Федор Лукьянов, главный редактор журнала "Россия в глобальной политике", для РИА Новости
Вокруг поставок российского оружия в Ирак разворачивается настоящая детективная история. Днем в субботу официальный представитель главы правительства этой страны сообщил, что его шеф принял решение отменить масштабную сделку по поставкам Багдаду вооружений и военной техники, которая была подписана во время визита иракского правительства Нури аль-Малики в Москву месяц назад. По словам чиновника, когда аль-Малики вернулся из поездки в Россию, у него возникли подозрения о наличии коррупции в этой договоренности, что и послужило основанием для отмены. "Сейчас по этому делу ведется расследование".
Но уже вечером в субботу, по сообщению телеканала "Аль-Джазира", министр обороны Ирака Садун ад-Дулайми заявил на пресс-конференции в Багдаде: "Контракт выполняется по плану". Ясность относительно поставок партии российского оружия на сумму 4,2 млрд долларов, вероятно, появится в ближайшие дни. Но проанализировать причины возникновения такой нестандартной ситуации можно уже сейчас.
Согласно информации, которая появлялась в прессе после встреч Нури аль-Малики в Москве, стороны договорились о поставках Ираку 30 ударных вертолетов Ми-28 и 42 зенитных ракетно-пушечных комплекса "Панцирь". В случае реализации этой сделки, первой со времени свержения Саддама Хусейна, Россия становилась бы вторым после США поставщиком военной техники в Ирак, который при прежней власти потратил в общей сложности более 30 миллиардов долларов на закупки вооружений в СССР.
Итоги октябрьских переговоров между Россией и Ираком были восприняты как почти сенсационные. На фоне явного осложнения отношений Москвы с большинством арабских стран из-за Сирии Ирак, занимающий в силу близости с Ираном, сдержанную позицию, является удобной возможностью доказать способность России сохранять присутствие в регионе. К тому же поворот Багдада к Москве стал бы еще одним обидным подтверждением неудачи политики Соединенных Штатов в этой стране.
Потратив сотни миллиардов долларов и потеряв несколько тысяч жизней своих военнослужащих (жертвы среди населения Ирака исчисляются сотнями тысяч), США получили государство, которое наладило тесные отношения с главным врагом Вашингтона — Тегераном, а по большинству вопросов стремится занимать независимую позицию. Контакты Багдада с Тегераном американские официальные лица публично пытаются не замечать, хотя в Конгрессе и поднимается вопрос о том, чего, собственно, добились в результате войны, которая обошлась очень дорого не только в буквальном, но и в переносном смысле — с точки зрения репутации Вашингтона.
Новости из Москвы месяц назад вызвали у американских журналистов недоуменные вопросы к официальному представителю Госдепартамента Виктории Нуланд: за что, мол, сражались, если они теперь ездят делать бизнес к опасному конкуренту? Чиновница изобразила равнодушие (у нас, мол, контрактов с Ираком в три раза больше), и, конечно, ничего другого сказать не могла — демонстративно одергивать суверенное государство и запрещать ему иметь дело с другим столь же суверенным — значит провоцировать крупный скандал.
Однако, судя по нынешним сообщениям из Багдада, на деле Соединенным Штатам совсем не безразлично, с кем имеет дело тамошнее руководство. Не надо обладать инсайдерской информацией, чтобы предположить, что на самовольного аль-Малики было оказано сильное давление и ему объяснили, кто должен остаться главным другом Ирака.
Семь лет оккупации показали, что удержать Багдад под своим протекторатом Америке не удастся, хотя надо отдать должное американским стратегам — они погасили катастрофическую вспышку насилия в Ираке в середине 2000-х и создали условия для новой политической конструкции. Выборы в Ираке, несмотря на все сложности, прошли вполне демократические, то есть их итоги отражают расстановку сил и предпочтений в стране. Тут-то и оказалось, что в случае свободного волеизъявления люди на Ближнем Востоке голосуют совсем не за тех, кто видится оптимальными из Вашингтона.
