Анна Банасюкевич
Документальным спектаклем о Ростове-на-Дону – о том, как ощущают город его жители, и о том, каким он кажется со стороны – открылся независимый театр "18+".
Документальный спектакль о городе – это не новость, подобное делали в Вятке, в Барнауле, в Прокопьевске. Сравнивать все эти спектакли тяжело – при некой общности технологии результат всегда разный. При всей объективности документализма очень многое зависит от авторов, от того, как они почувствуют город.
Для спектакля о Ростове-на-Дону режиссер Юрий Муравицкий придумал жанровое определение – документальный трэш-мюзикл. В этом, конечно, есть ирония – "Папа" это все-таки драматический спектакль с несколькими музыкальными трэками, но при этом музыка – это один из главных ключей, с помощью которого "приезжие" авторы проекта открывали для себя город. Музыка, в которой по определению кого-то из героев спектакля, смешались "самоидентичность и мировая фишка".
Начинается все с каких-то необыкновенных звуков – странный, явно самодельный, синтезатор задает психоделическую атмосферу спектакля. Первые слова – о людях, которые мешают. О том, что если представить их с заячьими ушами на головах, то, вроде, все кажется вполне нормальным. Абсурдная мысль зарифмуется в финале – "Папа" закончится медитативной дискотекой людей-кроликов под живой трэк группы "Церковь детства", посвященный "всем тем, кто уехал из Ростова".
Сцена из спектакля "Папа" ростовского театра "18+"
В спектакле все внимание приковано к тексту – здесь актеры держат в руках листы со своими репликами, а из декораций только задняя кирпичная стена, стилизованная под коммуналку. Висят странные, с непонятной функцией, мало сочетающиеся между собой, предметы – пустые, косо прибитые, рамки от картин, какие-то дешевые лампы, велосипеды, телефон, почему-то чемодан. Тесный, но вдохновляющий воображение, абсурд вынужденного тесного сосуществования дополняет образ города, вырисовывающийся из текста. Ростов в "Папе" получился очень неофициозным, противоречивым, сохранившим свой в какой-то степени анархичный, неформальный дух.
Например, казаки. Казалось бы, мы столько про это знаем – и про историю этого явления, которую здесь, поддакивая друг другу, торопливо и уверенно рассказывают две средних лет женщины Галя и Света – их авторы спектакля встретили на рынке. И про современность – про державность, про православие, про патрули и войну с современным искусством и Маратом Гельманом персонально. Но, оказывается, все гораздо сложнее – в спектакле, например, можно услышать казачий рэп в исполнении группы "Атаманский дворец", и узнать про то, что бывают казаки-буддисты и казаки-сатанисты. Рассказывают про девушку – чистокровную казачку, уехавшую в Москву, оказавшуюся в штабе у Якименко, у которой в профиле в фейсбуке, в строчке про религиозные убеждения, написано – "сатанистка". И, одновременно, про то, как казаки в 90-е измеряли длину икры тем, кто казался им подозрительным – у настоящего казака икра должна начинаться от колена. Ленивые размышления случайных прохожих – о том, как относиться к казакам, а параллельно ироничный образ: человек в папахе и в спортивном костюме, фанатично выкрикивающий патриотичные лозунги – "Ростов как ветер!", например. Обостряя тему, спектакль не идет по пути упрощения, он только подчеркивает противоречивость больной темы, сбивая зрителя с привычной позиции – "я и так про это все знаю".
Сцена из спектакля "Папа" ростовского театра "18+"
Спектакль выделяет несколько тем – тех, мимо которых нельзя было пройти, говоря о Ростове – например, рынок. Здесь это целый хор голосов – реплики, одна за другой, льются непрерывной кантиленой, под чутким управлением дирижера. Продают все – донскую селедку, морковку, все, что угодно. Продать, купить – и то, и другое – целое искусство. Многоголосье превращается в мантру. Здесь не просто про суетливое будничное торгашество, здесь про философию – про сложную психологию взаимоотношений покупателя и продавца, про духовную составляющую процесса продажи и про особенную интуицию ростовских торговцев.
Спектакль условно разбит на главы, какие-то темы очевидны и заданы внешней реальностью (те же казаки), а какие-то явно родились из "театрального ориентирования на местности" - про парикмахерские, похожие, скорее, на исповедальни, про реконструкцию города, про местных девушек и Ростов-style. Условно говоря, материал, превращенный в пьесу, строится на наблюдениях авторской группы и попытках самоидентификации самих респондентов – отсюда и специфическая структура, когда короткие реплики, похожие на ответы на соцопрос, сменяются монологами. Многоголосье чередуется с соло, это спасает от того, что иногда случается с подобными спектаклями – когда желание показать ярких людей превращает все в галерею смешных чудиков. А здесь помогает еще и то, что прием, зачастую, обнажен – например, девушка берет интервью у странного парня, рассказывающего про свой сад или две маленькие, но храбрые актрисы, прижавшись друг к другу, сжимая диктофон, интервьюируют пребывающих в медитативной скуке ментов.
Сцена из спектакля "Папа" ростовского театра "18+"
В подобных историях важна не иллюзорная объективность документального исследования, спектакль получается тогда, когда складывается образ города. Когда не только про то, что думают люди о казаках, что помнят о Чикатило и как представляют себе любовь. В "Папе" не только про это – тут еще про мифологию города, которая может обнаружиться в вещах обыденных, не сулящих, вроде, каких-то откровений – например, про метро. Про метро, которое в очень большом городе Ростов-на-Дону собираются строить давно, но все как-то не построят. И вдруг, оказывается, что за эти годы ожидание метро стало не только предметом для споров и сетований, но и мифом – его нет, а отношение есть, и даже легенды. "После ядерной войны в ростовском метро скрылись люди" - актер начинает декламировать какое-то местное сумасшедшее фэнтези, а его слушатели на сцене под живые звуки "Церкви детства" постепенно впадают в транс – получается настоящее "зомби-пати". И это тоже про Ростов, вернее, про ощущение Ростова.
