Вадим Дубнов политический обозреватель РИА Новости.
Убийство телеведущего компании ГТРК "Кабардино-Балкария", 28-летнего Казбека Геккиева продолжило террористическую серию последних дней. Накануне в поселке Баксан недалеко от Нальчика была расстреляна 32-летняя женщина, занимавшаяся целительством. Не прошло и суток после убийства журналиста, как в Нальчике взорвалась самодельная бомба рядом с автомобилем и.о. министра транспорта республики Владислава Дядченко.
Даже на фоне происходящего на Северном Кавказе кабардино-балкарские события всегда вызывают особый резонанс. В 2005-м году произошло нападение боевиков на Нальчик. В 2010 году была взорвана Баксанская ГЭС. В 2011-м году все в том же Баксанском районе были убиты туристы-горнолыжники из Москвы.
Каждый раз после таких событий принято говорить об усилении подполья. Однако, как полагают наблюдатели, в данном случае все наоборот. Подполье ослабевает. Что, возможно, только усложняет ситуацию.
Охота на ведьм по-кавказски
Мотивы обоих убийств ни для кого загадкой в Кабардино-Балкарии не являются – профессия.
Знахарям, целителям, в общем, всем, кого поборники "чистого" ислама считают колдуном, война объявлена не только в Кабардино-Балкарии. В Дагестане или Ингушетии лечить наложением рук так же рискованно, как служить полицейским или главой местной администрации.
Основной версией убийства Казбека Геккиева объявлена его профессиональная деятельность. Двое его коллег, новостных ведущих на официальном республиканском телеканале, ранее уже получали от боевиков угрозы за слишком, по их мнению, бодрые интонации, с которыми они рассказывали о спецоперациях. Оба журналиста на всякий случай покинули республику; на место одного из них как раз и заступил Казбек Геккиев.
Покушение на и.о. министра в эту очевидную канву не укладывается: на своей должности, как говорят в Нальчике, он едва ли мог каким-то образом влиять на политику в отношении подполья.
Однако наблюдатели отмечают странности случившегося взрыва, который вряд ли мог угрожать жизни чиновника, из чего делается вывод: либо, вкупе с убийством Геккиева, это попытка давления на каждого, кто вознамерится работать на государство, либо это просто коммерческая разборка, что, впрочем, тоже вовсе не исключает представителей вооруженного подполья из числа подозреваемых.
Подполье: смена поколений
Мурат Гукемухов, журналист, хорошо знающий ситуацию в Кабардино-Балкарии, отмечает: все эти события случились после довольно долгого затишья. По его мнению, кабардино-балкарское подполье вообще в течение последнего года было практически уничтожено. По крайней мере, ничего, напоминающего о дагестанских масштабах, в Кабардино-Балкарии уже давно нет.
Здесь вообще все немного по-другому. В Кабардино-Балкарии ислам всегда был только набором бытовых правил, идея его возрождения массы не захватила, и даже привычной борьбы между традиционным исламом и "салафитским", как в Дагестане и Чечне, здесь не было.
И когда молодые люди в конце 90-х пошли в мечеть, власть просто испугалась повторения уже известных сценариев, и в мечетях начались облавы. Кончилось все странным бунтом 2005-го года, когда десятки необученных мальчишек взялись за автоматы и по чьей-то команде встали под милицейские пули.
В то время кабардино-балкарское подполье еще располагало значимыми фигурами, оно еще не было радикальным, имя лидера Анзора Астемирова даже силовики произносили с уважением. Осенью 2005-го это подполье было ликвидировано, через два года был убит Астемиров, и ему на смену пришли уже совсем другие люди.
С тех самых пор это подполье время от времени уничтожается, чтобы каждый раз, как полагают наблюдатели, возродиться все более слабым. Больше нет тех, кто прошел Чечню, на их место приходят юнцы, которых кабардино-балкарские силовики уже научились отстреливать зачастую еще до того, как они себя проявят.
Но не всех.
Как и везде на Северном Кавказе, в Кабардино-Балкарии популярны конспирологические версии, объясняющие тот факт, что активность боевиков зачастую совпадает с политическими ритмами.
Скажем, нападение на Нальчик в 2005-м году произошло, когда элиту ушедшего президента Валерия Кокова сменяла элита воцарявшегося на его месте Арсена Канокова. С другой стороны, при взрыве Баксанской ГЭС, вместо того, чтобы устроить настоящую диверсию и затопить, скажем, плотину, боевики уничтожили лишь устаревшее и никому не нужное оборудование, на замену которого РусГидро как раз безуспешно просило денег.
Однако никакая конспирология не способна объяснить, почему, даже потеряв элементарный профессионализм, подполье сейчас способно три дня держать в напряжении всю Кабардино-Балкарию.
Выборочная война против всех
В республике, раздираемой противостоянием обоих ее титульных народов, подполье оказывается едва ли не единственным институтом, в котором никто никого не спрашивает о национальности.
Исламский протест является чрезвычайно удобной формой выражения самых разных форм недовольства, а идея исламского государства оказывается очень привлекательной для тех, кем существующее государство по разным причинам отторгается.
Но с советских времен именно Кабардино-Балкария считалась на Северном Кавказе воплощением аппаратного византийства, и это – традиция, будто бы восходящая к тем временам, когда этой землей правили, договариваясь, интригуя и вступая в зыбкие коалиции, сорок княжеских семей.
Стиль остался, элиты по-прежнему интригуют, и их по-прежнему десятки. В пределах их договоренностей места хватает немногим, а за их пределами не стать ни мастером спорта по борьбе, ни успешным бизнесменом. Либо за пределы республики, либо, как везде по соседству – в лес.
И, как везде по соседству, поначалу подполье вызывало у обывателя некоторое подобие сочувствия. Тем более, что удар в основном направлялся на чиновничество и милицию, и до сих пор иногда, глядя на людей с полосатым жезлом, здесь могут вспомнить, что как только подполье ослабевает, эти звереют – и наоборот.
Однако такую адресную и идейную борьбу могло себе позволить лишь сильное подполье, которое могло подготовить серьезную операцию. Но чем дальше, тем шире становился для леса круг врагов. Это и водочные магнаты, и хозяева саун, и знахари, и журналисты, причем теперь уже и простые дикторы. И, кстати, лидеры националистов, как кабардинских, так и балкарских.
Соответственно, ширится и неприятие подполья. А тех, кто еще готов за него заступиться, здесь намного меньше, чем в Дагестане или Ингушетии. Здесь труднее обмануть исламской идеей. И вообще, население здесь даже сегодня знает, что ему все-таки, по сравнению с ингушами или дагестанцами, еще есть что терять.
Но все это отнюдь не приближает решение проблемы. Чем меньше у подполья возможностей, тем шире круг возможных жертв, а для того, чтобы кого-то в назидание убить, особых возможностей не требуется. Не требуется и большого количества боевиков. Как признавал один местный милицейский начальник, полтора десятка боевиков могут поставить с ног на голову средний город.
И чем меньше у подполья возможностей вести борьбу идейно, тем больше соблазнов. Специалисты полагают, что лесные поборы с одних "водочников" достигают миллиона долларов в месяц. Кстати, центр водочного производства – тот самый Баксанский район, в котором боевики о себе чаще всего и напоминают.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
