Есть несколько заблуждений, присущих российскому восприятию Америки. Они порождены, как правило, незнанием того, как устроены США, а усугублены нежеланием этого знать, потому как не находится достаточных причин и просто любопытства посмотреть ближе, как функционирует страна, что ей движет. К примеру, существует твердое убеждение: стоит Обаме сделать звонок "кому надо" на Капитолий, — и любую инициативу законодатели снимут с обсуждения и забудут как страшную ошибку, совершенную по незнанию текущей ситуации. Или наоборот — за неделю напишут и примут нужный статут единогласно.
Не принимаются в расчет позиции конгрессменов и сенаторов, которые зависят не от Обамы, а от избирателя, в крайнем случае, от своих спонсоров, к коим ни Обама, ни члены его администрации не относятся. Кстати, как показал анализ идеологических предпочтений избирателей накануне президентских выборов, крупный бизнес в основном тяготеет к республиканской партии.
Иногда присутствует и другой аспект — недовольство лидером. Если его среди законодателей накоплено достаточно, к просьбам могут вообще не прислушаться, а инициативы — провалить. Через это проходили многие президенты США от Джефферсона, которому так и не простили единоличного решения купить Луизиану, до Ф.Д. Рузвельта, которому законодатели не позволили провести реформу Верховного суда. В США не любят, когда президент слишком много на себя берет. Это у нации врожденное: американцы могут восхищаться лидерами, но не допустят и намека на авторитаризм даже со стороны признанных героев. Все ветви власти должны быть сбалансированы и равны.
Еще одно заблуждение: будто американская администрация целыми днями сидит и думает, как развалить Россию или как минимум ослабить ее всеми возможными способами от "иностранных агентов", насаждающих демократию, до приемных родителей, забывающих сирот в машинах. При этом имеет место странная двойственность: когда России уделяется слишком много внимания, это вызывает протест и раздражение, дескать, нам указывают, как жить и что делать. Когда уделяется внимания мало, — нами пренебрегают как супердержавой. Золотую середину в таком подходе отыскать довольно трудно.
Действительно, Россия не в приоритетах американской внешней политики. Во-первых, потому что от нее не исходит угрозы. Разве это плохо? Во-вторых, потому что есть направления, потенциально или явно несущие в себе гораздо больше проблем. Причем не только Америке, но и миру, включая Россию. Иметь стабильный Афганистан и Ближний Восток России не менее выгодно, чем США, поскольку к ней все это ближе географически.
Далее, совершенно игнорируется такое явление, а точнее законодательно прописанная еще в середине XX века процедура, как лоббизм. Сторонники Израиля могут оказывать большое влияние на решения во внешней политике в отношении всего региона. Эмигранты с Кубы по сути лишают политиков возможности маневра и смягчения позиций для острова Свободы, поляки и украинцы могут влиять на формирование отношения к России. Армянские диаспоры влияют на линию с Турцией и Азербайджаном. В данном случае не обсуждается, хорошо это или плохо, пользы ли больше приносит отсутствие гибкости восприятия мира или вреда, но это факт. И, кстати, абсолютно все, что поклонники, что противники, недоумевают: а Россия-то чего не лоббирует свои интересы? Диаспоры, бизнес, лоббистские структуры, наконец, почему она это не использует? Ответ у американцев напрашивается обычно один: ну, значит, ей это не надо.
Наконец, совсем непонятное российскому воззрению сочетание прагматизма с идеализмом. В американской внутренней, но особенно внешней политике со времен создания государства органично уживаются не только рационализм в делах, который Россия видит, но и идеализм, и врожденное желание сделать жизнь других лучше. Это Россия с гневом отбрасывает как невозможную ересь. На самом деле, американцы действительно считают, что могут помочь другим и тем самым сделать мир лучше. Эти взгляды присутствуют в политике, в морали, в быту.
Можно предположить, что в будущем, учитывая вектор на "патриотизацию" и опору на "моральное большинство", двусторонние отношения лучше не станут. Даже если американцам удастся убедить Россию разрешить довести до конца те процедуры усыновления, которые уже запущены, но не дошли до суда (даже это маловероятно), заднего хода в зарубежном усыновлении не последует. Скорее, можно наоборот ожидать дальнейшего ужесточения в усыновлении российских детей негражданами.
Источники во властных структурах говорят: почти все были против закона. Почти. Но не все… Теперь спешно разрабатываются меры, которые могли бы смягчить ситуацию. Логика, очевидно, такая: сами справимся, иностранцы нам не нужны, это оскорбительно и неправильно. Вот сейчас целевую программу реализуем, тему в СМИ "подкрутим", чтобы интерес не падал. В конце концов, социально значимую проблему можно использовать как рычаг давления на губернаторов. То есть решаются еще и политические задачи.
Здесь, однако, есть и оборотная сторона, которая часто не учитывается, поскольку реализуемые идеи носят либо реактивный, либо оперативный характер. Да, на волне общественного интереса, можно не сомневаться, сотни детей обретут дом и семью.
Проблема в том, что тысячи останутся. Их никто не возьмет по простой причине: решат, что не "вытянут" того же инвалида или ребенка с патологиями. Решат, что лучше вовсе не брать на себя такое бремя, чем взвалить и не вынести, и потом всю жизнь жить с чувством вины. И это тоже честная позиция.
Законы общественных волн одни и те же: вскинулись, ужаснулись, возмутились, бросились на проблему. Внимание приковано, все следят за каждым шагом. Со временем все сходит на обычный ритм. Те, кто был вовлечен социальным накалом или друзьями, возвращаются в привычный круг жизни и интересов. Те, кто этим занимались и без шумихи, продолжат заниматься.
То же касается разнообразных программ государства. Принципы их исполнения за все годы: с криками и энтузиазмом все бросаются исполнять и отчитываться о проделанной работе. После первых двух кварталов, когда интерес и рвение падают, а тему вытесняют другие события, программа благополучно скатывается в лучшем случае на рутинное исполнение, в худшем — угасает вовсе. Более того, и это не могут не понимать сами чиновники, никакая целевая программа не решит враз проблем с медицинскими услугами, оборудованием и тем более целой системой социальных мер, которые требуются детям с медицинскими и просто психологическими отклонениями.
Развитые страны выстраивали свои программы десятилетиями, Россия же всегда исходит из того, что, навалившись и выделив некое количество бюджетного финансирования на ту или иную область, она мгновенно изменит в ней ситуацию. Страна не может обеспечить приемлемой работой здоровых мужиков 50-60 лет, но при этом она готова обеспечить работой даунов, ребят с церебральными проблемами или эпилепсией? Особенно в депрессивных регионах, где и здоровым-то людям нечем заняться? Это не вопрос одного дня, года и даже десятилетия, о чем свидетельствует и опыт других стран. Возможно, потому представители социального блока, лучше других представляющие ситуацию в сфере, и выступали против запрета наиболее активно. Нужно быть честным хотя бы перед самими собой, если не получается быть честными перед инвалидами.
…Герой Льва Толстого на восклицание о том, что все знают, сколько добра делает этот человек, заметил: "Может быть. Но лучше, когда делают так, что, у кого ни спроси, никто не знает"… Даже Америке, где ветви власти, социальные институты, волонтерство гораздо более мощны, открыты и сбалансированы, на осознание, а затем решение той или иной проблемы часто требуются годы. Добрые дела не делаются наскоком.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
