Дмитрий Косырев, политический обозреватель РИА Новости.
Тридцать лет назад, 12 ноября 1982 года, после смерти правившего 18 лет Леонида Брежнева, наша страна вступила в эпоху перемен. Вот только эпоха поначалу была странной, поскольку сменил Брежнева не молодой и энергичный реформатор, а фактически уже инвалид Юрий Андропов. Который за свои 15 месяцев у власти (из них последние пять в больнице) почти ничего не успел поменять.
Закрытая дверь
Наиболее интересное в Андропове – он сам. Более закрытую личность трудно представить даже в брежневскую эпоху, когда "не раскрываться" было правилом, и не только в Кремле.
Вообще-то об Андропове написано немало, в том числе книг. И главная из характеристик в них – аскет, он и вся семья. Собственного (не казенного) имущества у них не было почти никакого. Ненавидел подхалимов, награды и почести. Все это было важно в 1982 году, когда коррупция и лесть поразила правящую верхушку, и все об этом знали.
Что же таилось за закрытой дверью? В ту эпоху нормой были высшие лидеры, чья загадка заключалась в отсутствии таковой: пустота. Да вот хотя бы "второе издание" Андропова, Константин Черненко, почти полностью повторивший его судьбу во главе страны: о нем просто нечего сказать.
А у Андропова, во-первых, были стихи – он их писал всю жизнь. Но никому не показывал. Во-вторых, он читал книги, всякие и обо всем, сотнями. Из воспоминаний врачей, лечивших его почти весь срок на высших постах в государстве: читал без перерыва, даже когда открывался уже только один глаз. Говорил врачам, что никто этому не верит – но он может дословно повторить любую страницу из только что проработанных. Из подобных феноменов известен разве что американский генерал Дуглас Макартур, который мог освоить в день пару книг, пачку журналов – и все помнил, что подтверждали адъютанты.
На близкой дистанции поражала незабываемая внешность Андропова, которую официальные портреты никак не передавали: очень большая, но сплющенная с боков голова, делавшая лицо узким. Общение с ним было как разговор с высшим инопланетным разумом, когда говорятся только поразительно важные вещи. И лишь потом оказывалось, что сам-то Андропов как раз ничего не сказал, только задавал хорошие вопросы.
Больные почки у Андропова были всю жизнь, в том числе поэтому он не попал в число ветеранов Великой Отечественной. Полный же диагноз к тому самому 1982 году был и совсем пугающим: в организме отказывало почти все. Но при этом он работал без перерыва, на искусственной почке, на еще нескольких медицинских приборах. Работал лежа – когда сидеть уже не мог.
Будапешт и Прага
Андропов как политик высшей лиги начался с 1956 года, событий в Венгрии. До того он был мелкой сошкой – комсомольский и партийный работник в Карелии, инспектор ЦК КПСС, не лучший сотрудник МИД, посол в Будапеште. Когда началось будапештское восстание, могло показаться, что тут не до послов – вопрос "что делать?" решался уровнем куда выше. Однако главным персонажем в том деле оказался именно посол Андропов. И мгновенно стал легендой.
Тут надо вспомнить, что 1956 год в Будапеште был мало похож на "бархатную" Пражскую весну 1968-го. В Венгрии с самого начала убивали, все всех, десятками и сотнями, часто с редкой жестокостью. И посол, вообще-то, рисковал.
Что тогда поразило окружающих в его поведении? Беспощадная холодность кобры, быстрота выводов (это он первым сказал, что надо вводить в столицу советские войска). Выдержка и жестокость в шпионских по сути играх с лидерами страны или восстания, которые по итогам этой игры оказались в тюрьме, а некоторые оттуда не вышли. Удачный подбор нового лидера – Яноша Кадара. Это благодаря Будапешту Андропов стал в 1967 году главой КГБ и одной из ведущих фигур в руководстве.
Но вот второй эпизод – 1968 год, ввод войск уже в Чехословакию. Другая ситуация, потому что советские "шестидесятники" (писатели, поэты, артисты, а с ними и их аудитория) были друзьями и единомышленниками пражских реформаторов.
