить склады устаревших снарядов.
— Куда пойти человеку, не состоящему в волонтерских организациях, но желающему помогать людям?
— У нас в делегации есть сотрудник, который ищет людей, владеющих редкими языками, например, африканскими языками, арабским, фарси, урду, пушту. Мало людей, говорящих на английском, французском и урду, или на русском, английском и фарси, или на русском, английском и арабском, и мы ищем таких людей и в России, и в других странах. Это для тех, кто хочет профессионально работать в Африке, в Азии, в других местах. Для тех, кто хочет просто помогать, когда есть проблемы, есть Российский Красный Крест и есть движения внутри российского сообщества. Красный Крест проводит для своих сотрудников разные тренинги и курсы, предусмотрены разные формы обучения. А то, что россияне мобилизуются во время ЧС, очень приятно видеть. Здорово, когда очень много молодых ребят идет работать в таких ситуациях.
— Слово «волонтер» пришло в русский язык из английского. У нас есть свой аналог — «доброволец». А еще есть «благотворитель». Как Вы считаете, у трех этих слов одинаковый смысл?
— Я, как испанец, разницы между «добровольцем» и «волонтером» не вижу — это тонкости русского языка, которые не очень легко уловить. Важно, что в итоге кто-то получает от этого помощь. Понятно, что в последние годы в разных странах появились люди, которые имеют огромные средства. Они занимаются благотворительной работой, например, Билл Гейтс с супругой создали фонд Bill&Melinda Gates Foundation. Я считаю, что очень важно, когда те, кто имеет такие средства, не просто бы давали деньги, а делали бы то, что не всегда могут сделать другие из-за недостатка средств или воли. Это как раз благотворитель, но не волонтер.
Я работал в Ливане во время войны в 2006 году. Это был международный конфликт, очень крупный, шел он не больше месяца, но очень интенсивно. Ливанский Красный Крест — это такие ребята! Особое внимание они уделяли развитию службы «скорой помощи». И это во время войны! Они работали потрясающе и были везде — под бомбами, везде, где было надо. Это были как раз волонтеры. У ливанцев принято, например, среди студентов работать в качестве добровольцев в службах первой помощи Красного Креста. Это характерно даже для молодых людей, имеющих деньги, имеющих высокий статус в обществе. Так что очень хорошо, когда в какой-то стране — в России, в Ливане, в Испании — у людей есть желание работать волонтерами. Это очень важно для всех.
— Как вы оцениваете гуманитарную ситуацию в Сирии и Мали? Какую работу ведет МККК в этих странах?
— В Сирии мы сейчас делаем очень много и одновременно недостаточно. Потребности в помощи огромные, и они только растут. А помощи по разным причинам не хватает. Нас очень беспокоит ситуация с гражданским населением в Сирии. Очень сложно добраться в регионы, где происходят конфликты, и, как следствие, там много нуждающихся в помощи людей. Туда трудно попасть по разным причинам, в том числе из-за проблемы безопасности. Тем не менее, работая совместно с Сирийским Арабским Красным Полумесяцем, МККК в прошлом году раздавал ежемесячно продукты и предметы первой необходимости 1,5 миллионам жителей Сирии. Мы также разными способами обеспечили водой 17 миллионов человек. Очень интенсивно мы работаем с медицинскими учреждениями, чтобы они могли помогать раненым. Но нас очень беспокоит тот факт, что раненые и больные часто не могут добраться до медицинского учреждения, чтобы получить помощь. С другой стороны, медперсоналу, который оказывает первую помощь, сложно добраться до раненых. Человек умирает не потому, что ранен, а потому, что доступа к нему нет, что он не может попасть в больницу. Мы работаем в Сирии очень интенсивно, но работать там трудно. Нас поддерживает Россия и другие страны, что для нас очень важно.
Несколько лет назад я работал в Мали. Ситуация в Мали и соседнем Нигере похожая. Например, когда нет дождей, положение жителей этих стран сразу резко ухудшается. Мы ежегодно тратим десятки миллионов долларов на помощь этим странам. В последние годы мы уже активно работали на севере Мали, в Нигере, поэтому можем продолжать действовать даже в той ситуации, которая сложилась там в последнее время. Больше всего нас беспокоит, как много людей пострадало. Уже более 200 тысяч жителей Мали стали перемещенными лицами (они покинули свои дома, но остались на территории страны), и еще столько же покинули страну, став беженцами. Это огромная цифра. Теперь на протяжении долгих лет им будет нужна помощь, чтобы они смогли вернуться к прежнему уровню жизни.
— В ходе интервью вы много рассказывали о своих командировках. Какая из них больше всего запомнилась?
— Сложно сказать. Я работал на Кавказе, в Конго, Судане, в секторе Газа, Ливане, в Западной Африке, Женеве, России. А самой запоминающейся командировки выделить не могу. Самое главное — это люди, с которыми я работал, и люди, для кого я работал.