Шиитское большинство Ирака, которое подавляли при Саддаме, стало смотреть в сторону единоверцев из Ирана. Считать нынешние багдадские власти иранскими марионетками, конечно, нельзя, но понятно, что аль-Малики и его соратники чутко прислушиваются к голосу Тегерана и Кума. Сирийская коллизия кристаллизовала особое положение Ирака среди арабских стран. Не случайно Владимир Путин заявил по итогам переговоров с Нури аль-Малики, что взгляды России и Ирака на сирийский кризис практически совпадают.
Потребность Ирака в более тесных отношениях с Россией обусловлена именно этим промежуточным положением между различными региональными лагерями. США ожидают от Багдада лояльности, глядя на его повестку дня с растущим недовольством.
Ведущие арабские страны, сплотившиеся против Башара Асада, начинают смотреть на аль-Малики как на новое издание проиранской "пятой колонны". При этом и окончательный дрейф в сторону Ирана для Багдада чреват большими проблемами. Во-первых, утрата самостоятельности малоприятна, даже если она происходит в пользу близкого партнера. Во-вторых, шииты в Ираке не абсолютное большинство, и правительству приходится во имя устойчивости страны учитывать мнение остальных.
В этих условиях обращение к России — идеальный выход. Москва не имеет явных политических амбиций в отношении Ирака, никто здесь не стремится к модели, которая существовала при Саддаме Хусейне. Россия заинтересована в расширении рынков, тем более что перемены в Ливии и Сирии сужают пространство возможностей, а за это готова оказывать политическую поддержку.
"Арабская весна" показала, что Россия не является ключевым игроком на Ближнем Востоке, но в то же время продемонстрировала и то, что без участия и поддержки Кремля всерьез повлиять на ход событий тоже не получится. А в ситуации, когда нужен балансир, нужекто-то, кто может не то чтобы изменить всю игру, а стимулировать тот или иной ее сценарий, Россия — как раз весьма подходящий вариант.
Здесь, однако, в дело вступают большие внешние интересы. США не могут позволить себе вновь потерять Ирак, который возвращает себе ведущие позиции в мировой нефтедобыче. Это неприемлемо политически и проигрышно экономически, тем более что будущее остальных нефтедобывающих держав региона сейчас куда менее определенно, чем еще пару лет назад.
Вашингтон использует все средства, чтобы убедить Багдад, что только Америка может играть роль опорного партнера.
Отдельным фактором, имеющим отношение и к российско-иракским перспективам, выступает курдский вопрос. Иракский Курдистан формально подчиняется Багдаду, однако фактически всей полнотой власти там обладает Региональное правительство Курдистана (РПК). Центральные власти крайне нервно воспринимают любые договоренности, которые иностранные компании заключают с РПК, будь то российская "Газпром-нефть" или американский «Эксон-Мобил». Буквально на днях Багдад потребовал от отечественной корпорации отказаться от контрактов с Курдистаном, в противном случае ее будет запрещена разработка крупного месторождения Бадра.
В Москве, между тем, ждут главу Курдистана Масуда Барзани. Можно предположить, что решение Нури аль-Малики связано с желанием продемонстрировать России недовольство ее контактами с курдами, однако, этот мотив вряд ли решающий — слишком резкий шаг, к тому же последствия могут быть обратными.
Москва обидится (это неизбежно, учитывая высокий уровень договоренностей, оскорбительный характер формулировки отказа и полученный резонанс) и только активизирует связи с Эрбилем (центр Иракского Курдистана).
Курды же медленно, но верно выдвигаются на авансцену всей ближневосточной политики — их пробуждение в бурлящей Сирии ставит Турцию в крайне неудобное положение и вообще возвращает на повестку дня тему крупнейшего в мире народа без собственной государственности.
Похоже, что вокруг Ирака, его дальнейшей судьбы, начинает завязываться новый узел противоречий, казалось бы, раз и навсегда разрубленный американским вторжением 2003 года. И Россия снова становится участником большой игры.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
