Отрывок из рукописи новой книги Петра Романова "Русский бунт"
Не вдаваясь в предмет богословских споров и обрядовые детали, вызвавшие конфликт, стоит обратить внимание на то, что сам факт пересмотра старых церковных книг, предпринятый патриархом Никоном, был вызван для церкви жизненной необходимостью. После ряда ересей, пришедших с Запада через Новгород (сначала стригольники, потом так называемые "жидовствующие") требовалось навести, наконец, в церковном хозяйстве должный порядок. Никон прекрасно осознавал, насколько неподготовленной оказалась православная церковь для борьбы с ересями, какой неимоверный хаос царил в православной богословской библиотеке, какие непростительные пустоты в ней обнаружились.
Патриарх помнил, как церковную библиотеку, чтобы противостоять идейным противникам, пришлось срочно пополнять новыми книгами, заимствованными все в той же Европе, откуда ересь и пришла. Все основное пропагандистское книжное оружие, использованное на Руси в борьбе с ересью, было переведено с латыни. Толмач Дмитрий Герасимов перевел, например, книгу западного богослова Николая Делира "Прекраснейшее состязание, иудейское безверие похуляющее", трактат "Учителя Самуила евреянина слово обличительное" и Псалтырь в толковании Брунона Вюрцбургского.
Наконец, появление книгопечатания на Руси, а книги печатались со старых рукописей, грозило новым смятением в церковных умах. Не вина Никона, что в ходе проверки выявилось немало ошибок, приобретших за века в глазах многих русских ореол святости. Вина патриарха в том, что он действовал слишком прямолинейно, грубо, уже в который раз ломая русских людей через колено.
Вместе с тем, сам накал страстей, вызванных реформой патриарха, был вызван во многом западным фактором. Если в начале XVII века Русь переполняла религиозная самоуверенность (как же, Москва — Третий Рим), то в середине века, после всех бед и унижений Смутного времени, православие уже крайне болезненно воспринимало любое, даже призрачное, посягательство на свою веру.
Самый робкий шаг в западном направлении, даже латинская грамматика, воспринимался тогда консерваторами как катастрофа. Духовный лидер раскольников протопоп Аввакум видел источник церковной беды, постигшей Русь, не только в новых книгах патриарха Никона, но и в западных обычаях. "Ох, бедная Русь, писал он в одном из своих сочинений, — что это тебе захотелось латинских обычаев и немецких поступков"?
Так в расколе и соединились самые разные и противоречивые течения. Вполне логичные шаги Никона заканчивались расправами с диссидентами. А искренняя забота о сохранении национального духа со стороны староверов слишком часто доходила до фанатизма.
Стоит только вспомнить о январских событиях 1681 года в Москве в праздник Богоявления Господня. Во время Крещенского водосвятия, когда город опустел и сотни тысяч людей, включая царя Феодора Алексеевича, собрались на берегу Москва-реки, старообрядцы в опустевших Успенском и Архангельском соборах устроили всевозможные безобразия, а гробницу государя Алексея Михайловича и вовсе измазали дегтем, которым в те времена нередко мазали ворота домов, где жили, как считалось, гулящие женщины.
Оскорбление власти неслыханное. Да к тому же с колокольни Ивана Великого старообрядец Герасим Шапочник начал разбрасывать обличительные "берестяные листовки", написанные самим духовным лидером староверов Аввакумом, где новообрядческие "окаянные" церковные иерархи обвинялись в том, что они "продали Христа", были "баболюбами", "льстецами" и "сребролюбцами". Именно эта акция и послужила, видимо, последней каплей, которая заставила царя Феодора Иоанновича отдать приказ о казни Аввакума.
После сожжения Аввакума на костре многие староверческие скиты сжигали себя уже сами, называя это — неприемлемое в принципе для христианина самоубийство — новым "крещением огнем". Шли на это, понятно, не только из фанатизма, а просто от отчаяния. Не трудно увидеть в этом и жест протеста. Так что на Руси, как видим, бунт бывает и таким. По форме пассивным, но в глубине души запредельно страстным.
Ответом на сожжение Аввакума стала и череда обычных бунтов: вспыхивало и на Дону, и в самой Москве. Попытку восстановления "старой истинной веры" предпринял, опираясь на стрельцов, в 1682 году князь Иван Хованский. Этот исторический эпизод, стал широко известен, благодаря опере Мусоргского "Хованщина".
Снова и светской власти, и власти церковной не хватило ума провести реформу спокойно и мирно. Снова им не хватило аргументов, снова пришлось прибегнуть к грубой силе. Снова церковь, защищая свои интересы, опиралась на государственную мощь. Снова все было примитивно просто: кто не с нами, тот против нас. И уже в который раз грубая сила лишь подстегнула ответный фанатизм.
Иначе говоря, русская история, совершив круг, опять вернулась на ту же самую поляну. Когда-то силой извели дохристианскую Русь, затем во времена раскола содрали с русской почвы еще один культурно-национальный слой.
Надо понимать, что староверие — это не только иные церковные обряды. Это иная философия, иные предания, иной жизненный опыт, иные семейные отношения. В результате все это, как и дохристианская Русь, сохранилось до наших дней лишь обрывками, с неизбежными искажениями и только на самом краешке русской жизни.
Будто сумасшедший сидел и отрезал от себя кусок за куском, не ведая, что творит.
Сам царь Алексей Михайлович, по мнению большинства историков, человек по природе тихий и не любивший скандалов, к расколу относился двойственно. С одной стороны, он не мог не выступать за укрепление государственной власти и не поддерживать официальную церковь, с другой, его изрядно раздражал властный характер Никона, который даже верные, с точки зрения царя, решения облекал в чрезмерно жесткую, если не сказать жестокую форму. Есть немало свидетельств того, что государь искренне жалел Аввакума, более того, в смятении чувств, просил того молиться за себя, но вместе с тем молча поддерживал все репрессии против раскольников.
Ключевский пишет: "Масса общества вместе с царем относилась к делу двойственно: принимали нововведение по долгу церковного послушания, но не сочувствовали нововводителю за его отталкивающий характер и образ действий; сострадали жертвам его нетерпимости, но не могли одобрять непристойных выходок его исступленных противников против властей".
Впрочем, надо оговориться, что у самих старообрядцев совсем иной взгляд на роль государя в тогдашней церковной реформе и борьбе со староверами. По их мнению, инициатором церковных реформ, а потому и виновником всех последующих бед, был как раз царь, просто умело скрывавшийся за спиной патриарха Никона. Да и мотивы самой реформы, по мнению староверов, были сугубо политическими. Автор в целом очень любопытной книги "Протопоп Аввакум" Кирилл Кожурин, сам старовер, утверждает, что истинной целью церковной реформы была попытка Московии духовно приблизиться к Западу, якобы к униатству. Взгляд этот, конечно, очень спорный, да и версия принадлежит заинтересованной стороне (историки тут, безусловно, объективнее), но знать и о такой позиции, на мой взгляд, нужно.
Раскол уронил авторитет и церкви, и власти, и оппозиционеров. Не успев толком оправиться от Смуты, обществу вновь пришлось пережить тяжелейшее потрясение. Бесследно для народа оно не прошло. Позже, и, разумеется, не случайно, мы увидим староверов в числе участников чуть ли не каждого русского бунта.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