Однако "шестидесятники" были разные, это не то же самое, что диссиденты 70-х. Василий Аксенов, описывающий те дни в своем романе "Таинственная страсть", говорит, что мечтал поехать в Прагу и стрелять в советские танки. Евгений Евтушенко – тут другая история. Он, уже всемирно популярный, слушал на радиоволнах призывы чехов в Москву, к своим, к "шестидесятникам": ребята, сделайте что-то, Евтушенко, не молчи!
И Евтушенко не молчал. Он написал стихотворение "Танки идут по Праге", а заодно послал письмо Брежневу и главе КГБ Андропову.
Андропов пригласил его к себе и (по словам Аксенова) сказал: при Сталине вас бы расстреляли, а мы вас отправим в Америку. Хоть на месяц, хоть на полгода (с командировочными). Говорите там, что хотите. Только одно условие – передайте вот это письмо одному из деятелей администрации США. Тут наша благодарность за сдержанную реакцию американского правительства на наш ввод войск. Евтушенко опустил глаза к конверту – на нем стояло имя Роберта Кеннеди.
Человека, который был способен на работу такого класса, в высшем слое советского руководства тогда попросту не было. Да и после Андропова тоже, возможно, не было.
Водка и Горбачев
Все-таки замышлял ли, начинал ли в 1982 году реформы Андропов? Ответ приходится угадывать по частностям, но в целом он очевиден – да.
Перед нами единственно возможный для той ситуации в СССР реформатор: обладавший базой власти и информированный (КГБ знал и мог почти все), вызывавший страх и уважение, и очень умный.
Реформаторы, в отличие от революционеров, всегда приходят изнутри системы. Они знают ее, и поэтому действуют медленно. Вспомним, что делал Дэн Сяопин в первые два-три года после прихода к власти. Физически уничтожил "банду четырех" (включая вдову своего предшественника Мао Цзэдуна), убирал прочих конкурентов и шел на осторожные, локальные эксперименты. Ровно то же, кажется, делал и Андропов.
Оценка его работы во главе страны – дело сложное, прежде всего из-за бешеной эмоциональности книжных и прочих суждений. Что понятно. Андропов сажал, в лагеря и психлечебницы, диссидентов, относясь к этому как к "будапештской операции". Хотя кого-то лишал гражданства и высылал за границу.
И в 1982 году он начал с того, что сажал – в этот раз коррупционеров, связанных с семьей Брежнева и прочих лидеров. СМИ в СССР были не совсем такими, как сейчас, но про эти аресты почему-то все знали. И они вызвали к новому лидеру добрые всенародные чувства, так же как появившаяся тогда дешевая (и мерзкая) водка, мгновенно поименованная "андроповкой". Михаил Горбачев, помнится, пошел по другому пути ("полусухой закон") и на этом много потерял.
Что это все означает? Андропов, как Дэн, расчищал себе площадку и завоевывал популярность. И завинчивал гайки, готовясь к "зоне турбулентности" – отсюда эта странная, резко начавшаяся и резко кончившаяся кампания по отлову людей, которые были днем не на работе.
Тут есть одна малоизвестная история. Андропов после прихода к власти, также в порядке расчистки площадки, нанес удар не только по старым "друзьям" – диссидентам или по коррупционерам, – а и по набравшей в 70-е годы силу "русской", "славянской", "патриотической" партии (кое-кого даже посадил). Публицисты которой и поставили ему потом в вину шаги, сводившиеся – как мы сегодня видим – к подготовке наследников-реформаторов. Раскопали много фактов, очень подробно описали как сами эти шаги, так и обрывочные фразы Андропова, показывавшие, что он знал, что делает.
Возвращение из Канады Александра Яковлева, будущего горбачевского идеолога – работа Андропова. Позиционирование Михаила Горбачева как будущего лидера – работа Андропова. Неагрессивная внешняя политика – дело рук или Андропова, или Громыко, но скорее первого. А прочее – остается только гадать: что он еще сделал бы.
Личность и эпоха Андропова будоражат чувства по многим причинам, но одна из них главная. Историки пытаются внушить людям, что у истории нет сослагательного наклонения: нельзя узнать, "что было бы, если бы". А люди сопротивляются. Люди любят сослагательное наклонение, им хочется переписать историю, вписав туда то, чего не было – например, долгую и лишенную потрясений эпоху успешного реформатора Юрия Андропова.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
