В мае литературная премия "Большая книга" объявила шорт-лист, в который вошли 14 произведений, а 27 ноября будут объявлены трое победителей. Накануне объявления решения жюри РИА Новости предлагает освежить в памяти шорт-лист премии и прочитать или перечитать фрагменты произведений финалистов, которые ежедневно (до объявления победителей) будут публиковаться в рамках проекта Weekend.
Через семь минут мы сидели в белом помещении с замечательным кондиционером, обдуваемые со всех сторон так, что я даже под стол заглянул – откуда там веет мне прямо в брючины.
Милаев приготовил нам кофе, пока я четыре раза покурил.
- Изучали их игры, - сказал Милаев, уютно усевшись напротив, - И, знаешь, они ничем не отличаются по составу, интенсивности, атрибутам действия от игр в любом детском саду.
Пожалуй, степень агрессии даже занижена.
- Им показывают сцены убийств, - продолжил Милаев, помолчав, - Они пугаются и смотреть не хотят. Даже плачут…
- Так они всё- таки плачут? – несказанно удивился я.
- Да, - легко согласился Милаев, - Рёв стоял!
Озадаченно я переставлял сигаретную пачку на столе.
- У тебя есть какие-либо мысли по их поводу? – поинтересовался Милаев.
- Нет, - ответил я.
Отпил кофе, которое терпеть не могу, и вдруг, подумав о милаевском вопросе, догадался, что у него как раз мысли есть.
- А ты что-то узнал? – спросил я, - О недоростках? Откуда они взялись вообще?
- О них ничего, - раскрылся Милаев, - Но у меня был другой опыт… Военный. Не знаю, может быть, вам пригодится.
Я затаился, а Милаев всё молчал и, время от времени посматривая на меня, допивая свой кофе.
Допивал так долго, словно у него была чашка с тройным дном.
- Я участвовал в одной из, наверное, последних операций на африканском континенте, - сказал, наконец, Милаев, - Я служил, а затем был контрактником в спецназе, и…
Он поднялся и снова начал готовить себе кофе, сделав перерыв для того, чтобы размолоть с жутким воем зёрна. С минуту он так и говорил, стоя ко мне спиной.
- …и у нас была спецоперация, из которой в итоге ничего не вышло. Нужно было забрать свои вещи с одной захваченной базы. Но политические возможности у нас, сам знаешь, далеко не те – в общем, нашу сторону по дипломатической линии, элементарным звонком на мобильный, один раз застроили, мы быстро свернули свой ковёр-самолёт и отправились домой. Зацепились с местными подразделениями только один раз, и там я, признаться, увидел кое-что, о чём стоит задуматься.
- Ну? – не выдержал я.
- Мы имели встречу с чернокожими детьми, - сказал Милаев, - Одного из их числа взяли.
Лет, от силы, тринадцати. Пацана этого вывезли сюда. Где он сйчас, не в курсе. Но в самолёте он разговорился - он бойко говорил по-английски, и… в общем, рассказал мне кое-что.
***
«<…> За время моей жизни, в деревне случилось два больших события, о них здесь вспоминали каждый день.
Однажды к нам приезжала белая женщина Анжелина.
В городе она усыновила ребёнка, который за семь лет до этого родился в семье, жившей неподалёку от хижины Банеле.
У мальчика умерли родители, он остался один, и духовный наставник взял его на воспитание: так у нас принято. Наставник принимает к себе всех сирот – и, едва они научатся ходить, отправляет их побираться. Обычно они работают на недалёкой от нас каменной дороге: в тех местах, где останавливаются, или медленно едут автобусы. Те, кто постарше, иногда сами добираются до города, чтобы попрошайничать там. А потом духовный наставник забирает у них деньги.
Усыновлённый белой женщиной ребёнок тоже какое-то время после смерти родителей побирался, но вскоре пропал. Все думали, что он был задавлен автомобилем и сброшен в канаву, где его съели звери; или побежал через поле и подорвался на мине, которые остались с прошлой войны.
Но его кто-то увёз в город, поместил в приют, где детей кормят консервами и умывают горячей водой.
А потом белая женщина Анжелина выбрала этого мальчика себе в сыновья: белые дети у неё уже были, она хотела ещё нескольких иного окраса.
Перед тем как забрать нового сына к себе, Анжелина решила привезти его в деревню, где он родился, чтобы попрощаться. Глупый поступок! Если б у меня не было матери, и меня выбрали в сыновья Анжелины – я бы не захотел сюда приезжать и на минуту.
Прознав о прибытии белой женщины, духовный наставник очень всполошился. Он тоже хотел получить денег с Анжелины – это же был его воспитанник, хоть и пропавший два года назад.
За день до приезда Анжелины, всю деревню прочесала полиция, у соседей отобрали даже ножи и мотыги.
