Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике", для РИА Новости.
Уже известны темы, которые Россия хочет сделать приоритетом во время своего председательства в "Большой двадцатке" — укрепление финансовой стабильности, проблема сокращения государственных долгов, стимулирование роста, борьба с безработицей. Все вопросы крайне острые и актуальные — если только мировая повестка дня не подкинет какой-нибудь новый кризис.
"Двадцатка" — это не "восьмерка", она обладает большей легитимностью за счет более широкого представительства разных стран. России понадобятся таланты всех ее профильных министров, если страна хочет доказать: ее председательство — это не просто техническое предоставление площадки для заседаний.
"Большая двадцатка" — ежегодное собрание глав государств, представляющих крупнейшие экономики мира, — дитя паники, охватившей международное сообщество осенью 2008 года. Правительства, на волне краха банка Lehman Brothers и повсеместного финансового коллапса, лихорадочно искали способ хотя бы успокоить страсти, чтобы не усугублять ситуацию и выиграть время для выработки плана действий.
Кто-то вспомнил про "Группу двадцати", созданную после предыдущего катаклизма, азиатского, в конце 1990-х. Она регулярно собиралась на уровне министров, но только для обмена мнениями.
Встреча в ноябре 2008-го, организованная в пожарном порядке, оказалась полезной. Сам факт того, что столько руководителей влиятельных государств съехались вместе, оказал умиротворяющее воздействие на бушующие рынки, поскольку создалось ощущение, будто все вместе наверняка что-то решат.
Дальнейшие саммиты проходили на более спокойном фоне, и ожидания начали потихоньку умеряться. Стало понятно, что и такой формат, хотя он и имеет свои преимущества перед остальными, не является чудодейственным инструментом глобального управления.
И дело не в каких-то институциональных изъянах или отсутствии желания взаимодействовать. Просто мировая ситуация требует решений, масштаб которых превосходит текущие возможности политиков.
Кризис переживает сама парадигма развития. Глобализация, достигнув определенного уровня и охвата, бросает слишком серьезные концептуальные вызовы, в которых политическая и экономическая составляющие переплетаются, меняя вектор движения непредсказуемым образом.
Это, естественно, не означает, что встречи, подобные "двадцатке", лишены смысла, но речь может идти разве что о минимизации рисков. Тем более что механизмы воплощения в жизнь решений, которые удается принять, не формализованы, и остается надеяться только на сознательность и добрую волю участников.
Насколько это работает, понятно из перечней защитных мер правительств, составляемых Центром исследования "восьмерки/двадцатки" в Торонто. После решений первых саммитов в 2008-2009 годах воздерживаться от протекционизма практически все страны все равно применяли ограничительные шаги — однако, как полагают эксперты, в меньшем объеме, чем могли бы, не будь договоренностей "Группы двадцати".
Все зависит от амбиций
Каждая страна всегда готовит приоритеты для председательства, обозначает темы, которые намерена выдвигать на первый план на протяжении всего года.
Россия не исключение, и официальные лица уже обозначили основные направления: укрепление финансовой стабильности, проблема сокращения государственных долгов, стимулирование роста, борьба с безработицей. Все вопросы крайне острые и актуальные, так что бурные дискуссии гарантированы.
Правда, опыт предшествующих саммитов свидетельствует: самая детальная и хорошо подготовленная повестка дня летит под откос, если вспыхивает какой-то острый кризис.
Так, и французское, и мексиканское председательство были вынуждены обсуждать одну тему — греческий долговой кризис, меры по финансовому пожаротушению в зоне евро. Не исключено, что вечная греческая тема спутает карты и в Санкт-Петербурге, хотя пока кажется, что к Афинам все уже относятся как к неизбежной и не очень интересной рутине.
Понятно, что в случае с "Группой двадцати" применима известная поговорка о том, что "все животные равны, но некоторые равнее". Иными словами — главными собеседниками выступают три, максимум четыре державы. Это США, Китай, Европейский союз, точнее — Германия, говорящая от его лица, и, возможно, Япония, благодаря масштабам экономики (однако Токио пребывает в этой группе, скорее, по инерции).
Остальные составляют достаточно важный, но антураж.
Правда, наличие многих стран с разными типами экономики и политического устройства придает обсуждению дополнительную легитимность. Ее лишена, например,"Большая восьмерка", которая была создана как эксклюзивный клуб Запада, и, по сути, им и осталась.
Кстати, фирменным знаком российского председательства станет саммит БРИКС, который запланирован в Санкт-Петербурге на полях общего мероприятия. Хотя БРИКС так и не стал пока консолидированным центром принятия решений по глобальным вопросам, сам призрак этого вызывает постоянную обеспокоенность западных стран.
Многое зависит от организаторских способностей и амбиций страны-председателя. Франция при Николя Саркози приложила титанические усилия, чтобы продемонстрировать, что она не просто предлагает площадку для заседаний, а по-настоящему руководит мировым процессом. Впрочем, в полной мере этого все равно не удалось.
Во время председательства России в АТЭС в уходящем году (в председательство — это не только саммит, но и серия встреч и мероприятий в течение года) многие отмечали, что российские профильные министры проявили себя как умелые организаторы заседаний, которым удавалось приводить к необходимому консенсусу.
Это весьма непросто, поскольку Китай, например, постоянно прибегал к блокированию любых решений. На встречах в рамках председательства в "двадцатке" эти таланты пригодятся не в меньшей степени.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