Было очень смешно, когда приехал длинный кортеж с целым стадом вооружённых людей. Одного автомата хватило бы, чтобы напугать или убить всю нашу деревню.
Анжелину вышел встречать старейшина. Духовный наставник стоял позади его. Ради такой встречи старейшина нарядился во всё лучшее: джинсы, майка с надписью "вoss". На шею он повесил секундомер и калькулятор, которые когда-то взял у белых путешественников в обмен на услуги и хорошие советы.
<…>
Другой важный случай был спустя три года, когда нас навестили врачи, не понимающие границ.
Они стояли в деревне несколько дней, давали всем вкусные таблетки и брали взамен немного крови.
<…>
Когда врачи уехали, отец с матерью стали жить, как и прежде.
И вся деревня стала жить как раньше, пока не пришла весть о повстанцах.
За три дня все жители разошлись в разные стороны. Кто-то уехал в город, хотя, что там было делать без денег и родни. Кто-то ушёл в другие, дальние селения.
Мы, одни из последних, собирали свои вещи. Отец никогда никуда не торопился. Помню, что поработать в городе он хотел с тех пор, как родился младший брат. Когда брату исполнилось три года, отец уехал на десять дней.
Мать хотела взять с собой в джунгли котелок, а отец не хотел – котелок пришлось бы нести ему, потому что мать несла младшего брата в руках, а тюк с вещами, лепёшками, сушёной рыбой и кукурузой на голове.
- Кому нужен твой дырявый котелок? – сказал отец, - Повстанцы не возьмут эту дрянь.
Отец хотел нести только большой нож.
- Хоть бы кто-нибудь пришёл и убил нас всех, - сказала мать.
Отец ничего не ответил на её слова.
- В чём мы будем варить еду? – спросила тогда мать.
Отец задумался, морщась и часто сплёвывая на землю.
Тут пришёл Президент из семьи Банеле. Он сказал, что отстал на дороге в соседнюю деревню, испугался и решил вернуться.
<…>
Мать, подумав, сказала, что котелок понесёт Президент.
- Я сам понесу! – сказал отец, сразу ставший очень злым.
Мы поднялись и пошли в джунгли. Отец всё никак не мог решить в какой руке ему нести нож, а в какой котелок. Мне казалось, что котелок он сейчас забросит куда-нибудь, но в эту минуту нам навстречу вышло несколько повстанцев, и нож у отца сразу забрали. С одним котелком ему сразу стало проще.
Повстанцы были с оружием и очень возбуждены.
- Ты хотел донести, что мы идём? – спросил один из них у отца.
- Я не знал, что вы идёте, - ответил он.
- А куда ты пошёл? – спросили его.
- Я пошёл в город, - ответил он.
- Донести, что мы идём? – спросили его.
- Я не знал, что вы идёте, - ответил он.
И так они долго разговаривали, а потом повстанцы решили ударить отца прикладом в голову, но он прикрылся котелком, и раздался звон.
Повстанцы вели себя так, словно пришло время кого-то убить, и необходимо было это сделать немедленно.
Отец об этом догадался и от страха сел прямо на землю. Его не стали поднимать.
Зато немолодой повстанец столкнул с ног мою мать, и упал на неё сам.
Я много раз видел, как отец делает так, и не волновался.
Отец тоже сидел на месте, только иногда, щурясь, смотрел в одну точку, словно недавно проснулся и вспомнил о какой-то потере. Но быстро успокаивался, и только гладил себя по ноге.
Заскучав, повстанцы заставили его снять с себя всю одежду, а затем снова надеть её, но только задом наперёд. Отец так и сделал.
- Теперь иди домой! – сказали они ему, смеясь.
Отец неловко пошёл по тропе, сзади у него топорщились грязные колени брюк.
- Ты тоже иди, - сказал матери тот, что только что лежал на ней, а теперь лежал рядом, ленясь одеваться - И вот этого возьми, - он подтолкнул к ней моего младшего брата ногой.
Мать схватила брата за руку, отошла немного и остановилась, ожидая, что сейчас, быть может, отпустят и нас.
- Мне нужны эти дети! – сказала она негромко. Никто не ответил ей, и она несколько раз повторила свою фразу так, словно была эхом самой себя.
Лежавший на ней снял со своего органа скользкую резиновую оболочку, завязал её узлом и кинул в сторону матери:
- Тут несколько тысяч детей, - прокричал он, смеясь.
Потом он поднялся и, указывая в нас с Президентом расставленными рогаткой пальцами, сказал:
- Пойдёте с нами, солдаты.
Повстанцы поправили одежду, и двинулись в сторону каменной дороги. В некотором отдалении пошла за нами и моя мать. А отец – нет, он стоял на своём месте с котелком в руке.
Захар Прилепин "Черная обезьяна". М.: АСТ, Астрель, 2011
